Хэллоу... ин, товарищи!

В поисках новых рыбацких мест, я отправился в Девоншир. В самое его сердце -  торфяные болота, хотя мои друзья предупреждали меня держаться от них подальше. Но, как говорится, были бы мозги, было бы чем передумать...

Забрёл я, значит, в самые дебри Гримпенской трясины, завяз по самые эти... Ну, девочкам по пояс будет...
Стою, значит, пошевелиться боюсь. Тихо шуршит камыш. Где то вдалеке неистово воет собака баскервилей, а в ветвях над головой ухает филин. Трясина, то и дело, урлычит и испускает газы. Мимо равнодушно проплывают гюрзы с медянками и чёрно-свинцовые пенящиеся облака, отражаясь в мёртвой болотной воде. Пиявки, в отличие от змей, с удовольствием облепили моё остывающее тело и принялись тихо перекачивать в себя мою плоть. Комары со слепнями тоже с большим удовольствием впивались в мою нежную кожу, втыкали в неё свои хоботки и живенько так заправлялись моими эритроцитами, после чего тяжёлые, как бомбовозы, тяжело взлетали и были таковы... Но я, почему то, продолжал стоять как очарованный и уже не ощущал дискомфорта.

Невдалеке сидела лягушка, насквозь пронзённая стрелой. Она, то и дело, то подмигивала кокетливо, то закатывала глазки, надувала пенистые пузыри в уголках рта и чуть слышно, но натужно поквакивала. Жалко мне стало квакушку. Решил я освободить её от стрелы. Как только протянул к ней руку, за спиной послышался всплеск и шуршание камыша. Гляжу, из тины тянутся ко мне красивые девичьи руки. Как бы влекут и призывают. Во мне всё остолбенело, на голове приподнялся и без того приподнятый «ёжик» и достаточно промёрзшее тело вдруг покрылось испариной....

- Ты кто? - спрашиваю.
- Кикимора, я. Влюбилась в тебя с первого взгляда и хочу за тебя замуж. И ещё предупреждаю, если откажешься, сожру тебя на ужин... Медленно.

Короче, стали мы жить вместе. Наплодили игошей с шушканами, которые куралесили по болоту до того, что извели там всю живность, превратив его в абсолютно мёртвую лужу. Одно лишь радовало, меня они не трогали и даже внешне были очень похожи на меня. А ещё, всю оставшуюся жизнь, я страдал и мучительно грезил о лягушке. Жалел очень, что не успел поцеловать...