Однажды утром когда я устало слоняюсь и растерянно подаю завтрак, Малина ,например, способен заннтересоваться ребёнком, который живёт напротив нас на заднем дворе и уже год выкрикивает только два слова: "Алло, алло! олла, олла!" Я уже однажды было хотела подняться к ним, вмешаться, поговорить с матерью этого ребёнка, ибо она ,это заметно, не слова не говорит ему, и есть в этом нечто, отчего мне страшно за будущее, ведь всё-таки обременительно изо дня в день слышать это "алло-олла" хуже, чем Линыны упражнения с пылесосом, с водопроводным краном, с тарелками. Да и Малина должен прислушаться к моим словам, он не считает нужным немедленно вызвать врача или детского опекуна, он прислушивается к этому ребёнку как к возникшеу по соседству существу иного рода, которое, впрочем, ничем не особенное, разве вот не употребляет сотни, а то и тысячи слов. Я полагаю, что перемены и нюансы Малину абсолютно не трогают, ибо он нигде не видит доброго и плохого, а уж лучшего- и подавно. Он воспринимает мир таким, каким он есть, устроен- и ладно. И всё же я иногда пугаюсь его великому ,необьятному знанию людей, мол, никто и нигде не способен перемениться по собственному почину, мол, выше себя не прыгнешь. Я казню себя тем, что он прислушивается к детским крикам, ведь Малина будто бы вдобавок к слышимому им понимает несказанное, да и многажды повторяемое -тоже. Да и частенько я додумываю виденное и слышанное, а Малина навостряет мою восприимчивость, хоть его-то внешний вид и голос я вовсе не способна представить себе в точности. Я догадываюсь, что людей он вовсе не видит насквозь, не срывает с них маски, ведь это было бы слишком обыденно и банально, да и людей недостойно. Малина просматривает их, а это нечто совсем иное, люди не умаляются, от того они становятся большие, непривычнее, а мой, который он высмеивает, способ видения. возможно, подавно низшего порядка по сравнению с его даром, которым он всё виписывает, вычерчивает, наполняет и завершает.Оттого с Малиной я больше не нуждаюсь в разговорах с Малиной о трёх убийцах, а ещё меньше мне хочется говорить с ним о четвёртом, о котором мне нечего рассказать, ведь я по-своему всё воспринимаю, а изображаю вовсе кое-как. Малина не желает от меня никаких изображений и впечатлений того ужина, что я провела с убийцами. Он бы пошёл ва-банк, не удовлетворился бы впечатлением или смутным беспокойством, он привёл бы мне настиящего убийцу- и заставил бы меня набраться опыта методом открытой конфронтации.
Когда я повешу нос, Иван скажет мне :"Да ведь тебя в жизни ничто не обязывает!"
И он будет прав, ведь кто ждёт что-либо от меня, кто нуждается во мне? Но Малина должен бы помочь мне устроить основание собственного житья здешнего, ведь у меня не осталось стариков-родителей, которых я должна поддерживать, никаких у меня нет детей, которые постоянно в чём-то нуждаются, как Ивановы дети, в тепле, зимней одежде, микстуре от кашля, тренировочной обуви. Однако, закон сохраниния энергии неприменим ко мне. Я есть совершенная и безоговорочная растрата, экстатическая, неспособная разумно пользоваться миром, в общественном маскараде поучаствовать могу, но и оказаться вне его- тоже, как некто затерявшийся или забывший сотворить себе маску, из-за собственной беспечности потерявший свой костюм и оттого в один прекрасный день утративший протекцию. Когда я стою у теперь запомнившейся мне двери в Вене, а меня не впускают, то в последний момент замечаю, что ошиблась, возможно, адресом, а то и датой ,и временем визита- и я ухожу обратно, еду назад на Унгаргассе, слишком быстро уставшая, слишком отчаявшаяся.
Малина спрашивает: "Ты никогда не думала, сколько мучений причиняешь другим?" Я благодарно киваю. О да, другие люди меня даже наделили свойствами, их мучения эти не пугают, они снадбили меня историями, кроме того, некоторыми деньгами, чтоб я могла сновать одетой, остаток проедать, чтобы я держалась на ногах и ничего не случилось пока моя история длится. Слишком быстро устав, могу я посиживать в кафе "Музеум" да полистывать газеты и журналы. Тогда снова восстаёт моя надежда, я настраиваюсь, растекаюсь мыслями, ведь уже дважды в неделю происходят прямые полёты в Канаду, с "Квантас" удобно отправиться в Австралию, охота на крупную дичь дешевеет, кофе "Доро" с солнечных цетральноамериканских плоскогорий с его неповторимым ароматом нам непременно следует покупать теперь уже в Вене, "Кению" -в ассортименте, "Розовый Хенкель" позволяет флирт с неким новым миром, для лифтов "Хитачи" никакой дом не высок, "Мужские книги", которые и женщин вдохновляют, вышли из печати. Дабы Вам Мир Ваш не показался слишком тесным, есть "Престиж", дыхание да`ли и моря. Все говорят о краткосрочных кредитах. "У нас надёжнее"- поясняет Ипотечный банк. "В этих туфлях вы далеко пойдёте"- "Тарракос". "Чтоб вам не пришлось заново покрывать лаком ставни, мы их лакируем дважды", Калькулятор "РУФ" никогда не одинок! А затем -Антильские острова, бон вояж. Несмотря на это, "Бош- Эксквизит"- лучший в мире ополаскиватель для стирки. Момент истины наступает ,когда покупатели задают вопросы нашему специалисту, когда транспортная техника, калькуляторы, кредитные услуги, упаковочные машины, сроки доставки оказываются в центре дебатов, "Вивиоптал" для Ни-о-чём-не-хочу-вспоминателя. Купи`те утром- ... и День принадлежит Вам! Итак, мне необходим только "Вивиоптал".
Желала я победить одним приёмом, да не нужна я оказалась, сказано тут мне, что побеждена я Иваном и этими "gyerekek", с которыми мне всё же наверное в кино не дозволено пойти, а уж в "Городском" идёт "Микки-Маус" Уолта Диснея. Кому как не им разрешено было победить. Но, возможно, не один Иван, но ещё что-то впридачу победило меня, это должно быть нечто большее, оно требует от нас некоего определения. А ещё я иногда задумываюсь, что б я должна сделать для Ивана, да что б не сделала, Иван не желает, чтоб я выпала из окна, чтоб я ради него прыгнула в Дунай, чтоб бросилась под авто, у него так мало времени и никаких обязательств. Он также не желает, чтоб я вместо фрау Агнеш убирала обе его комнаты, стирала и утюжила его бельё, ему бы только заскочить опрометью, получить три куска льда в свой стакан виски и спросить, как дела, он позволит мне расспросы, а как у него дела, а в "Высокой Страже" (бюро путешествий, место службы Ивана- прим.перев.) На Каринтском кольце всё по-прежнему, много работы, но ничего особенного. Для партии в шахматы слишком мало времени, я больше не совершенствую свою игру, ибо мы столь редко играем. Я не знаю, с какой поры мы стали реже играть, да мы вообще больше не играем, группы предложений для шахматной игры рассыпались, некоторые иные группы также несут потери. Да ведь так не должно быть, чтоб предложения, которые мы столь долго обретали, нас теперь долго покидали. Но возникает некая новая группа:
Мне жаль, у меня нет времени
Если ты и вправду в такой запарке
Только сегодня у меня особенно мало времени
Само собой разумеется, если уж у тебя нет времени
Если позже у меня появится время
Вот тогда мы сможем, когда у тебя однажды будет время
Именно в это время, когда снова начинается
Тебе бы поберечь время
Если я только вовремя
Но ты, милое время, ты не смеешь так поздно
У меня ещё никогда не было так мало времени, жаль
Если у тебя попозже будет побольше времени, возможно
Значит, позже у меня будет больше времени!
продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 
