Депортация
- 18.05.10, 22:19
66 лет назад советские власти депортировали крымских татар. Сегодня на полуострове - день скорби.
Калайджи Жулиде Ибраимовна, родилась 24 мая 1937г. в г. Симферополе.
Семья состояла из четырёх человек: бабушка Челебиева Ава-Шерфе (1867), папа Калайджи Ибраим (1895), мама Челебиева Нурие (1908) и я. 18 мая 1944 года ночью раздался стук в калитку, лаяла наша собака. В комнату вошли несколько вооруженных человек в военной форме. Группу возглавлял майор. Он сказал, что нас выселяют и разрешил взять груз по 50 кг на человека и дал срок 30 минут. Произвели обыск, взрослые начали собираться. Нас на грузовике привезли на вокзал. Шёл холодный дождь. В вагоне было два яруса и много народа. Нам достался верхний ярус. Как только поезд тронулся, мужчины прорубили дырку для туалета. Воду добывали на остановках. Горячую пищу дали 1-2 раза. Медицинскую помощь оказывала моя мама, она была медсестрой.
Ехали мы 18 суток. 6 июня состав выгрузили на ст. Хилково в г.Бекабад Ташкентской области. Там были заготовлены землянки. Нашей семье выделили два лежака в землянке. Рядом с нами была землянка-медпункт, где мы все по очереди побывали. Вещи в дороге завшивели, насекомые ползали везде. Из нашей землянки людей подвергли повторной депортации, несколько семей повезли в Сталинабадскую область. Воспользовавшись тем, что комендантов ещё не было, мы перебрались в село Стретенка (8 км от Бекабада). 1,5 месяца жили в парке под открытым небом. Тут, в колхозе им.Дзержинского, папа встретил много знакомых, в одной из бригад нашёл маму и братьев. Первым нашим комендантом был крымский татарин Эминов. В Бекабад ездить было нельзя. В 16 лет меня взяли на учёт у коменданта Мельникова. Он был безграмотным солдафоном, не умел читать, унижал человеческое достоинство.
В 1954 г. я закончила 10 классов и написала заявление, чтобы разрешили выехать в Ташкент для сдачи документов вуз. Это был первый год, когда разрешили поступать в учебное заведение Ташкента, до этого можно было только в Самарканд. Когда пишут о депортации, упускают один момент. Ведь в 1946г., буквально перед реформой 1947 г., выдали живым и умирающим по 5000 рублей. А в 1947 г. была девальвация 1х10, она не распространилась на переселенческую ссуду. Деньги удерживали по 5000 рублей с живых и детей умерших, вплоть до 1956 г. К этому моменту многие успели её выплатить.
Табах Усеин Аметович, родился в 1938 году в селе Ускут (ныне Приветное) Алуштинского района.
Семья состояла из 13 детей, 5 из которых умерли до войны. Когда началась война трёх старших братьев забрали на фронт. 18 мая 1944 года моих родителей и нас пятерых детей, как и других моих соотечественников, загрузили в вагоны и вывезли из Крыма. Целый месяц мы ехали в товарном вагоне. Везли нас в Узбекистан. Привезли на станцию Масальский Ферганской области. Распределили по узбекским семьям. Жили в тесных маленьких комнатах без окон и дверей. Моя младшая сестренка, которой исполнилось 2 года, умерла через два месяца. Мы голодали, так как работать было не кому, все были детьми. Отец умер через 4 месяца после депортации. В 1946 г. меня и старшую сестру отдали в детский дом. Когда старшие братья вернулись из фронта, они нас забрали к себе. Времена были очень трудные, каждый день гибли люди. Мы переболели малярией, дизентерией. Сейчас нас осталось трое из 13 детей. Все мы пенсионеры, есть дети, внуки.
Османова (Табакъ) Махбубе, родилась 2 сентября 1929 г. в г. Бахчисарае, на улице Санаткяр 56 (ныне Толбухина 29).
Состав семьи: отец Табакъ Шакир (1897), мать Мерзие Къадыр кызы (1903), сестра Усние (1920 г., она была замужем и жила отдельно), братья Сеитумер (1925), Сервер (1934), Энвер (1937) и я.
18 мая 1944 года в 4 часа утра постучали в дверь солдаты и дали 5 минут на сборы. Успели только одеться, ничего с собой не взяли. Всех жителей собрали на перекрёстке улиц Аккач мааллеси и Кады мааллеси, где находилось кладбище Сары-Дере.
В вагоне было 40 человек взрослых. В пути пару раз давали баланду, туалета, медобслуживания не было. Сестра Усние принимала роды у одной беременной женщины. Умерших не успевали хоронить, приходилось просто оставлять их на пустынных полях. Ехали около 22 суток. Выгрузили на станции Зиядин Самаркандской области, оттуда отправили в колхоз "Ахунбабаев", находящийся в 20 км от неё. Жили у узбеков в сараях для скота. Свободное передвижение по району было только в радиусе 8 км от места жительства. В 1945 г. отец заболел воспалением лёгких, им разрешили перебраться в Самарканд к родственникам. Те, кому было более 16 лет, до 1956 г. каждый месяц отмечались в комендатуре. Органы власти встречали недружелюбно. Чтобы не умереть от голода, прячась от милиции, продавали тапочки, которые тайком сами шили. Выполняли временную тяжёлую работу (грузчик, уборщик и т.д.).
В 1945 г. от малярии умер отец. Так же умер сын сестры Усние. Младшие ходили в русскую школу, а старшим было не до учёбы, нужно было выжить и накормить младших.
Мурадасилова (Нафеева) Мерьем, родилась 14 апреля 1925 г. в деревне Уркуста Балаклавского района.
В 1937г. отца арестовали и мы, как семья "врага народа" были вынуждены покинуть родную деревню.
17 мая 1944 г. в деревню Мулла-Эли Симферопольского района, где я жила со свекровью и дочкой, прибыли вооруженные солдаты и остановились в наших домах. В 4-5 утра, когда деревня спала, нас разбудили и объявили, что от имени Советской власти нас выселяют из Крыма и дали на сборы 15 минут. На мой плач и крик "за что", ответили: "За предательство". Хотя мой муж в это время был на войне. Мы растерялись, а они тем временем проводили обыск, рылись в чемоданах, забирали всё, что им нравилось. Были у меня деньги, их тоже забрали. Я вспомнила, за неделю до этого обходили татарские дома и переписывали имущество, а мы ничего не подозревали.
Нам разрешили взять с собой 20 кг вещей. Но за 15 минут от растерянности мы не знали что брать. Взяли кое-что из еды и чемодан с вещами, из которого военные вытащили понравившиеся им вещи. Во дворе уже стояла машина и дом был окружен солдатами. Машины загрузили и под охраной солдат повезли нас как арестованных через весь Симферополь. Город ещё спал. Привезли на станцию Сарабуз и загрузили всю деревню в один вагон, в котором видно возили военнопленных, потому что он кишел вшами.
В пути нас не кормили, люди ели у кого что было. В вагоне был только один мужчина старик. Остальные были дети, женщины и старушки. Нужду справляли в ведро, которое выносили на стоянках. В пути следования никакой медицинской помощи нам не оказывали. Я была больна, и за ребёнком ухаживали попутчики по несчастью.
Везли нас не менее трех недель. Привезли в Ташкент, где мы вышли из вагонов жалкие, измученные, заплаканные. Местные жители, которые встречали нас с кетменями и палками, были удивлены, увидев таких "предателей".
Наш вагон прицепили к пригородному поезду и привезли в Ташкентский район. Оттуда меня увезли в больницу с ребёнком, у которого была дизентерия. Остальных увезли в кишлак Керевчи. Из больницы я приехала в этот кишлак, где и нашла свою свекровь, сидящей на узелочке. Кроме неё осталось ещё несколько семей, остальные уже где-то разместились. Мы просидели неделю. Никому до нас не было дело. Не имея ничего кроме муки, я готовила быламык на кирпичиках. Однажды к нами подошли две женщины. Одна из них работала бригадиром в колхозе. Они поместили нас у себя во времянке, помогали как могли, хотя сами жили в нищете.
Работать нас гоняли на хлопковое поле. Мне вручили тяжёлый кетмень, но после болезни я не могла её поднять. Бригадир узнав, что я грамотная послал меня в контору работать табельщицей.
Каждый месяц мы должны были отмечаться в комендатуре. Голод, дизентерия и малярия косили людей. Хоронить было некому, каждый второй болел. В первые годы депортации умерли 2 брата мужа и семья его двоюродного брата. В 1946 г. от дизентерии умерла свекровь. Потом умерли мама и две сестры. Мои дочери получили образование на русском языке. Нашему народу был ограничен или закрыт прием во все вузы, кроме строительных.
Мой муж Мурадасылов Джафер родился 1 мая 1923г. На войне был пулемётчиком. Имеет награды. Когда он вернулся в родную деревню, односельчане встретили его со слезами. Говорили, что не виноваты, что его семью и остальных крымских татар вывезли тайком, пока деревня спала. Дом был разграблен, даже стены были изрыты. Видимо искали клад. Сельчане собрали ему в дорогу продуктов и денег. Он попрощался с ними, сходил напоследок на могилу отца и выехал в Узбекистан в поисках своей семьи.
Я родился и вырос в Крыму. Никогда ничего плохого о татарах не видел и не слышал. Всегда относился к ним с уважением. Они, к сожалению для нас, славян, и к счастью для них самих, более трудолюбивые и держаться плеча друг друга. Именно это позволило им сплотиться и потихоньку вытеснить славян из некоторых сфер полуострова. Но винить в этом надо не их, а нас. Они приехали выживать. А мы привыкли просто лениво жить. Выражаю соболезнование в связи с трагедией депортации. Виновные должны быть наказаны - преступление депортации - это преступление против человечества, без срока давности.
Калайджи Жулиде Ибраимовна, родилась 24 мая 1937г. в г. Симферополе.
Семья состояла из четырёх человек: бабушка Челебиева Ава-Шерфе (1867), папа Калайджи Ибраим (1895), мама Челебиева Нурие (1908) и я. 18 мая 1944 года ночью раздался стук в калитку, лаяла наша собака. В комнату вошли несколько вооруженных человек в военной форме. Группу возглавлял майор. Он сказал, что нас выселяют и разрешил взять груз по 50 кг на человека и дал срок 30 минут. Произвели обыск, взрослые начали собираться. Нас на грузовике привезли на вокзал. Шёл холодный дождь. В вагоне было два яруса и много народа. Нам достался верхний ярус. Как только поезд тронулся, мужчины прорубили дырку для туалета. Воду добывали на остановках. Горячую пищу дали 1-2 раза. Медицинскую помощь оказывала моя мама, она была медсестрой.
Ехали мы 18 суток. 6 июня состав выгрузили на ст. Хилково в г.Бекабад Ташкентской области. Там были заготовлены землянки. Нашей семье выделили два лежака в землянке. Рядом с нами была землянка-медпункт, где мы все по очереди побывали. Вещи в дороге завшивели, насекомые ползали везде. Из нашей землянки людей подвергли повторной депортации, несколько семей повезли в Сталинабадскую область. Воспользовавшись тем, что комендантов ещё не было, мы перебрались в село Стретенка (8 км от Бекабада). 1,5 месяца жили в парке под открытым небом. Тут, в колхозе им.Дзержинского, папа встретил много знакомых, в одной из бригад нашёл маму и братьев. Первым нашим комендантом был крымский татарин Эминов. В Бекабад ездить было нельзя. В 16 лет меня взяли на учёт у коменданта Мельникова. Он был безграмотным солдафоном, не умел читать, унижал человеческое достоинство.
В 1954 г. я закончила 10 классов и написала заявление, чтобы разрешили выехать в Ташкент для сдачи документов вуз. Это был первый год, когда разрешили поступать в учебное заведение Ташкента, до этого можно было только в Самарканд. Когда пишут о депортации, упускают один момент. Ведь в 1946г., буквально перед реформой 1947 г., выдали живым и умирающим по 5000 рублей. А в 1947 г. была девальвация 1х10, она не распространилась на переселенческую ссуду. Деньги удерживали по 5000 рублей с живых и детей умерших, вплоть до 1956 г. К этому моменту многие успели её выплатить.
Табах Усеин Аметович, родился в 1938 году в селе Ускут (ныне Приветное) Алуштинского района.
Семья состояла из 13 детей, 5 из которых умерли до войны. Когда началась война трёх старших братьев забрали на фронт. 18 мая 1944 года моих родителей и нас пятерых детей, как и других моих соотечественников, загрузили в вагоны и вывезли из Крыма. Целый месяц мы ехали в товарном вагоне. Везли нас в Узбекистан. Привезли на станцию Масальский Ферганской области. Распределили по узбекским семьям. Жили в тесных маленьких комнатах без окон и дверей. Моя младшая сестренка, которой исполнилось 2 года, умерла через два месяца. Мы голодали, так как работать было не кому, все были детьми. Отец умер через 4 месяца после депортации. В 1946 г. меня и старшую сестру отдали в детский дом. Когда старшие братья вернулись из фронта, они нас забрали к себе. Времена были очень трудные, каждый день гибли люди. Мы переболели малярией, дизентерией. Сейчас нас осталось трое из 13 детей. Все мы пенсионеры, есть дети, внуки.
Османова (Табакъ) Махбубе, родилась 2 сентября 1929 г. в г. Бахчисарае, на улице Санаткяр 56 (ныне Толбухина 29).
Состав семьи: отец Табакъ Шакир (1897), мать Мерзие Къадыр кызы (1903), сестра Усние (1920 г., она была замужем и жила отдельно), братья Сеитумер (1925), Сервер (1934), Энвер (1937) и я.
18 мая 1944 года в 4 часа утра постучали в дверь солдаты и дали 5 минут на сборы. Успели только одеться, ничего с собой не взяли. Всех жителей собрали на перекрёстке улиц Аккач мааллеси и Кады мааллеси, где находилось кладбище Сары-Дере.
В вагоне было 40 человек взрослых. В пути пару раз давали баланду, туалета, медобслуживания не было. Сестра Усние принимала роды у одной беременной женщины. Умерших не успевали хоронить, приходилось просто оставлять их на пустынных полях. Ехали около 22 суток. Выгрузили на станции Зиядин Самаркандской области, оттуда отправили в колхоз "Ахунбабаев", находящийся в 20 км от неё. Жили у узбеков в сараях для скота. Свободное передвижение по району было только в радиусе 8 км от места жительства. В 1945 г. отец заболел воспалением лёгких, им разрешили перебраться в Самарканд к родственникам. Те, кому было более 16 лет, до 1956 г. каждый месяц отмечались в комендатуре. Органы власти встречали недружелюбно. Чтобы не умереть от голода, прячась от милиции, продавали тапочки, которые тайком сами шили. Выполняли временную тяжёлую работу (грузчик, уборщик и т.д.).
В 1945 г. от малярии умер отец. Так же умер сын сестры Усние. Младшие ходили в русскую школу, а старшим было не до учёбы, нужно было выжить и накормить младших.
Мурадасилова (Нафеева) Мерьем, родилась 14 апреля 1925 г. в деревне Уркуста Балаклавского района.
В 1937г. отца арестовали и мы, как семья "врага народа" были вынуждены покинуть родную деревню.
17 мая 1944 г. в деревню Мулла-Эли Симферопольского района, где я жила со свекровью и дочкой, прибыли вооруженные солдаты и остановились в наших домах. В 4-5 утра, когда деревня спала, нас разбудили и объявили, что от имени Советской власти нас выселяют из Крыма и дали на сборы 15 минут. На мой плач и крик "за что", ответили: "За предательство". Хотя мой муж в это время был на войне. Мы растерялись, а они тем временем проводили обыск, рылись в чемоданах, забирали всё, что им нравилось. Были у меня деньги, их тоже забрали. Я вспомнила, за неделю до этого обходили татарские дома и переписывали имущество, а мы ничего не подозревали.
Нам разрешили взять с собой 20 кг вещей. Но за 15 минут от растерянности мы не знали что брать. Взяли кое-что из еды и чемодан с вещами, из которого военные вытащили понравившиеся им вещи. Во дворе уже стояла машина и дом был окружен солдатами. Машины загрузили и под охраной солдат повезли нас как арестованных через весь Симферополь. Город ещё спал. Привезли на станцию Сарабуз и загрузили всю деревню в один вагон, в котором видно возили военнопленных, потому что он кишел вшами.
В пути нас не кормили, люди ели у кого что было. В вагоне был только один мужчина старик. Остальные были дети, женщины и старушки. Нужду справляли в ведро, которое выносили на стоянках. В пути следования никакой медицинской помощи нам не оказывали. Я была больна, и за ребёнком ухаживали попутчики по несчастью.
Везли нас не менее трех недель. Привезли в Ташкент, где мы вышли из вагонов жалкие, измученные, заплаканные. Местные жители, которые встречали нас с кетменями и палками, были удивлены, увидев таких "предателей".
Наш вагон прицепили к пригородному поезду и привезли в Ташкентский район. Оттуда меня увезли в больницу с ребёнком, у которого была дизентерия. Остальных увезли в кишлак Керевчи. Из больницы я приехала в этот кишлак, где и нашла свою свекровь, сидящей на узелочке. Кроме неё осталось ещё несколько семей, остальные уже где-то разместились. Мы просидели неделю. Никому до нас не было дело. Не имея ничего кроме муки, я готовила быламык на кирпичиках. Однажды к нами подошли две женщины. Одна из них работала бригадиром в колхозе. Они поместили нас у себя во времянке, помогали как могли, хотя сами жили в нищете.
Работать нас гоняли на хлопковое поле. Мне вручили тяжёлый кетмень, но после болезни я не могла её поднять. Бригадир узнав, что я грамотная послал меня в контору работать табельщицей.
Каждый месяц мы должны были отмечаться в комендатуре. Голод, дизентерия и малярия косили людей. Хоронить было некому, каждый второй болел. В первые годы депортации умерли 2 брата мужа и семья его двоюродного брата. В 1946 г. от дизентерии умерла свекровь. Потом умерли мама и две сестры. Мои дочери получили образование на русском языке. Нашему народу был ограничен или закрыт прием во все вузы, кроме строительных.
Мой муж Мурадасылов Джафер родился 1 мая 1923г. На войне был пулемётчиком. Имеет награды. Когда он вернулся в родную деревню, односельчане встретили его со слезами. Говорили, что не виноваты, что его семью и остальных крымских татар вывезли тайком, пока деревня спала. Дом был разграблен, даже стены были изрыты. Видимо искали клад. Сельчане собрали ему в дорогу продуктов и денег. Он попрощался с ними, сходил напоследок на могилу отца и выехал в Узбекистан в поисках своей семьи.
Я родился и вырос в Крыму. Никогда ничего плохого о татарах не видел и не слышал. Всегда относился к ним с уважением. Они, к сожалению для нас, славян, и к счастью для них самих, более трудолюбивые и держаться плеча друг друга. Именно это позволило им сплотиться и потихоньку вытеснить славян из некоторых сфер полуострова. Но винить в этом надо не их, а нас. Они приехали выживать. А мы привыкли просто лениво жить. Выражаю соболезнование в связи с трагедией депортации. Виновные должны быть наказаны - преступление депортации - это преступление против человечества, без срока давности.
0
Коментарі