Дверь.

   Толкаю ладонью скрипучую дверь из досок. Ей лет 50 и когда-то она была новой, зелёной. Люди любили красить зелёным и синим. Крыши крыли камышом, там селились птицы. Стены хат белили. Работали, вставали с петухами и не пытали себя вопросами о счастье. Просто жили. Этой жизни уже нет. Остались ветхие её призраки. Мы гонимся за призраками. Силимся вспомнить. Может быть даже то, чего мы сами никогда не видели. Вкус детства, печёной картошки в костре, летних каникул в селе, купанья в ставке, карасиков на сковородке, шелковицы и варёной кукурузы. Запах маминых слов и ворчание бабушки. Босиком по тёплой пыли, удочки, поплавки и лески. Летний дождь, пузыри на лужах, радугу и запах свежего хлеба. Лохматую дворнягу возле будки. Мы хотели стать взрослыми и мы стали ими, а теперь мучаемся вопросом - зачем? Хотим снова, не надолго, стать детьми.   

     Дверь старше меня. Такие двери ещё остались в сёлах и помнят наших родителей, помнят бабушек и дедушек. Помнят тех кто ушёл от нас навсегда, тех кого мы забыли и чьи фотографии сейчас висят на стенке без обоев над кроватью. Осторожно встал. Глиняный пол. Вязанные коврики. Не включаю свет, натягиваю мокасины, иду на улицу. Свежо и звёздно. Ночь. Тихо. Вокруг только степь. Ни огонька. Очень спокойно.    

     Под навесом старого шифера, в жаровне тлеют угли, бросают слабый свет, на лицо шефа. Шеф кутается в плед, задумался, изредка помешивает кочергой жар под колбасками на сетке. Шеф обожает колбаски и всегда их поджаривает. Любит текилу и знает тысячу смешных способов её выпить. Большой, ещё крепкий мужик, осколок разбитой империи. Бывший морпех. Комбат. Таких людей больше не делают, а если и делают, то уже не находят им места в этой жизни.     

     Сажусь рядом, укрываю плечи пледом. Шеф разливает текилу по стопкам. Колбаску беру сам. Выпиваем. Молчим. Нам хорошо. Свежо и звёздно. А всё что может случиться, может случится только завтра. Скоро рассвет. Петухи не прокричат. Нет петухов. Нет скотины в хлеву. Никого здесь давно уже нет. Только тени. А тени здесь тихие. Мы сами - ожившие призраки. Завтра в Киев.