The Bar Story

  • 28.04.10, 12:08
This guy goes to a bar that's on the tenth floor of a hotel. He sits down and has a couple of drinks, then stands up, announces loudly that he has had enough, and goes over and jumps out the window.

 

Now, there are two men who are sitting at a window table, and having that natural human curiosity about the grotesque, watch as this man plummets to certain death. However, just as he is about to hit the ground, he rights himself, pulls his feet underneath himself, and lands gracefully. He then turns and comes back into the building. Naturally, the two men are amazed. The guy comes back into the bar, orders a few drinks, then repeats the process. The two men at the window seat are astounded! When the guy returns and repeats the procedure AGAIN, the two men stop him before he jumps and ask him how on earth he does that. He replies "It's simple, really. There's an air vent down by the ground, and if you catch the updraft, you can right yourself and land on the ground with no problems." Then he proceeded to jump out the window again. Well, these two men decided that they just HAD to try this, so they jumped out the window, and SPLAT! -- made a mess hitting all over the ground.

Meanwhile, the first guy has made it back up to the bar. When he sits down to order his drinks, the bartender says "Superman, you can be a real ------- when you're drunk!"

Ты - женщина похожая на стих

  • 28.04.10, 12:01

Ты - женщина похожая на стих с булавкой в ткани разноцветных строчек - и этим отличаешься от прочих. Ты - ода в книге прозы для двоих. Ты можешь, распуская платья нить, метафорой завлечь и одурманить. Но, как строфу, тебя не позабыть, хоть и вовек не выучить на память.

Ты женщина, ты вечность, ты мгновенье!

  • 27.04.10, 23:03
Ты женщина, ты вечность, ты мгновенье! 
Ты вспышка звездная у неба на груди,
Нет смерти у тебя и нет рожденья,
Лишь восхождение Млечного Пути.

Ты путь пройдешь, сгорая без остатка,
И пеплом мне посеребришь глаза,
У вечности веселая повадка:
Быть гибкой и зеленой, как лоза...
И заменять цветение цветением,
И возникать, и таять в облаках,
И так его любить, свое мгновенье,
Что вечно погибать в его руках!

Красивая женщина - это профессия

  • 27.04.10, 15:45
И если она до сих пор не устроена,
ее осуждают и каждая версия
имеет своих безусловных сторонников.
Ей, с самого детства вскормленной не баснями,
остаться одною а, значит, бессильною,
намного страшнее, намного опаснее,
чем если б она не считалась красивою.
Пусть вдоволь листают романы прошедшие,
пусть бредят дурнушки заезжими принцами.
А в редкой профессии сказочной женщины
есть навыки, тайны, и строгие принципы.
Идет она молча по улице трепетной,
сидит как на троне с друзьями заклятыми.
Приходится жить - ежедневно расстрелянной
намеками, слухами, вздохами, взглядами.
Подругам она улыбается весело.
Подруги ответят и тут же обидятся...
Красивая женщина - это профессия,
А всё остальное - сплошное любительство

Hans Christian Andersen The Silver Shilling

  • 27.04.10, 12:05

There was once a shilling, which came forth from the mint springing and shouting, “Hurrah! now I am going out into the wide world.” And truly it did go out into the wide world. The children held it with warm hands, the miser with a cold and convulsive grasp, and the old people turned it about, goodness knows how many times, while the young people soon allowed it to roll away from them. The shilling was made of silver, it contained very little copper, and considered itself quite out in the world when it had been circulated for a year in the country in which it had been coined. One day, it really did go out into the world, for it belonged to a gentleman who was about to travel in foreign lands. This gentleman was not aware that the shilling lay at the bottom of his purse when he started, till he one day found it between his fingers. “Why,” cried he, “here is a shilling from home; well, it must go on its travels with me now!” and the shilling jumped and rattled for joy, when it was put back again into the purse.

Here it lay among a number of foreign companions, who were always coming and going, one taking the place of another, but the shilling from home was always put back, and had to remain in the purse, which was certainly a mark of distinction. Many weeks passed, during which the shilling had travelled a long distance in the purse, without in the least knowing where he was. He had found out that the other coins were French and Italian; and one coin said they were in this town, and another said they were in that, but the shilling was unable to make out or imagine what they meant. A man certainly cannot see much of the world if he is tied up in a bag, and this was really the shilling’s fate. But one day, as he was lying in the purse, he noticed that it was not quite closed, and so he slipped near to the opening to have a little peep into society. He certainly had not the least idea of what would follow, but he was curious, and curiosity often brings its own punishment. In his eagerness, he came so near the edge of the purse that he slipped out into the pocket of the trousers; and when, in the evening, the purse was taken out, the shilling was left behind in the corner to which it had fallen. As the clothes were being carried into the hall, the shilling fell out on the floor, unheard and unnoticed by any one. The next morning the clothes were taken back to the room, the gentleman put them on, and started on his journey again; but the shilling remained behind on the floor. After a time it was found, and being considered a good coin, was placed with three other coins. “Ah,” thought the shilling, “this is pleasant; I shall now see the world, become acquainted with other people, and learn other customs.”

“Do you call that a shilling?” said some one the next moment. “That is not a genuine coin of the country,—it is false; it is good for nothing.”

Now begins the story as it was afterwards related by the shilling himself.

“‘False! good for nothing!’ said he. That remark went through and through me like a dagger. I knew that I had a true ring, and that mine was a genuine stamp. These people must at all events be wrong, or they could not mean me. But yes, I was the one they called ‘false, and good for nothing.’

“‘Then I must pay it away in the dark,’ said the man who had received me. So I was to be got rid of in the darkness, and be again insulted in broad daylight.

“‘False! good for nothing!’ Oh, I must contrive to get lost, thought I. And I trembled between the fingers of the people every time they tried to pass me off slyly as a coin of the country. Ah! unhappy shilling that I was! Of what use were my silver, my stamp, and my real value here, where all these qualities were worthless. In the eyes of the world, a man is valued just according to the opinion formed of him. It must be a shocking thing to have a guilty conscience, and to be sneaking about on account of wicked deeds. As for me, innocent as I was, I could not help shuddering before their eyes whenever they brought me out, for I knew I should be thrown back again up the table as a false pretender. At length I was paid away to a poor old woman, who received me as wages for a hard day’s work. But she could not again get rid of me; no one would take me. I was to the woman a most unlucky shilling. ‘I am positively obliged to pass this shilling to somebody,’ said she; ‘I cannot, with the best intentions, lay by a bad shilling. The rich baker shall have it,—he can bear the loss better than I can. But, after all, it is not a right thing to do.’

“‘Ah!’ sighed I to myself, ‘am I also to be a burden on the conscience of this poor woman? Am I then in my old days so completely changed?’ The woman offered me to the rich baker, but he knew the current money too well, and as soon as he received me he threw me almost in the woman’s face. She could get no bread for me, and I felt quite grieved to the heart that I should be cause of so much trouble to another, and be treated as a cast-off coin. I who, in my young days, felt so joyful in the certainty of my own value, and knew so well that I bore a genuine stamp. I was as sorrowful now as a poor shilling can be when nobody will have him. The woman took me home again with her, and looking at me very earnestly, she said, ‘No, I will not try to deceive any one with thee again. I will bore a hole through thee, that everyone may know that thou art a false and worthless thing; and yet, why should I do that? Very likely thou art a lucky shilling. A thought has just struck me that it is so, and I believe it. Yes, I will make a hole in the shilling,’ said she, ‘and run a string through it, and then give it to my neighbor’s little one to hang round her neck, as a lucky shilling.’ So she drilled a hole through me.

“It is really not at all pleasant to have a hole bored through one, but we can submit to a great deal when it is done with a good intention. A string was drawn through the hole, and I became a kind of medal. They hung me round the neck of a little child, and the child laughed at me and kissed me, and I rested for one whole night on the warm, innocent breast of a child.

“In the morning the child’s mother took me between her fingers, and had certain thoughts about me, which I very soon found out. First, she looked for a pair of scissors, and cut the string.

“‘Lucky shilling!’ said she, ‘certainly this is what I mean to try.’ Then she laid me in vinegar till I became quite green, and after that she filled up the hole with cement, rubbed me a little to brighten me up, and went out in the twilight hour to the lottery collector, to buy herself a ticket, with a shilling that should bring luck. How everything seemed to cause me trouble. The lottery collector pressed me so hard that I thought I should crack. I had been called false, I had been thrown away,—that I knew; and there were many shillings and coins with inscriptions and stamps of all kinds lying about. I well knew how proud they were, so I avoided them from very shame. With the collector were several men who seemed to have a great deal to do, so I fell unnoticed into a chest, among several other coins.

“Whether the lottery ticket gained a prize, I know not; but this I know, that in a very few days after, I was recognized as a bad shilling, and laid aside. Everything that happened seemed always to add to my sorrow. Even if a man has a good character, it is of no use for him to deny what is said of him, for he is not considered an impartial judge of himself.

“A year passed, and in this way I had been changed from hand to hand; always abused, always looked at with displeasure, and trusted by no one; but I trusted in myself, and had no confidence in the world. Yes, that was a very dark time.

“At length one day I was passed to a traveller, a foreigner, the very same who had brought me away from home; and he was simple and true-hearted enough to take me for current coin. But would he also attempt to pass me? and should I again hear the outcry, ‘False! good-for-nothing!’ The traveller examined me attentively, ‘I took thee for good coin,’ said he; then suddenly a smile spread all over his face. I have never seen such a smile on any other face as on his. ‘Now this is singular,’ said he, ‘it is a coin from my own country; a good, true, shilling from home. Some one has bored a hole through it, and people have no doubt called it false. How curious that it should come into my hands. I will take it home with me to my own house.’

“Joy thrilled through me when I heard this. I had been once more called a good, honest shilling, and I was to go back to my own home, where each and all would recognize me, and know that I was made of good silver, and bore a true, genuine stamp. I should have been glad in my joy to throw out sparks of fire, but it has never at any time been my nature to sparkle. Steel can do so, but not silver. I was wrapped up in fine, white paper, that I might not mix with the other coins and be lost; and on special occasions, when people from my own country happened to be present, I was brought forward and spoken of very kindly. They said I was very interesting, and it was really quite worth while to notice that those who are interesting have often not a single word to say for themselves.

“At length I reached home. All my cares were at an end. Joy again overwhelmed me; for was I not good silver, and had I not a genuine stamp? I had no more insults or disappointments to endure; although, indeed, there was a hole through me, as if I were false; but suspicions are nothing when a man is really true, and every one should persevere in acting honestly, for an will be made right in time. That is my firm belief,” said the shilling.

Кошки-герои

  • 25.04.10, 07:41
Часто говорят о том, что кошка в противоположность собаке бывает более
преданна дому, нежели хозяину, и что судьба последнего ее мало
занимает. Конечно, если мимоходом поманить на улице кошку, то она не
станет умильно махать хвостом или валяться в ногах лишь потому, что на
нее обратил внимание праздных прохожий. Такая преданность не в ее
правилах.
Но это создание способно на глубокую и сдержанную привязанность, к
тому, кого она сочтет достойным своего доверия и дружбы, и может даже
совершить самоотверженный поступок, почуяв грозящую ее хозяину
опасность. Не все кошачьи характеры способны на это, но есть среди них
и свои герои.
Не так давно (в конце 80х) жила где-то на дальней окраине Москвы
старушка и держала она, как водится в доме кота. Не черного, как можно
было бы предположить, а беленького. Кота звали Лапа, был он уже в
солидном для кошачьего рода возрасте и, вероятно, поэтому больше
предпочитал смотреть вместе со своей хозяйкой телевизор, нежели
заниматься традиционными кошачьими делами.
Размеренно текла жизнь в этом доме, пока однажды не случилось
происшествие. Одинокую старушку попытался ограбить бандит. Подвыпивший
детина, которому не хватило хмельной малости для доведения себя до
обычной скотской кондиции, решил разбоем раздобыть желаемое у своей
соседки-старушки. Грубо оттолкнув женщину, он ворвался в дом…
Пока до старушки доходил смысл происходящего, а кто-то вызывал по
телефону милицию, и та помчалась на помощь, преданный Лапа не стал
медлить. Будто сработала туго взведенная стальная пружина. Бандиту
показалось, что на него откуда-то сверху валиться нечто белое, как бы
заячья шапка; и тут же все когти Лапы точно и беспощадно вонзились в
обидчика. Почуяв нестерпимую боль, ошеломленный детина схватился руками
за лицо и со стоном свалился на пол. Таким его и застала подоспевшая
милиция.
Эта история стала известна общественности благодаря лечащему ветеринару
Лапы, с которым они большие друзья. Для советского общества, где лучшим
другом человека был Мухтар, такое самоотверженное поведение кота было
удивительно и непонятно. Но с тех пор немало накопилось историй о
кошках-героях, люди стали более наблюдательны, и отношение к кошкам
стало меняться от « соседского сосуществования» к « члену семьи».
Хотя еще во время Второй мировой войны жители осажденных городов знали,
что лучшим предупреждением о бомбежке с воздуха является кошка. Задолго
до того как завоют сирены, давая предупреждение о воздушной тревоге,
кошки бежали в бомбоубежище или другое надежное укрытие. Точно так же
кошки не раз спасали своих хозяев, проживающих в сейсмоопасных районах,
лучше любых приборов определяя приближение землетрясения, извержения
вулкана или цунами.
В этом отношении показательной является история черного двухлетнего кота Тото.
Тото жил со своими хозяевами Ирмой и Джанни в сельском домике на
окраине маленького городка Сан-Себастьян у подножия Везувия. Шел конец
марта 1944 года, последний раз Везувий извергался 80 лет назад, и никто
в районе не верил в новое извержение.
Ни Джанни, ни Ирма не знали и не могли знать, что в тот самый момент,
когда они спали – холодной мартовской ночью, - Везувий находился на
грани взрыва, повлекшего за собой одно из самых продолжительных и
разрушительных извержений наших дней. Зато об этом знал Тото. С
предыдущего полудня он не находил себе места, отказывался от пищи,
просился на улицу. 21 марта, вскоре после полуночи, он разбудил своего
хозяина, вытащив из глубокого сна самым эффективным способом – царапая
когтями щеку.
Разгневанный ничем не спровоцированным нападением старик, ругаясь,
сбросил с себя Тото. Но кот не сдавался, вновь и вновь нападал, до тех
пор, пока хозяин не встал с постели и не начал гоняться за ним по
комнате.
Наконец Ирма, которой все это смертельно надоело, сказала мужу, чтобы
тот угомонился. Тото всегда был очень ласковым и дружелюбным существом
и никогда не нападал на хозяина без веской на то причины. Глубоко
религиозная старая женщина восприняла это как знак небес, которому
могло быть только одно объяснение: вулкан вот-вот взорвется.
И хотя Джанни сердито протестовал, обвиняя жену, что она столь же
глупа, как и кот, в конце концов, он согласился одеться, погрузить на
ручную тележку самое необходимое, пойти сквозь ночь к сестре Ирмы,
жившей в месте, куда лава обычно не затекала. Через час после их ухода
Везувий взорвался, а спустя еще совсем немного времени их дом был
сметен потоком расплавленной лавы. Тогда погибло почти тридцать
человек, большинство из которых были похоронены живьем под огнедышащей
лавой и раскаленным пеплом, извержение уничтожило городок и несколько
деревень, оставив без крова более 5000 человек. Джанни и Ирма спаслись
и даже умудрились вывезти свои наиболее ценные пожитки – и все
благодаря провидческой способности верного друга Тото, который умчался
в безопасное место, а потом вернулся к своим хозяевам.
Любите своих кошек, балуйте их, наблюдайте за их поведением, и, кто
знает, может именно под бархатной или шелковой шерсткой вашего любимца
бьется сердце истинного героя.

о любви

  • 25.04.10, 07:18
Моё сердце вновь грустит

И на лице не блещится улыбка,

Ведь в той душе лежит

Она одна - любовь - и пытка.

И к моему лицу опять и вновь,

Пытаясь скрыть яркие глаза

Приникла в каплях кровь,

Ну а в душе пошла гроза,

Раздвинув хладные перста

И грубо оттолкнув, скажу: "уиди!",

И потеряет смысл правота,

Но ты другого всё равно не жди...


Возьми меня в виде игрушки

Возьми меня в виде сердца

Я буду тебе самой лучшей

Самой лучшей на свете.

Возьми меня белой розой

Возьми меня лёгкой сигарой

Возьми меня сладкой дозой

Что б тебе легче стало.

Возьми меня самой прекрасной

Самой жгучей и страстной

Но вопрос: сама ли я отдамься,

такому как ты? И оставаться при том властной...




Тебя я в жизни повстречала и это видимо судьба .

Я никогда так не страдала пока не встретила тебя .

ТЫ душу всю мою встревожил и тяжкий камень обронил .

Никто теперь мне не поможет.

Ну как мне скажешь жить ?

Ты поиграл как куклу бросил

Забыл что в ней живет душа .

Но ты очень сильно ошибался , ведь не игрушка я !!!

Тебя забыть уже пыталась

Да не в силах мне забыть о том что было с нами при лунном свете фонарей !!!!!!!!



Эмочка сидела тихо у окна....

Она мечтала о своем как всегда....

Вдруг под окном увидала его,

И застучало сельнее сердце ее...

Теперь каждый день мечтает о том,

Кто ключик от сердца ее нашел.

песенка

  • 22.04.10, 03:16
шуточная песенка русской группы фолк-рока "мельница"

песенка

  • 22.04.10, 03:06
старая песенка с хорошим мотивом

сон

  • 12.04.10, 02:03
в пол второго снился сон
что за окном светло
что по карнизу дождь стучит
что я один

приходит тень
говорит что предрекать умеет
что нострадамусом завьётся
и имеет разговор

за чашкой чая рассказал
что есть судьба одна
приумножающего всё что есть
и говорил что судьба та пророка

говорил что-то за войну небес
за восстание земное
за отпор
и за возможный конец

после третей чашки
рассказал подробней за войну
за бои, преследования
и за поражение

также он поведал
что есть мол человек
способный изменить ход войны
но не сказал как его найти

после пачки сигарет
и порции котлет
он наговорил ещё чего-то
всего не упомнишь

уходя шепнул
что можно всё изменить
и крах в ответ получить
невзначай добавил он
так должно быть