К кому мы идем в церковь?

Священник Сергий Круглов

Источник: Православие и мир

– Вы крещены, считаете себя христианином?

– Конечно.

– А отчего же не идете в церковь?

– Да знаете, я там был уже однажды, насмотрелся на вашу церковь.... Зашел в храм, в первый раз, ничего не знаю, робею, столько жизненно важных вопросов – но куда-то ступил не туда, и какая-то злобная старуха на меня наорала (вариант: равнодушный поп не выслушал, отнесся без понимания), так что больше я туда не ходок... Верую сам по себе, читаю дома Библию, молюсь Богу как умею, этого для меня достаточно.

Примерно такой диалог хорошо знаком, наверное, каждому священнику. Да и каждый из нас, так или иначе, сталкивался с таким вот отношением некоторых приходских аборигенов к вновь зашедшим в храм.

Совсем недавно один батюшка мне рассказал случай: заходит к ним в храм девица внешности весьма яркой. На нее тут же набросились бабки-прихожанки: "Ты что это накрасилась, бесстыдница!" Та опешила: "Да я вовсе не красилась, это я так всегда выгляжу..." Реакция бабок была потрясающей: "Если уродилась с такой ... внешностью, нечего в храм переться!" – многоточием я заменил некое крепкое выражение, которое не привел здесь по соображениям пристойности.

Да, не новость, увы, почти общее место в нашей с вами церковной современности... Меня же более занимает вот какой момент: что именно мы отвечаем людям, которые, столкнувшись со "злобной церковью", более в храм ни ногой?

Одна разновидность ответа: "Ну и что, что наорали! Не обращайте внимания. Ведь вы идете не к людям, а к Богу..." .

Ответ неправильный. Не только к Богу мы идем в Церковь. Церковь – это семья: Бог – Отец, а мы – дети. Братья и сестры. В одиночку к Богу не приходит никто, и заповедь любить Бога и любить ближнего остается главной заповедью. Ради главного дела единства, ради преодоления одиночества – Евхаристии, Тела и Крови Христа, питающих нас и соединяющих с Богом и друг другом, и существует все в Церкви – храмы, колокола, иконы, догматы, каноны, традиции.

Да, все мы в Церкви обычные смертные люди, противные, грешные, со своими слабостями – но какие уж есть. Проявления греха – это да – у нас случаются иногда такие, что не только от Церкви нас бы надо отлучать, но и попросту порядочному человеку рядом с нами находиться противно.

Это по нашему разумению. А если стать на сторону Бога, на сторону отца и матери... Ведь известно, что чем проблемнее дитя – тем больше болит сердце за него. И всем, всем Бог желает спастись и в разум истины прийти. И любит всех. Его хватает на всех, в отличие от нас – мы маленькие, Он большой.

Получив установку на личное "спасение души", как часто мы хотим перешагнуть, оттолкнуть, затоптать этих, которые вокруг, мешающих нашему спасению и стяжанию благодати, как хотим остаться с Богом только один на один! И вот мы стоим в пустоте перед Ним – и слышим вопрос, исполненный боли и любви: "Где же брат твой?" – вопрос, уже однажды Богом заданный, сами знаете кому...

Поэтому не точнее ли будет сказать нашему собеседнику: "Да, ты пришел в храм – но разве видел Церковь? Ты видел просто злобную старуху или нерадивого священника. Это еще не Церковь... Разберись в себе: действительно ли хочешь преодолеть свое одиночество, быть с Богом и иметь жизнь вечную? Если да – пробуй войти в Церковь снова и снова, и увидишь: там есть и другие люди, и найдешь тех, кто близок тебе по духу. И поймешь, о чем Церковь говорит в своей молитве: "Сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим"...

Догматика, аскетика, груз церковных традиций – все-таки Церкви две с лишним тысячи лет, не шутка, много всего наросло. Но как же нам, христианам то ли начала третьего тысячелетия, то ли конца времен, кто исповесть, надо беречь, если есть, и искать, если потеряно, именно вот это : "По тому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою".

МЕСТО СПАСЕНИЯ

Страшный сон видит иеромонах:

Мегаполис наполнен

Угольнолиловым дождем

И голубыми.

Упругие, скользкенькие, одутловатые,

На лягушьих циркулем ножках,

Они – всюду,

Тенями перебегают на фоне струящегося неона реклам,

Визгливо хихикают, ежатся,

Голосуют на обочинах пульсирующих тротуаров,

Спасаясь от дождя,

Голубые протискиваются друг к другу в розовые

Аккуратненькие пежо.

Да что ж такое! полон город

Этой пакости! Да где же вы, социально близкие –

Бабки-колдовки, суеверные тетки-вахтёрши,

Воры, алкоголики, скинхеды, директора

Инвестиционных фондов!

Иеромонах отчаянно кричит –

И просыпается. Бух, бух сердце. Господи, помилуй.

Скоро служить Литургию (запасов

Муки на просфоры и ядовито-фиолетового

Технического кагора, производства Беслана,

Хватит еще на полгода.

Что будет дальше –

Об этом иеромонах старается не думать:

День настал – вот и

Довлей, его злоба).

Единственное, к чему за эти годы

Иеромонах так и не смог привыкнуть –

Отсутствие молящихся в храме

(Хорошо хоть, всякий раз во время Херувимской

Из нор выходят

Обитатели пепла, двуглавые крысы,

Розовые, слепые,

Садятся в рядки, тонко, печально

Поют беззубыми роговыми ртами,-

Хоть кто-то живой).

Иеромонах напяливает ОЗК,

Делает три поклона

У подножия ржавой железной лесенки, уходящей ввысь,

Осеняет себя крестом, карабкается

И, с усилием сдвинув массивный свинцовый люк,

Вылезает из бункера.

Господи, прости меня, грешного,

Глупого человека! конечно,

И нынче в мире – то же,

Что и вчера, и третьего дня, и завтра:

Пепел,

Пепел от горизонта до горизонта.

В последнюю бомбардировку никто не выжил.

От города и монастыря – только, серые на сером, тени,

От братии – только помянник.

Собственно, вот же земля, вот – где-то вверху – небо,

Вот – данное мне место спасения,

Другого не будет, почва и подножие

Грядущего Твоего Царства,

Вот Бог и душа, вот и весь монах, – но и всё же,

Всё же: ни единого

Самого завалящего ближнего,

Подлежащего возлюбленью!