Из книги Г.П.Винс "В пути"

В поселке Заречном только и разговоров было, что о Косте Заболотном, известном воре и пьянице Но теперь речь шла не о его пьяных похождениях: говорили, будто Костя совсем переменился, оставил свое ремесло "карманника", бросил пить и даже курить перестал! А главное, по словам древних бабуль, сидящих летними вечерами на завалинках, Костя превратился в боговерующего "бахтиста". А уж они-то, эти бабули, всегда первыми узнавали все поселковые новости. И вот теперь история с Костей была у всех на языках. А случилось это с ним во время очередной отсидки в лагере, четвертой или пятой по счету, и в родной поселок, отбыв срок, Костя вернулся уже верующим.

В этом приволжском поселке на окраине большого города Костю знали все: здесь он родился и вырос. Еще совсем малым сорванцом Костя воровал кур и гусей у незадачливых хозяек, а когда чуть подрос, стал промышлять, воруя кошельки в трамваях и автобусах у нерасторопных пассажиров. "Беру, у кого есть лишнее, и как правило, только у ротозеев: не зевай, товарищ, держи карман покрепче! - похвалялся Костя перед своими дружками. - Документы и всякие там справки в кошельках всегда возвращаю владельцам по почте - это мое правило. Так что все у меня чисто, честно, работа - высший класс, ювелирная работа!"

В первый раз Костя еще подростком попался на каком-то очередном кошельке и угодил за решетку, для начала на "малолетку". ["Малолетка" - тюрьма для малолетних преступников.] Через пару лет освободился, вернулся домой, но затем снова тюрьма, и так побежала жизнь под горку: зима-лето, тюрьма-лагерь - немножко свободы и снова тюрьма, лагерь, зима-лето, снежок, солнышко... Уже взрослым, в краткие периоды свободы Костя "промышлял" не только в родном городе, но "гастролировал" по всей необъятной матушке России. Но из лагеря он каждый раз неизменно возвращался, хотя бы на короткое время, в родной поселок Заречный.

Родители Кости давно умерли. В их старом покосившемся домике жил какой-то дальний родственник с семьей, человек тихий и незаметный. Вот сюда, в отчий дом, и возвращался периодически Костя и сразу же принимался подправлять старый дом: чинил крышу, покосившийся забор, ворота. Костя развивал бурную деятельность, приходили помогать друзья-собутыльники, поднимался шум, смех, стук топоров и молотков чуть ли не на весь поселок, а под вечер угощение: водка, карты, песни и пляски до полуночи, а иногда и до самого утра. На веселье приходили и соседи, в основном мужчины, но частенько заглядывали и древние бабули перехватить рюмочку Костя угощал всех, всем был рад. Иногда во время разгула возникали драки, хотя сам Костя, даже будучи пьяным, никогда не ссорился и не дрался. Он и других пытался утихомирить, поучая захмелевших дружков: "Пить надо с умом - пьют для веселья, для души! Спрячь кулаки, спрячь, чего размахался?!"

Костя был выше среднего роста, крепкий, коренастый. Большие сильные руки, короткая шея, крупная голова с залысинами, широкий нос. Глубоко посаженные глаза пронизывающе смотрели из-под густых черных бровей. Говорил Костя громким басом, кратко и отрывисто. Когда кто-нибудь из его дружков начинал слишком буянить и переходил всякие границы "пьяного приличия", Костя подходил к нему, молча хватал нарушителя своими железными ручищами, с силой сжимал, приподнимал над полом и произносил громоподобным басом только одно слово: "Хватит!" И нарушитель сразу как-то сникал, трезвел и только лепетал: "У, медведище, отпусти! Кости трещат!"

Так Костя прожил до 35 лет. И вдруг все резко изменилось в его жизни. В пятидесятые годы Костя находился в одном из лагерей Сибири, где отбывали срок несколько тысяч заключенных. В лагере было около двадцати верующих-баптистов, в свободные от работы часы они собирались вместе Среди них был Николай Петрович Храпов, проповедник Евангелия и известный христианский поэт. Костя познакомился с ним, они стали часто беседовать. Для Кости было необычно и ново то, что говорил Николай Петрович, он заинтересовался и начал читать Евангелие, посещать небольшие собрания верующих. Вскоре он уверовал, бросил пить и курить. Об этом Костя открыто объявил своим лагерным дружкам, ворам в законе. Он перестал участвовать в воровских делах и все свободное время проводил с верующими.

Как-то ночью в одном из бараков собралась воровская сходка - совещание лагерного воровского актива. Туда вызвали Костю. Главарям явно не нравилась перемена в нем: они считали, что он изменил "воровской идее", а за это он мог поплатиться жизнью. Костя срочно встретился с Николаем Петровичем, они помолились, и он пошел на вызов. Собралось человек десять главных воров, один из них вынул нож и воткнул его в пол посредине круга. Дело принимало серьезный оборот. Костю встретили настороженно, указали, где сесть. Один из главарей спросил:

- Костя, это правда, что ты "завязал"? А ты знаешь, что за это бывает?! - и показал на нож.

- Знаю, - ответил Костя.

- Это не кум2 тебя подговорил "завязать"? - спросил другой.

- Вы все хорошо знаете, что с кумовьями я никогда не братался, и теперь с ними не связан. А порвал с прежней жизнью потому что стал верующим - я теперь верю в Иисуса Христа.

- Давай, расскажи нам подробней, что с тобой произошло, и как ты думаешь дальше жить, - приказал один из главарей.

- Меня уже давно мучала совесть, и я пришел к выводу, что негодная это жизнь - воровать, грабить, проливать кровь. Только раньше я не знал, как назвать ее, а теперь знаю: наша жизнь греховная, преступная, и дьявол крепко держит нас в своих лапах. Библия прямо говорит, что ни воры, ни пьяницы, ни хищники Царства Божия не наследуют. Поэтому я решил полностью порвать со старой греховной жизнью и начать жить по-новому, по учению Христа. Здесь, в лагере, я встретил христиан, которые искренне верят в Бога и живут между собой как братья. Власть их ненавидит за их веру но это лучшие люди и в лагере, и на воле - честные, справедливые! Теперь они и мои братья по вере. Да, я вышел из воровской семьи, и вы можете меня убить или зарезать, если, по-вашему, я нарушил воровской закон. Но знайте, что я уже другой человек, я - христианин, и никто не заставит меня перестать верить в Иисуса Христа: ни вы, ни начальник лагеря, ни кум! [Кумом в лагере называют работника оперативного отдела.]

Воры с интересом, не перебивая, слушали Костю. Когда он закончил, некоторое время все молчали. Затем главарь сказал: "Ты теперь ступай к себе в барак, а мы тут потолкуем о тебе и потом скажем наше решение". Костя вышел. С тревогой он несколько дней ждал решения своих бывших товарищей по преступным делам.

Пользуясь моментом, к нему стал цепляться один из мелких воришек по прозвищу Суслик. Никто в лагере его не уважал, о нем говорили: "Мелкая душонка, подленькая, шкодливая. Одним словом - Суслик!" Небольшого роста, тщедушный, Суслик угодливо улыбался сильным и злобно издевался над слабыми, зависимыми от него. Он способен был на любую подлость над беззащитным человеком.

И вот теперь Суслик стал приставать к Косте Он подбегал к нему и кричал: "Смотрите, святой идет! Хитрый какой - пристал к верующим, а сам он никакой не верующий, только притворяется!" Костя молча проходил мимо Суслика, стараясь не реагировать на его реплики. Но Суслик не отставал, и завидев Костю во дворе лагеря или в столовой, издалека начинал кричать: "Эй, святой! Дай, я ударю тебя по правой щеке, а ты мне подставь левую! Ведь так учит твое Евангелие!" - и, подбежав к Косте, Суслик тыкал его в спину своим маленьким сухим кулачком. Костя молча сносил оскорбления.

Как-то утром Костя, умывшись, возвращался в свой барак (дело было летом, и умывальники стояли во дворе, в стороне от бараков). Навстречу ему выбежал Суслик: "Святой, подожди, очень важное скажу!" Костя остановился, хотя чувствовал какой-то подвох. В руках у Суслика был небольшой пакет, завернутый в тряпку Подскочив к Косте, он размахнулся и влепил какую-то черную массу прямо Косте в лицо. Это была земля, перемешанная с мазутом. Костино лицо, голова, волосы - все стало черным и липким.

Тут уж Костя не выдержал: взревев страшным голосом, он прыгнул на Суслика, схватил его за шиворот и приподнял над землей. Вторая рука Кости, сжатая во всесокрушающий кулак, на миг замерла в воздухе над головой Суслика. Костя воскликнул: "Прости, Господи! Последний раз в жизни бью!"

"Не прости, Господи! Не прости!" - заверещал Суслик истошным голосом, извиваясь в железном кулаке Кости и судорожно дергая руками и ногами. Костя крикнул с большой убежденностью: "Простит Господь! Последний раз в жизни бью! Знаю, что простит!" "Не простит! Не простит!" - отчаянно взвизгивал Суслик.

А Косте вдруг смешным показался и животный страх Суслика, да и вся эта нелепая история. Он разжал руку, и Суслик плюхнулся на землю. Вскочив на ноги, он мгновенно исчез. А Костя опять пошел к умывальникам и долго соскабливал с лица и волос грязь с мазутом. После этого случая Суслик старался не попадаться ему на глаза.

Через несколько дней один из воров в законе подошел к Косте: "Сходняк решил отпустить тебя подобру! Хотя жаль тебя терять, хороший ты был вор, правильный, а теперь вот стал боговерующим. Эх, пропал человек, даже Суслик над тобой пробовал куражиться. Ну, а ты все-таки молодец - такой страх на него нагнал! Он говорит, что это Бог спас его от твоих страшных кулачищ, и все бормочет себе под нос: "Господь простит! Господь не простит!"

* * *

Когда Костя, отсидев последний срок, вернулся в свой поселок, он, как и прежде, стал приводить в порядок свой дом и двор. К тому времени родственник, живший в доме Кости, давно уже умер, а дети его разъехались по другим городам. Дом в ожидании хозяина стоял пустой, запущенный, с протекающей крышей и облупившейся краской. Костя сразу же занялся капитальным ремонтом. Его прежние дружки в этот раз уже не пришли помогать - выпивки не предвиделось.

Впервые в жизни Костя устроился работать на завод - перед этим он никогда не работал. Ему, как вору в законе, согласно воровской идее не положено было работать, но теперь он решил честно зарабатывать себе на хлеб. По воскресеньям Костя посещал собрания верующих в городе, среди недели по вечерам брал с собой Библию и шел то к одному то к другому из соседей, рассказывал о Боге. Еще в первые недели после освобождения он обошел всех соседей в Заречном и попросил прощения у тех, кого чем-то обидел в прошлом. Многие открыто смеялись над ним: "С каких это пор ты стал баптистским попом? Пойдем лучше выпьем! Эх, каким ты был кампанейским парнем, а теперь что с тобой стало? Ни за что пропал человек!" Но были и те, которые уважительно восприняли перемены в его жизни.

Ближайший сосед Кости, Степан Петрович, старше его лет на десять, никак не мог примириться с потерей товарища по бутылке. Каждый раз, встречаясь на улице, он говорил: "Эх, Костя, Костя! Потерял я тебя навсегда! Как ты низко пал - даже выпить с приятелем брезгуешь! Эх, Костя, как ты низко пал!"

Как-то Костя чинил свой забор, заменяя старые подгнившие столбы новыми. Перед этим прошел сильный дождь, и на проезжей части немощеной улицы стояли большие лужи: ни проехать, ни пройти! Мимо дома Кости шел Степан Петрович.

Увидев Костю за работой, он остановился:

- Привет, Костя! Все трудишься? Отдохни! Пошли, выпьем!

- Здравствуй, Степан Петрович! Как здоровье? Как Дарья Федоровна? - приветливо стал расспрашивать Костя.

- Да что моя Дарья? Жива-здорова, только больно скупа стала: даже рюмки не поднесет мужу к обеду!

- А как твое здоровье, Степан Петрович?

- Да что мое здоровье? Поддерживаю его водочкой! Хорошее лекарство. А ты-то уж, наверное, даже и вкус водки позабыл? Эх, Костя, Костя, как ты низко пал! Променял своих старых приятелей на бахтистскую веру, - и Степан Петрович укоризненно покачал головой.

- Зайди в дом, Степан Петрович, чайку попьем, побеседуем, - пригласил Костя.

- К тебе зайди! Опять достанешь Библию и будешь мне читать. Тошно мне от твоей Библии. И так невесело живется на белом свете, а ты еще каждый раз душу бередишь: Библия да Библия, Бог да Бог. Не нужно все это мне! Не верю! Пойду лучше выпью!

- Подожди, Степан Петрович, не спеши! Послушай лучше, что Библия говорит о вине: "Не смотри на вино, как оно искрится в чаше... впоследствии, как змей, оно укусит, и ужалит, как аспид" (Прит. 23:31)

Степан Петрович неистово замахал руками:

- Хватит с меня, хватит! Я уже сто раз слышал это от тебя! Правильно соседи говорят, что ты стал, как бахтистский поп, всех агитируешь в свою веру! Не хочу, понимаешь? Прощай, приятель! Эх, Костя, Костя, как же ты низко пал! Старых друзей оставил, даже выпить со мной не хочешь!

И Степан Петрович побрел по направлению к винному магазину, осторожно обходя лужи и укоризненно качая головой. А Костя продолжал чинить забор. Прошло часа два, и снова на улице показался Степан Петрович. Он был сильно пьян, шел шатаясь, и хотя старался обходить большие лужи, ему это не всегда удавалось. Спотыкаясь, он падал в очередную лужу, страшно ругаясь при этом, затем с трудом вставал и продолжал путь к своему дому. Поравнявшись с Костей, он остановился, поднял голову и скверно выругался. Костя участливо улыбнулся: "Степан Петрович, разреши, я помогу тебе дойти домой. Видишь, улица наша какая - одни лужи да грязь непролазная!"

Степан Петрович, стоя посреди улицы, сильно раскачивался, стараясь сохранить равновесие. Его резиновые сапоги были уже почти доверху наполнены грязной водой. Видя, что Костя приближается к нему, Степан Петрович отрицательно замотал головой: "Не трожь! Сам дойду без тебя! Нужен мне такой приятель-предатель - даже выпить со мной брезгует!" - в голосе Степана Петровича звучала явная обида.

Он снова тронулся в путь, пытаясь обойти большую лужу. Но ноги ему спьяна уже не повиновались, и потеряв равновесие, он упал лицом прямо в лужу. Барахтаясь в грязи, он безуспешно пытался подняться. С большим усилием встав наконец на четвереньки, мотая головой и сплевывая грязь, Степан Петрович хрипло твердил: "Эх, Костя, Костя! Предатель! Как ты низко пал! Как низко пал..."

Затем руки его, не выдержав напряжения, стали расползаться, и он снова плюхнулся лицом в грязь. Костя подбежал, поднял его. Степан Петрович уже совсем не соображал, где он и что с ним, но все бормотал: "Пал! Как низко пал! Эх, Костя, Костя..." С большим трудом Костя доволок Степана Петровича к себе в дом, снял с него грязную одежду и сапоги, обмыл лицо и руки, уложил на свою кровать. Затем он почистил грязную одежду соседа, его резиновые сапоги, постирал носки и отнес все сушиться во двор, - благо, день разведрился, стал теплым и солнечным. А Степан Петрович мирно спал на его кровати, похрапывая во сне.

Костя, преклонив колени, молился за эту несчастную душу, которую дьявол цепко держал в сетях порока. Но Костя знал, что для Бога нет невозможного: он вспомнил собственную безбожную и пьяную жизнь, и благодарил Бога за чудесное избавление от ужасного прошлого. Костя верил, что Господь коснется сердца Степана Петровича и возродит его к новой жизни, свободной от греха - Бог сильнее дьявола! И тогда, став обновленным человеком, Степан Петрович прославит имя Господне, как записано в Псалме Давида: "...Господь приклонился ко мне и услышал вопль мой; извлек меня из страшного рва, из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои, и утвердил стопы мои; и вложил в уста мои новую песнь - хвалу Богу нашему" (Псалом 39:2-4).

Прошел еще год, и на собрании верующих рядом с Костей сидел теперь Степан Петрович и вместе с другими пел:

Перед престолом благ склоняюсь я:

Господь мой в небесах, услышь меня!

Начни Свой труд святой, с души мой грех омой,

И будь в пути земном мне все во всем.

А его жена Дарья Федоровна не могла нарадоваться, и всем соседям в поселке Заречном говорила: "А мой-то Степан теперича стал, как херувим: такой ласковый, да сердечный, да чистый. Всегда трезвый, всю получку до копейки домой несет! А к водке - ни на полглотка, как отрезал. Вот какой стал верующий! Все вечера Библию свою читает, да меня учит, как правильно жить. А с Костей они опять друзья-приятели! Пойду и я, наверно, скоро на их собрание. Это очень правильная вера, если из моего пьяницы сделала человека!"

Морис

Мефифуфель в десятый раз перечитал повестку: "Явиться для отбывания обязательной альтернативной службы в Адскую Канцелярию по месту жительства".
– Ну вот, опять то же самое, – вздохнул черт и раздраженно цокнул копытцами по полу из затвердевшей лавы.

– Сынок! – послышался с кухни голос мамы-чертихи. – Я тебе уже собрала все необходимые вещи, ну-ка быстро выметайся отседова!

– Да мам! – поспешно ответил Мефифуфель. – Уже ухожу. Невысокий толстенький черт торопливо зацокал копытцами к выходу.

– Увидимся через два года! – крикнула ему в след родная мама, и не удержалась от радостного смешка. – Через долгих два года, которые ты проведешь наверху!

– Я тоже тебя люблю мам, – с ноткой легкой обиды в голосе ответил Мефифуфель, и тут же получил тяжеленной сумкой в лоб.

Конечно, сам виноват – проявил непозволительный сарказм. Мефифуфель не удержался и расплылся в довольной улыбке. Его улыбка стала еще шире, когда он отошел подальше от родной пещеры и открыл сумку: кирпичи. Конечно, мама всегда знает, чем напакостить своему нелюбимому ребенку.

Адская Канцелярия процветала. Еще при входе Мефифуфелю пришлось выложить все свои карманные деньги на взятку охраннику, чтобы тот пропустил его без очереди, а, безусловно, ценные кирпичи достались секретарю. Для Канцлера у бедного черта ничего не осталось и, наверное, именно поэтому сегодня главный черт был особенно зол.

– Так, так, так, – засверкал он огромными глазищами (по слухам, его папой был сам Вий!) Мефифуфель поспешно изобразил соответствующий своему положению испуг.

– Черт Мефифуфель явился по повестке… – проблеял он.

– С опозданием на два месяца! – оборвал его главный черт, и с силой стукнул по столу огромным кулаком. – Скрывался! Что ж…молодец, конечно, но некоторые и по десять лет увиливают, так что пара месяцев – это не серьезно…

– Так я это… – попытался оправдаться черт.

– Молчать! – взревел канцлер. – Дело этого ничтожества на стол! Перед ним буквально из ниоткуда появился одинокий листик.

– И все?! – поразился канцлер. – Не густо. Хотя погодите-ка…двадцать девять призывов в течение трехсот лет, и ни одной купленной души?! Мефифуфель, да ты неудачник, как я погляжу! Мефифуфель понурился.

– А ты знаешь, что бывает с неудачниками? – Канцлер расплылся в жуткой улыбке (говорят, эта фирменная улыбка досталась ему от деда по материнской линии – Джаббы Хатта).

– Знаю, – судорожно сглотнул Мефифуфель. – Ссылка на работу в нижние уровни…

– Пожизненная ссылка, – злорадно заметил главный черт. – Но ты можешь избежать ее, если в этот призыв добудешь чистую душу.

– Чистую?! – ужаснулся Мефифуфель. – Где же я сейчас найду чистую душу?!

– Твои трудности, – отмахнулся канцлер. – Брысь отсюда на землю, и если не принесешь душу через два года…то можешь молиться хоть самому дьяволу, хоть тому, чье имя негоже произносить в культурных местах.

Канцлер щелкнул пальцами, и Мефифуфель исчез во вспышке света. На полу остались два копытца, хвост и маленькие рожки.– Идиот, – вздохнул Канцлер. – А еще выходец из знатного рода...

Выходец из знатного рода по прихоти Канцлера, или просто по чистой случайности, появился ровнехонько на проезжей части, и был тут же сбит грузовиком. Поскольку тела чертей попадающих на землю ничем не отличались от человеческих, последующие двадцать три месяца и двадцать восемь дней бедный Мефифуфель провел в больнице, лежа в коме.

– Райские кущи! – выругался Мефифуфель, с трудом разлепив глаза. – Где я?

– В больнице, – охотно объяснил человек в белом халате.

Умозаключения не до конца пришедшего в себя черта были просты: Больница…. Боль… Боль!? О ужас! Я попал в ссылку на нижние уровни!

– Не нервничайте вы так, – посоветовал человек в белом халате, узрев в глазах пациента зарождающийся огонек паники. – Все будет хорошо, вы пришли в себя после долгой комы…

– Комы? – переспросил черт.

– Да комы. Вы пролежали в ней почти два года…

– А! – Мефифуфель вскочил с кровати, но запутался в простынях и грохнулся на пол.

Пока бедный черт поднимался с пола, человек в белом халате наблюдал за ним с мягкой отеческой улыбкой.

– Мефифуфель, Мефифуфель, – вздохнул он. – Ты все такой же неудачник…

– Откуда вы знаете мое имя?! – взвизгнул черт. И уже спокойнее: – Мы знакомы?

– Нет, не знакомы. Просто я читал ваше личное дело.

Черт припомнил личное дело, появившееся на столе Канцлера. Да уж, тут и читать-то особо нечего – один жалкий потрепанный листик.

– Едва ли вы нашли в нем что-нибудь интересное, – сказал черт, внимательно присматриваясь к говорившему.

Как ни странно, человек в белом халате оказался доктором. Черту потребовалось некоторое время, чтобы сфокусировать зрение… но лучше бы он его не фокусировал: блондин, голубоглазый, смазливый, да еще и с нимбом над головой… Мефифуфель едва сдержал рвотные позывы.

– Ангел, – простонал черт. – Тебе чего от меня надо?

– Мне от тебя? – удивился ангел. – Ничего. Это скорее тебе нужна моя помощь.

Черт незаметно ущипнул себя. Чтобы ангел предлагал помощь черту? Может, он еще в коме, и ему все это снится?

– И чем же ты мне можешь помочь? – подозрительно спросил черт.

– Если я не ошибаюсь, тебе до завтра нужно заполучить чистую душу?

– До завтра, – эхом повторил Мефифуфель. – Ну что за невезение…

– Да, надо же было такому случиться… переместиться прямо на проезжую часть под колеса грузовику…

Черту показалось, что в голосе ангела послышались нотки сарказма. Может, он все это и подстроил? Нет, бред. Это не их методы…

– Издеваться будешь? – буркнул черт. – Что-то не замечал я раньше за вашим братом таких привычек.

– Что ты, что ты. – Глаза ангела просто-таки засветились искренним сочувствием. – Наоборот, меня послали сюда, чтобы помочь тебе. И этого послали? Забавно, что ад, что рай, а методы сходные…

– Это я уже слышал, – отмахнулся черт. – Помощь-то где твоя? Ты мне мозги не пудри, говори по существу.

– Конечно, – послушно сказал ангел. – Все просто. Я могу выполнить любое твое желание. При условии, что оно не будет прямо или косвенно наносить кому-либо вред.

– А взамен? – моментально среагировал Мефифуфель.

– Ой, да сущая безделица…

– Хмм… – черт почесал то место, где у него раньше рос хвост. – На нашем профессиональном сленге «сущей безделицей» всегда называли душу…

– Ну вот, ты и сам все прекрасно понимаешь, – обрадовался ангел.

– Нафига тебе моя душа-то? – изумился черт. – Она ж уже не первой свежести…

– Ой, да ладно, – отмахнулся ангел. – Пол тысячи лет в отстой…чистилище, и будет как новенькая.

– Условия? – деловито поинтересовался Мефифуфель, в котором тут же проснулся инстинкт торговца.

– Желание исполняется сейчас, душа поступает в наше распоряжение ровно через триста лет.

Черт прикинул…и решил, что триста лет пройдут еще не скоро, а вот сослать в нижние уровни могут уже завтра…

– Согласен, – махнул рукой черт.

– Желание?

Мефифуфель задумался на пару минут, хотя, в принципе уже знал, чего хочет.

– Мне бы душу бы чистую, – мечтательно сказал он.

– Э нет, – покачал головой ангел. – Таких желаний не выполняю. Выбирай что-нибудь нейтральное.

Черт замолчал минут на пять, размышляя над желанием и очень кстати вспомнил, что его частенько называли неудачником. А что, чем не желание?

– Я хочу стать чертовски удачливым, – наконец произнес он. Теперь задумался ангел.

– Это можно устроить, – медленно проговорил он. – Но придется добавить еще одно условие.

– Что еще за условие?! – взревел черт. – Мы так не договаривались!

– Тогда загадай другое желание, – пожал плечами ангел.

– Нет! – уперся черт. – Я хочу это желание. Ладно, говори свое условие.

– Перед тем, как будет срабатывать твоя удача (срабатывать она будет, скажем, по щелчку пальцев), ты должен будешь делать один добрый поступок.

– Добрый поступок?! Я?! Да меня с таким грузом просто-напросто обратно в ад не пустят!

– Твои трудности, – раздраженно сказал ангел. – Так ты подписываешь договор?

– Подписываю, – не задумываясь ответил черт.

Перед Мефифуфелем тут же появился договор на одном листике. Черт внимательно перечитал текст, и с удивлением признал, что его действительно не пытаются обмануть.

– Подписывать кровью? – полюбопытствовал черт.

– Лучше ручкой, – брезгливо поморщился ангел. – Вот здесь, в графе «продавец».

– Что за времена пошли? – ворчал себе под нос черт, подписывая договор. – Ангелы скупают души… и у кого? У чертей! Однозначно, мир сошел с ума.

Он передал договор ангелу, тот его перечитал, и поставил свою подпись. После этого лист договора моментально сгорел синем пламенем.

При выходе из больницы Мефифуфеля встретил лимузин. Дело в том, что хозяин грузовика, сбившего черта оказался весьма богат… и чувствовал себя виноватым перед сбитым человеком. Он оплатил лечение, лимузин, гостиницу, и прочие приятные мелочи. Повезло? Конечно же. Вот только черт не очень радовался этому, потому что рассчитывал на удачу несколько иного рода, ведь не ради же какого-то номера в гостинице он перемыл все полы в больнице. И тут началось: Он перевел через дорогу старушку – выиграл в лотерею телевизор. Пожертвовал телевизор детскому дому – выиграл машину. Подарил машину бедному писателю фантасту – выиграл миллион.

Отдал миллион прохожему – к нему прицепилась какая-то девушка. Красавица, конечно, но черту было не до этого.

Зашел в магазин – стал миллионным посетителем и получил целую корзину какой-то косметики. Зашел в туалет – получил бесплатный рулон туалетной бумаги на память.

Что за фигня? – размышлял Мефифуфель. – Почему все действие удачи ограничивается материальными ценностями? Мне нужна чистая душа!

Но сколько черт не ходил по городу, чистой душой нигде даже и не пахло (для чертей чистые души воняли примерно так же, как сами черти воняли для ангелов).

– Идиотизм, – вздохнул черт. – Что за времена пошли? Ни одной чистой души…

– А ты что хотел? – поинтересовался появившийся рядом ангел.

– Я хотел найти чистую душу, подписать контракт и с грязной совестью отправиться домой, в ад.

– И ты полагаешь, что я бы тебе помог в этом? – искренне изумился ангел.

Мефифуфель не стал уточнять, что надеялся надуть ангела, как обычно поступал с людьми, а в результате почему-то надули его.

– Неужели здесь нет ни одной чистой души? – спросил черт.

– Конечно же есть. – Ангел лучезарно улыбнулся. – Ты просто не там ищешь.

Черт задумался. Действительно, может быть, он не там ищет? Но он-то надеялся на удачу… а она (удача) явно не собирается помогать ему в этом деле. Получается, что у черта нет никаких шансов, ведь найти чистую душу – это только первый шаг. Ее еще нужно купить… а это, пожалуй, посложнее будет. Хотя… ведь рядом же есть одна совершенно чистая душа…

– Слушай, – черт посмотрел на ангела умоляющим взглядом. – А давай ты мою душу заберешь сегодня, а?

– Сегодня? – удивился ангел.

– А что? Я не хочу торчать в нижних уровнях триста лет, лучше уж сразу в чистилище, чего зря время тратить?

– А ведь это мысль, – согласился ангел. – Подготовить договор?

– Подготовь, – пожал плечами черт. – А я пока пойду еще прогульнусь, вдруг повезет… Оставшийся день черт старательно совершал добрые дела. Ближе к полуночи перед порядком уставшим чертом появился ангел.

– Я смотрю, ты провел время с пользой, – заметил ангел. – За один день сделал больше добрых дел, чем за всю свою человеческую и чертову жизнь.

– Конечно, – буркнул черт. – Я очень рад, что тебе понравилось.

– Вот тебе договор, внимательно перечитай его, – ангел протянул Мефифуфелю листик.

– Я тебе и так верю, – отмахнулся черт. – Сомневаюсь, что ангелы умеют обманывать. Давай сюда свою ручку. Черт подписал договор и незаметно щелкнул пальцами.

– Замечательно, – улыбнулся ангел взяв из рук черта договор. – Сейчас мы с тобой отправимся в одно очень хорошее место… Ангел заверил договор, и он (договор) исчез в синем пламени.

– Да уж, сейчас мы отправимся в очень хорошее место, – Мефифуфель победно улыбнулся.

Канцлер сидел за столом, и внимательно перечитывал договор.

– Что ж, Мефифуфель, на этот раз ты проделал хорошую работу. Черт радостно улыбнулся

– Вот только что-то от тебя стало немного пованивать, – заметил главный черт.

– Это от длительного общения с ангелом, – отрапортовал Мефифуфель, стараясь сдержать мелкую дрожь в коленях. Канцлер медленно кивнул.

– Ладно, можешь быть свободен до следующего призыва.

Мефифуфель вышел из Адской Канцелярии самым счастливым чертом на свете. Мало того, что он похудел за то время, пока лежал в коме, и так удачно продал свою душу в рассрочку, так еще и купил душу ангела (!), который по глупости (а точнее, благодаря чертовской удачечерта) не посмотрел, что ставит подпись не в ту графу.

Теперь ангел отправлен в нижние уровни на «исправление», и Мефифуфель, между прочим, через триста лет все равно должен будет отдать ему душу. А поскольку сам ангел стал собственностью Дьявола, то и душа черта через триста лет станет принадлежать Дьяволу. Вот ужас-то, особенно если учесть, что она и так принадлежит ему уже добрые четыре сотни лет.

Мефифуфель расхохотался. И это его называли неудачником? Теперь-то он сможет развернуться….вот только какие добрые дела в плату за удачу можно делать в аду?

Выписка из личного дела черта Мефифуфеля.

От своего тридцать первого призыва черт М. уклонялся почти двести лет, поставив тем самым адский рекорд. За эти двести лет добился высокого положения в адском обществе, но впоследствии был сослан на исправительные работы в нижние уровни за подозрительную склонность к добрым делам…

В 1913 году я во второй раз гостил в Оптиной Пустыни.
Меня поместили с одним иеромонахом, студентом Казанской Духовной Академии, о. А., в скиту.
Как то, выходя на литургию, мы забыли взять ключ и захлопнули за собою дверь; она механически заперлась, и чтобы ее отворить, нужен был особый винтовой ключ.
Что делать? Не разбирать же стекло в окне?
После литургии рассказали эконому о. Макарию о нашей оплошности.
Он был человек молчаливый и даже немного суровый. Да в экономы в монастыре и нельзя выбирать мягкого и любезного – слишком расточал бы добро.
Ничего не сказав, он взял связку ключей и пошел к нашему жилищу. Но оказалось, что сердечко подобранного им схожего ключа было меньше, чем горлышко нашего замка. Тогда он поднял с полу тоненькую хворостинку, отломил от нее кусок, приложил к сердечку ключа и стал вертеть... Но сколько мы ни трудились, было напрасно, ключ беспомощно кружился, не вытягивая запора.
– Батюшка, – говорю я ему, – вы, видно, слишком тоненькую вложили хворостинку! Возьмите потолще, тогда туже будет!
Он чуточку помолчал, а потом ответил:
– Нет, это не от этого... А от того, что я без молитвы начал.
И тут же истово перекрестился, произнося молитву Иисусову.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
Начал снова крутить с тою же хворостинкою, и замок сразу отперся.
После я и на своем, и на чужом опыте много раз проверял, что употребление имени Божия творит чудеса даже в мелочах. И не только сам пользовался и пользуюсь им доселе, но и других, где можно, тому же учу.
Вот другой пример.
Был я на одном съезде христианской молодежи в Германии. Начали устраивать церковь.
Молодой человек, по прозвищу «Шу-шу» (сокращенно – Шура-Шурович, Александр Александрович) развешивал иконы на стене.
Здание было каменное. Ударит он молотком по гвоздю, а тот и согнется – на камень попал. Вижу я неудачу его и говорю:
– Шу-шу! А вы бы перекрестились да сказали бы «во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Вот тогда у вас дело пойдет.
Он поверил. Смирился. Ведь молодому-то не так это и легко. Перекрестился, упомянул имя Божие, наставил гвоздь в другое место, ударил молотком и попал в паз. И дальше вся работа пошла удачно.
Рассказал я этот случай как-то недавно в кружке знакомых. Спустя несколько дней одна женщина, вдова К., недавно потерявшая мужа, рассказала мне: «Пришла я после вашего рассказа домой и ложусь спать. А у меня давно уже бессонница... Нервы сдают, видно. И вдруг я вспомнила – вы велели поминать имя Божие даже и в малых вещах. И сказала я себе: «Господи! Дай мне сон!» И даже не помню, кажется, сию же минуту и заснула. А до сих пор долго мучилась бессонницей.»

Смерть, де твоє жало?

   С тех пор много воды утекло.
   Лишь седые старцы могут похвастаться тем, что видели живого бога. Во время пришествия. Мир изменился. Только ритуалы донесли народную культуру и тени обрядов до наших дней.
   Как и прежде, входя в дом, крестятся с поклоном на  святой образ, укоризненно смотрящий из "красного угла" комнаты.
 Иконе "Кончита с бородатым младенцем".

 

          Четвёртая глава! Медленное продвижение, но всё-таки. В этой главе моя фантазия наконец начала идти в разнос)
          Кто ещё не читал, все главы здесь!