Читаю сейчас дневник Мюллера, масса интересной информации и вот наткнулся на такой интересный момент, где шеф гестапо рассказывает о том, как оказал одну услугу Герингу:
У Геринга был похожий кабинет, но не было этого тяжелого взгляда.
Ковры, старинная мебель, живопись и прочее. Похоже на музей. Некоторые из
этих людей, которые отстаивают интересы рабочих и фермеров, живут как
настоящие короли. Вам стоило бы увидеть мой кабинет. Никакого сравнения.
Сплошные документы, телетайпные аппараты и так далее. Ни полотен маслом, ни
ковров, ни мрамора на полу. Как бы то ни было, Геринг встретил меня очень
любезно, предложил мне хорошую сигару и начал уклончивый разговор, с
заходами вокруг да около, о своей проблеме. Неким людям, он не стал уточнять
каким, очень нужно попасть в Швейцарию, а поскольку я контролирую
пограничников, он надеется, что я сумею ему посодействовать. Для меня это не
составляло никакой трудности, но мне нужна была более подробная информация.
В конце концов оказалось, что это были двое пожилых евреев из Мюнхена,
которые однажды помогли ему. Геринг боялся, что Борман предпримет попытку
схватить их и отправить в лагерь.
С. Почему Борман так бы поступил?
М. Борман был злобный тип, готовый сделать все что угодно, лишь бы
досадить людям, которым он завидовал или которые, как он полагал, стояли ему
поперек дороги. Подруга вашей бабушки была еврейка? Отлично, в лагерь! Ваша
дочь посещала монастырскую школу? Отлично, монастырь закрыть, всех сестер и
учениц разогнать. Борман пытался делать подобные вещи всякому, кто ему не
нравился, а он ненавидел буквально всех, кроме Гитлера.
Я выразил Герингу свое удивление и сказал довольно открыто о своей
уверенности в том, что Геринг мог бы обратиться к Борману. По сути, из всех
людей, которых я знал в то время, Геринг был самым безжалостным и
хладнокровным.
С. Интересно. Я однажды говорил с ним в Нюрнберге, и он показался мне
довольно приятным и интеллигентным человеком.
М. О, таким он тоже был. Ленивый и несколько своеобразный в выборе
одежды. Ему нравилось производить впечатление. Очень театральный, человек.
Однако, несмотря на весь свой веселый нрав, Геринг был совершенно лишен
милосердия. При этом он был одним из немногих людей, на кого можно было бы
рассчитывать в серьезной ситуации. Он мог бы добиться увольнения Бормана,
хотя с Гитлером случился бы припадок, сделай он это. Возможно, поэтому
Геринг и удержался. И что довольно странно, Гитлер, скорее, боялся Геринга.
С. Гитлер?
М. Ну да. Было такое дело Тодта. Доктор Тодт руководил всеми
строительными делами и отлично справлялся с этим делом. Геринг захотел
подчинить его себе и контролировать его отдел, а Тодт не пожелал
сотрудничать, и с ним приключился несчастный случай. Его курьерский самолет
взорвался, едва оторвавшись от земли в гитлеровской ставке. Это дело
расследовали люди из СД, и я получил копию отчета. Гитлер узнал, что за этим
стоит Геринг, и поручил работу Шпееру, и этот выбор оказался удачным, потому
что Шпеер творил чудеса в военной промышленности, так что даже вы могли
слышать о нем. Нет, Геринг был безжалостным человеком. Не злым, но
безжалостным. Но Бормана не сняли с поста, так что Геринг избрал другой путь
и решил убрать искушение со своих глаз.
Он хотел узнать, как я смогу помочь ему; это были очень порядочные,
безобидные люди, которые не должны были страдать из-за того, что они евреи и
его друзья. Мне не составляло труда помочь ему в этом деле, и я ему так и
сказал. Еще я сказал, что сам обо всем позабочусь, и он преисполнился
благодарности. Мне был вручен адрес и толстый запечатанный пакет, в котором,
по-видимому, были деньги, и я взялся позаботиться и о нем тоже. Сейчас,
задним числом, инцидент предстает гротескным. Я должен был отправиться в
Мюнхен по семейным делам, так что я высвободил какое-то время и выехал из
Берлина на своей служебной машине, бронированном "мерседесе" со служебными
флажками на капоте и личным шофером. У меня нечасто выдавалось время для
отпуска, и я постарался насладиться долгой поездкой. В Мюнхене я справился
со своими делами, а затем позвонил этим пожилым людям и сказал, что буду у
них рано утром. Я также известил Геринга в Берлине о том, как собираюсь
действовать, а он, в свою очередь, уведомил свои контакты в Швейцарии, и на
следующее утро я проехал через Мюнхен и мы усадили пожилую пару в мою
машину. Это были очень приличные люди, но чересчур старые, чтобы тащить свои
чемоданы, так что мы, начальник гестапо, генерал СС, и его шофер, тоже
сотрудник СС, тащили по лестнице чемоданы двух старых евреев и укладывали их
в багажник моей машины, как будто я был служащим отеля. Я знаю, что шоферу
все это казалось очень забавным, но он не осмелился сказать ни слова. А у
меня болела нога. Но ведь не могли же мы бросить их сумки. Судя по весу, они
наложили в них булыжников.
С. Признаю, в этом есть нечто комичное.
М. Потом мы долго ехали до швейцарской границы через горы, и эта часть
поездки доставила мне большое удовольствие. Я сидел впереди рядом с
водителем и по дороге разговаривал с пожилой парой. Как я уже сказал, они
были порядочные, воспитанные люди, и мне было вовсе нетрудно помочь им.
С. Вас никто не остановил?
М. Вы шутите? Я был в полной форме со всеми регалиями, машина
служебная, по бокам вывешены флажки моего ведомства. Офицеры дорожной
полиции не решались даже взглянуть на меня дважды. На границе было два
строения, одно для пограничников, а другое - таможня, так что я вышел из
машины и нанес визит в оба. Я велел всем таможенникам и пограничникам зайти
в помещение и оставаться там, пока я не вернусь, и да поможет Бог тому, кто
нарушит мой приказ. Швейцарцы ждали по ту сторону, и, что оказалось труднее
всего, нам с шофером пришлось тащить их багаж до места встречи. Там был один
сотрудник-швейцарец, которого я знал, и я заметил, что это кажется ему очень
смешным. Я сказал ему, что не слишком оценил его чувство юмора и что ему
придется тащить эти чемоданы весь оставшийся путь. Я отдал старикам конверт
Геринга, а они мне записку для него.
С. Что они ему написали?
М. Откуда мне знать? Это было личное письмо, оно было запечатано. На
обратном пути я вспомнил, что Геринг дал мне с собой в поездку большую
плетеную корзину, полную еды, которую я засунул в багажник и прикрыл
ковриком. Так что на обратном пути мы остановились в месте для отдыха, вышли
из машины и вместе с шофером съели все, что в ней было, - заказ от "Хорхерс"
в Берлине. Отличный ресторан, а в войну хорошая еда была редкостью. Я
коротко объяснил шоферу, что ни одно из событий этого дня не подлежит
разглашению, и он согласился, что будет гораздо разумнее съесть угощение,
запить его вином и обо всем забыть.
С. Думаю, Геринг был доволен.
М. О да. Он спросил, что он может сделать для меня, и я ответил, что
был бы очень благодарен, если бы мой сын, когда ему придет время идти на
военную службу, был принят в военно-воздушные силы. Я думаю, Геринг ожидал,
что я потребую гораздо большего, и был очень рад заверить меня, что моего
сына непременно примут в его воздушные войска {Сын Мюллера, Рейнхард, на
самом деле поступил в LSSAH и в 1944-1945 годах был членом Kampfgruppe
Piper.}.
С. Геринг часто делал подобные вещи?
М. Геринг был, как я уже говорил, во многих отношениях очень порядочным
человеком, и я достоверно знаю, что он спас многих людей, некоторых даже из
лагерей. Его жена работала в театре и знала многих евреев, и у самого
Геринга тоже были друзья-евреи. Вы, может быть, слышали, какое он делал
замечание, когда кто-нибудь говорил ему, что такой-то и такой-то человек в
его министерстве еврей? "Это я решаю, кто еврей". Нет, если бы по какой-либо
причине Гитлер умер до войны, Геринг стал бы главой государства, и тогда не
было бы никакого беспокойства евреям, и войны точно не было бы.
С. Да, исходя из моего опыта общения с ним, я с вами согласен. Он
производил впечатление очень порядочного человека, но в нем было что-то от
грабителя, когда дело доходило до произведений искусства.
M. O да, это было хорошо известно. Но у Геринга было плохое сердце, и
он собирался оставить свою коллекцию государству. Я думаю, ему доставляло
удовольствие вешать эти вещи на стены и смотреть на них. Я уверен, что
история была бы более благосклонна к нему, чем к Гитлеру.
С. А как насчет вас самого?
М. Никто ничего не знает обо мне за исключением того, что я руководил
гестапо. Я предпочитал, чтобы так было при последнем правительстве, и я тем
более предпочитаю, чтобы так было и сейчас.
С. С этим мы оба можем согласиться.
М. И насчет Геринга мы тоже согласны.
С. Да, в целом вы правы.
М. Да, и еще одна вещь о старых евреях. Я велел официально опечатать их
квартиру и уведомил гестапо Мюнхена, чтобы никто даже не пытался войти в
нее. Они жили в районе Мюнхена, который не был разбомблен, так что кто
знает? Когда война закончилась, они могли вернуться назад. У меня нет
сведений насчет того, сделали они это или нет, но оставаться в Швейцарии для
них было бы хуже. После войны там было очень плохо. Они часто говорили:
"Радуйся войне, потому что мир будет ужасен", и они были правы.
