- О, Господи!- я круто повернулся и столкнулся с проходившим мимо толстеньким коготышом.

- Протри глаза, чучело гороховое!- огрызнулся толстяк.

Я вытаращился на него.

- Людей ты что ли не видел?- тявкнул он.

Я словно только этого и ждал.

- Людей то я видел,- сказал я,- но разгуливающую пивную бочку вижу впервые.

Толстяк не полез в карман за словом. Остановившись и разбухая на моих глазах, он процедил сквозь зубы

- Знаешь что? Пошел бы ты к себе в зоопарк ! Мечтательным кенгуру нечего шляться по улицам!

Я понял, что передо мной весьма квалифицированный мастер перебранки. И все-таки, не смотря на всю мою подавленность, я должен был позаботиться о своей чести.

- Топай, топай, псих несчастный, недоносок семимесячный,- сказал я и благословил его жестом.

     Но он не внял моим словам.

-Пусть тебе впрыснут бетон в мозги, идиот морщинистый, болван собачий,- продолжал он лаять.

Я обозвал его плоскостопым декадентом, он меня вылинявшим какаду; я его - безработным мойщиком трупов.

Тогда, уже с некоторым уважением, он охарактеризовал меня как бычью голову, пораженную раком, я же его - что бы окончательно доконать - как ходячее кладбище бифштексов. И вот тут он просиял. 

- Ходячее кладбище бифштексов! - это здорово, -  сказал он.- Такого еще не слышал. Включу в свой репертуар. До встречи. 

Он вежливо приподнял шляпу, и мы расстались, преисполненные уважения друг к другу.

                                                                                         Эрих Мария Ремарк ( "Три товарища")