Заявление отца Димитрия Смирнова вскрыло много подспудных пластов нашей жизни

Иван Гладилин

Насаждение ювенальной юстиции довело до мысли реально вооружиться даже руководство Русской Церкви.

«Я, например, не так давно был резким противником того, чтобы народу раздавали огнестрельное оружие», – признался в интервью радиостанции «Радонеж» глава синодального Отдела РПЦ по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами протоиерей Димитрий Смирнов. «Но в свете новых изменений, что наше государство встраивается в европейский процесс и что здесь у нас будут отнимать детей, то неплохо бы, когда придут отнимать детей, дома иметь пистолет», – добавил о. Димитрий.

По его мнению, пистолет мог бы остановить несправедливое изъятие детей из семьи: «Какая-нибудь чиновница решит отнять детей, а человек посчитает, что несправедливо. А как с несправедливостью бороться? Есть два пути. Есть законный. И есть незаконный. Это, конечно, незаконный путь. Но если нападают на самое святое!» И тут, как говорится, не поспоришь: либо отдавать своего ребенка непонятно каким дядям и тетям, либо быть готовым постоять за, без преувеличения, жизнь родного (жизнь в понимании Русской, а не какой-то там «рыночной» цивилизации) существа.

«Десять лет говорим про ювенальную юстицию, – возмущается о. Димитрий. – Указ президента (№ 1688 «О некоторых мерах по реализации государственной политики в сфере защиты детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей», подписанный Владимиром Путиным 29 декабря 2012 года. – Прим. KM.RU) – и она вводится. Это, извините, как? А когда народ вооружен, то тут уже другой будет разговор. Конечно, будут издержки... Но, с другой стороны, будет возможность отдать жизнь за семью... Ведь мы же, когда начинается война, защищаем, как мы говорим, наших жен, детей, стариков, и так далее – свои дома. А приходят разорять – так надо же защищать!» – говорит о. Димитрий.

Заявление церковного «министра» вскрыло очень много подспудных пластов нашей современной жизни. Начать с того, должны ли мы вооружаться перед лицом все нарастающего разгула уличной (причем преимущественно заезжей – из Кавказа и стран СНГ) преступности. Не далее как сегодня, например, какие-то мигранты зверски убили очередную русскую жертву в одном (неважно даже каком) российском городке. А призванная охранять нас полиция, видите ли, добралась до места преступления, отдаленного на 200 метров, лишь через 40 минут!

А думали ли наши стражи порядка о том, чтобы хоть раз провести всеобщую проверку на предмет наличия холодного оружия у так называемых лиц кавказской национальности, которые уже заполонили Москву? Почему в полицейских сводках коренные москвичи (среди них-то ведь не принято носить оружие) оказываются зарезанными, как бараны, некими заезжими джигитами? Что, пора столичным жителям ножами обзаводиться?

Наши власти тем временем всё обещают нам счастливую и безопасную жизнь – правда, одновременно наводняя наши города и веси «столь необходимой» заезжей рабочей силой. А параллельно ужесточают меры по продаже оружия населению. В результате оказывается, что заезжие «гастролеры» почти сплошь и рядом имеют в своем арсенале не только ножи, но и боевые стволы, а вот нашим коренным гражданам (причем очень избранным) позволено обезопасить себя разве что гладкоствольным охотничьим ружьем.

Какой взрыв негодования, например, вызвала у премьера Дмитрия Медведева история с «русским Брейвиком» – Дмитрием Виноградовым! «Надо вообще запретить населению иметь оружие», вытекало из его гневной реакции. А следом аналогичный случай массового расстрела людей (большинство из которых – дети!) приключился в США. Наш Дмитрий Анатольевич едва ли не первым из иностранных госдеятелей выразил Штатам соболезнования.

В Америке, кстати, тоже началась кампания по добровольной сдаче населением имеющихся на руках стволов. Но (и тут с Америки не грешно взять пример) одновременно там же стали подумывать о вооружении пистолетами всех учителей, чтобы они могли в случае чего остановить вооруженного преступника. При этом в Америке прекрасно знают, что большинство всех массовых расстрелов учеников в местных школах и колледжах произошло в тех штатах, где свободный оборот оружия как раз запрещен (за что так ратует у нас нынешняя власть). Предчувствуя свою безнаказанность, все эти американские преступники и шли на массовое убийство.

А что же наши власти? Они, разумеется, по-прежнему хотят разоружить народ, ссылаясь на его «неподготовленность», на то, что русские «разучились» быть цивилизованными обладателями оружия самообороны. Ну что ж, их можно понять. Боятся ведь! Но не столько, думается, перестрелок на улицах Москвы и других городов, сколько наличие самой вооруженной массы, которая ограничит их власть над людьми – над этим «быдлом», которым они так навострились управлять.

Впрочем, заявление о. Димитрия, свидетельством чему являются его слова, все-таки не столько призывало к вооружению, сколько акцентировало наше внимание на печальных ювенальных итогах года. Авторитетные православные эксперты уже вынесли по этому поводу свои суждения.

«Под шум победных фанфар о принятии закона о защите российских детей от международного усыновления президент подписал Закон «Об образовании» и выпустил указ, где говорится о приоритетной разработке двух главных ювенальных законопроектов – о социальном патронате и об общественном контроле над детьми-сиротами», – пишет на страницах «Русской народной линии» председатель Межрегионального общественного движения «Семья, любовь, Отечество» Людмила Рябиченко.

«Итак, – резюмирует эксперт, – из-за непрекращающегося ожесточенного сопротивления семейно-родительской и патриотической общественности законам, уничтожающим суверенитет семьи, право на родительство и право на образование в России противником была разыграна сложнейшая комбинация с опосредованным вводом в ситуацию самого мощного ресурса – президента страны, подпись которого, по замыслу политтехнологов, должна прервать всякое бессмысленное теперь сопротивление.

Широко распространенным в обществе является мнение о том, что для уничтожения России за океаном денно и нощно трудятся, составляя планы и сценарии, целые научные империи – центры, институты, лаборатории. И по этим планам в России в самом ближайшем времени должны появиться:

— общественно-государственная структура с возможностями проведения легитимных всероссийских информационных кампаний по пропаганде ювенальных технологий, а также осуществления финансовой поддержки процессов изменения общественного сознания («Фонд поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации»);

— институт профессионального родительства (программа «Россия без сирот»);

— ювенальная служба;

— механизм реализации беспрепятственного контроля над каждой семьей (социальный патронат);

— механизм мирного (без применения оружия) вывоза населения страны за ее пределы (институт общественных наблюдателей за детьми, отобранными у родителей, и легитимизация внешней и внутренней торговли детьми под видом усыновления);

— никому не подотчетная и с неограниченными полномочиями параллельная вертикаль власти с функцией замещения института родительства и легитимизацией беспрепятственного доступа к каждому ребенку (институт уполномоченного по правам ребенка).

К сожалению, констатирует Людмила Рябиченко, все это выполнено.

Ну что ж, можем поздравить авторов сценария: выделенные для окончательного освоения в конце года доллары потрачены не впустую. Поработали ударно и на славу, результат достигнут, можно пить шампанское за скорую и окончательную победу над русским медведем.

Браво, Госдеп!

С Новым годом, страна!»

Страницы: 1 2

Под шум победных фанфар о принятии закона о защите российских детей от международного усыновления Президент подписал закон «Об образовании» и выпустил Указ, где говорится о приоритетной разработке двух  главных  ювенальных  законопроектов — о социальном патронате и об общественном контроле над детьми-сиротами. 

Отбушевали страсти по «закону Димы Яковлева», и страна отправилась на новогодние каникулы. В ресторанах празднично зашумели корпоративы, граждане пошли в атаку на универсамы и рынки. Никакой политики — только праздник. Горячка закончилась.  Тем более, что есть повод расслабиться: отстояли закон, который не позволит больше отдавать наших детей в США. Закон, названный именем несчастного русского малыша, безжалостно замученного в вожделенной для кого-то Америке. А теперь — стоп, самое время оглядеться и понять, а что это было?

Наше время полно мистификаций и розыгрышей, плутовства и обмана. Но трудно осознавать, что кто-то всё время против твоей воли меняет твою реальность, переписывает историю, переиначивает события, и сохранять при этом самоуважение. Поэтому общество изобрело «замечательные» слова — «политтехнологии», которые позволяют переложить свою собственную вину за происходящее на чей-то злой умысел.

Итак, в России в декабре уходящего года разгорелся скандал: была озвучена информация о составлении Конгрессом США «списка Магнитского», вводящего визовые ограничения на российских должностных лиц — политиков и бизнесменов, которым теперь будет запрещён въезд в Америку.

В ответ на это Государственная Дума РФ в рекордно короткие сроки (с 14 по 21 декабря) разработала и приняла в трёх чтениях закон № 186614-6 ФЗ «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации» (http://президент.рф/новости/17233), который назвали именем погибшего в Америке ребёнка.

Дима Яковлев погиб два года назад, но громкая реакция на его гибель наступила только сейчас. Произошла виртуальная «эксгумация трупа», и «те, кому надо» наконец-то решили поинтересоваться причинами и обстоятельствами трагедии. Равно, как и анализом ситуации в сфере существующего в России так называемого международного усыновления.

Вокруг закона развернулась нешуточная борьба, которая не оставила иллюзий о позициях и принадлежности. Комбинация, которую разыграли авторы рокировок, многоступенчата и запутана. Как и положено в политике. А её результаты – не сразу видны и не каждому понятны. Как и положено в политтехнологиях.

Итак, закон № 186614-6 ФЗ «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации» окончательно принят. Кто в выигрыше?

Итог номер один

Закон создавался как реакция на «список Магнитского» — перечень коррумпированных представителей высших эшелонов власти России, которые отныне для Америки станут «персоной нон грата», невъездными. Назвав ответный закон для усиления общественного резонанса по всем законам информационных войн именем погибшего ребёнка, авторы одним ударом поменяли «фигуру и фон»: список Магнитского и его содержание ушли в тень, а на первый план вышли дети-сироты и их продажа за рубеж. Чисто и красиво. Абсолютно выигрышная позиция, обеспечивающая инициаторам поддержку народа.

Результаты:

Содержание списка Магнитского в обществе не обсуждается.

Власть получает кредит доверия консервативной части общества.

Итог номер два

Один из заявленных в СМИ инициаторов закона Екатерина Лахова (хотя в паспорте закона на сайте Госдумы в числе инициаторов — весь её нынешний состав) выступила в неожиданном для себя и общества амплуа «патриота, заботящегося о российских детях». Но, даже озвучивая прежде ею же не разглашаемую информацию о коррупции в сфере иностранного усыновления, она способна произвести впечатление только на неосведомлённого человека.

В своих поездках  в регионы и текстах интервью  Е.Лахова многократно и неприкрыто добивается главного: «Важно, чтобы в ежедневном режиме работали с неблагополучными семьями. (...) Надо — вот выявили сигнал любой: с улицы, от соседей, из школы, из больницы, из милиции. Откуда-то появился сигнал — должна быть служба помощи, как центры помощи семье и детям. Как в детской поликлинике: там участковые педиатры, а здесь социальные работники по работе с семьей, которые должны работать по участковому принципу и осуществлять всю межведомственную работу, потому что именно такой семье часто нужна то помощь со стороны образования, то со стороны здравоохранения, то со стороны службы занятости, то со стороны милиции и т. д.» http://vz.ru/society/2012/12/19/612512.html

Пилотная модель такой всеохватной службы отрабатывается в Краснодаре, и презентация образцов пиктограмм с зашифрованной цветной оценкой социальной благонадёжности каждого члена семьи, а затем — каждой улицы и района была представлена на Парламентских слушаниях в Совете Федераций по вопросу принятия Национального плана действий в интересах детей в марте 2012 г. как образец для внедрения.

Результаты:

Депутат Лахова нарабатывает позитивный общественно-политический имидж.

Общество приучается к мысли, что оставив детей-сирот в России, нужно заплатить за это улучшением условий для них, а именно,  создать сеть социальных поликлиник для ежедневной межведомственной работы с семьёй по участковому принципу.

Лоббисты приступают к подготовке и созданию структуры контролирующей каждую семью репрессивной ювенальной службы.

Итог номер три

Уполномоченный по правам ребёнка при Президенте РФ Павел Астахов, хотя и призвал 17 декабря к осмотрительности http://www.radiovesti.ru/articles/2012-12-17/fm/76562, уже на следующий день принялся горячо выступать «против международного усыновления» и сообщать опять-таки недоступную ранее информацию о том, как обстоят дела в этой сфере. http://ria.ru/societal/20121101/908402241.html#ixzz2GZ5B2r7L

«Забыв» о собственной роли в активном продавливании отменяемого ныне российско-американского Соглашения о международном усыновлении, когда история с отправленным бывшей приёмной матерью из Америки в Россию без документов (разве такое возможно? ещё один сценарий?) Артёмом Савельевым стала ключевым информационным поводом для проведения соответствующей кампании, П.Астахов теперь призывает оставить российских сирот на родине, но непременно изменить условия для них, создав режим наибольшего благоприятствования, который называется программа «Россия без сирот». Над которой он, кстати, сейчас и работает.

Программу ещё никто не видел, но разговор о ней, как о существующем документе, ведётся Астаховым уже давно, и, судя  по его отдельным комментариям, программа нацелена не на помощь слабым семьям для максимального их сохранения, а на создание института профессиональных, сертифицированных, замещающих семей, для существования которого будут востребованы всё большие объёмы объектов приложения усилий, а именно, детей, отобранных у родителей.

Результаты:

П.А. Астахов приобретает имидж непримиримого борца с международной торговлей детьми и получает финансирование на реализацию программы «Россия без сирот», которая, по сути, снова является антиродительской ювенальной интервенцией на территорию семьи в России.

В России будет создаваться система централизованной подготовки и  сертифицирования профессиональных родителей.

Требования к социальной самостоятельности семьи будут ужесточаться, что приведёт к новому витку эскалации разорения слабых семей и дальнейшему выстраиванию института социального сиротства.

Страницы: 1 2 3

От  редакции: Статья Анастасии Колесовой , которую мы публикуем, написана в ноябре 2012 года в РИА Накануне.RU, остаётся актуальной и в наступившем Новом Году :

На днях в Финляндии сотрудники опеки забрали у гражданки России Анастасии Завгородней четверых детей за «хлопок по попе». Русская женщина, видимо, предстала перед ними таким тираном, что органы опеки забрали даже младенца семи дней от роду.

Реакция России последовала незамедлительно – о своей «озабоченности ситуацией» заявил и МИД РФ, и уполномоченный по правам ребенка Астахов, и глава российской делегации на сессии ПАСЕ в Страсбурге Алексей Пушков. Однако, как показала практика, с ювеналкой на Западе, которая, к слову, прорывается и в Россию, одними только заявлениями не справиться. О том, почему русские дети самые востребованные в Европе и сколько дают «за голову ребенка»,Накануне.RU рассказала координатор правозащитного движения «Русские матери» Ирина Бергсет.

Финские соцработники забрали четырех детей у Анастасии Завгородней, имеющей как российское, так и финское гражданства. Всех детей поместили в соцприют. "Анастасии, у которой власти Финляндии забрали четырех детей, разрешили видеться с новорожденным раз в месяц, но запретили кормить грудным молоком. Ей дали разрешение встретиться во вторник с новорожденным, но только за решеткой и под строгой охраной", — сообщил правозащитник Йохан Бекман.

Сегодня также выяснилось, что другая россиянка, Альбина Касаткина, пытается вернуть своих детей, которых финская социальная служба забрала по подозрению в домашнем насилии. «Соцработницы пришли ко мне на дом и сообщили, что они идут в детский сад и забирают детей и ведут их на допрос. Все произошло неожиданно для меня. Я в шоке, все произошло по одному звонку нынешней жены моего бывшего мужа, которая 9 месяцев назад сообщила, что очень беспокоится за детей и мать избивает их ремнем. Это абсурд. Это не подтвердилось никаким образом. На детях ни царапинки», — рассказала она.

В МИД РФ заявили, что финские власти уже не впервые действуют так жестко в отношении именно российских детей.

«Вызывает глубокую тревогу, что и по другим подобным случаям мы не видим в действиях финских властей готовности к диалогу по обеспечению прав детей в смешанных или русскоговорящих семьях. Как результат, возникновение конфликтных ситуаций, связанных с изъятием детей из-под опеки живущих в Финляндии родителей-россиян, в последние годы приобрело системный характер», — отметили в российском внешнеполитическом ведомстве.

Вопрос: Расскажите, почему в Финляндии в таком количестве забирают русских детей у родителей. Мы слышим о подобных проблемах чуть ли не каждый год.

  Ирина Бергсет: Такая ситуация сложилась не только в Финляндии, а в 193 странах мира, и это продолжается последние 20 лет. Финляндия – эта та страна, в которой данная система наиболее прозрачна для россиян, потому как там есть правозащитник Йохан Бекман, и родители могут в любой момент позвонить ему, и сообщить, что вчера забрали ребенка или сейчас стучат в дверь. Такие люди есть не в каждой стране. Йохан Бекман – финн, хорошо знающий систему, доцент университета, кандидат общественно-политических наук, известный правозащитник, и мы были бы благодарны миру, если бы в каждой стране был такой человек, который бы встал между местными властями, судами и русскими эмигрантами, которые попадают в такие ситуации.

От Йохана Бекмана и напрямую от родителей мы получили информацию о том, что семья Анастасии Завгородней — 35-ая семья в этом году, у которой насильственно, без суда и следствия отобрали детей сотрудники опеки, государственного патроната, соц. патроната Финляндии. У Анастасии отобрали 4-х детей, в том числе и 7-дневного младенца. Сегодня мне позвонила еще одна женщина из Петрозаводска. Она боится назвать свою фамилию и у нее тоже отобрали ребенка в Финляндии. Он 50-ый за этот год.

Поймите, что этих людей тысячи в Финляндии, тысячи в Норвегии, Швеции, Дании, Италии, Испании, Австралии, Новой Зеландии, Америке, а список людей, которые не побоялись назвать свои фамилии и телефоны — это 77 русских или полурусских семей, у которых изъяли 109 детей по всему миру.

Вопрос: Почему органы опеки имеют возможность с такой легкостью забирать чужих детей из семьи?

Ирина Бергсет: Пока Россию отвлекали перестройкой (это мое глубокое мнение), мировое сообщество поменяло свое отношение к семье и к взаимоотношениям родителей и детей. Были приняты международные конвенции и разработаны законы в каждой стране, сообщающие о том, что ребенок принадлежит территории, на которой он стоял последние три месяца.

У меня самой отобрали двоих детей. Я считаю и всегда считала, что я хороший родитель, с нормальной социальной ситуацией – квартирой, машиной и другими необходимыми атрибутами хороших родителей. Мне дали право на один звонок адвокату, который объяснил, что это глубочайшее заблуждение, что дети имеют какое-то отношение к родителям. Дети принадлежат Норвегии. То есть государство делегирует родителям право временно проживать со своими детьми до первого нарушения. То есть до первой провинности родителя, причем под провинностью родителя могут понять все, что угодно.

Вот как все произошло у Анастасии в Финляндии – девочка якобы сказала, что ее хлопнули по попе дома. В Норвегии бывают случаи, когда ребенок сказал: «А мама сказала мне помыть руки!», причем ребенок это говорит таким тоном, что учительнице показалось, что к ребенку было проявлено насилие, и тогда ребенка изымают из семьи.

Вопрос: А как же суды?

Ирина Бергсет: Это раньше изымали детей по судам. Если вы алкоголик, наркоман или человек с криминальным прошлым или настоящим – это все понятно, и мы, как здравые люди, поддерживаем такую социальную систему, которая помогает детям, оказавшимся в таких сложных социальных ситуациях, но причем тут хорошие родители?

Вот на Западе сейчас государство стимулирует отбирание детей у хороших родителей. Они стимулируют это премиями. В Америке премия социальному работнику за отобранного ребенка составляет $5000. В Европе выдается по €1000 за голову каждого отобранного ребенка. Коммуны, районы города (в каждой стране свои названия), соревнуются в том, кто больше отберет детей, и цифры эти публикуются в открытом доступе. Вот, например, на норвежском сайте говорится, что лучше всего система опеки работает в Бергине, а опека Осло работает плохо – надо больше отбирать детей.

Государство Норвегии считает, что детей отбирается очень мало, хотя уже 1/5 всех детей, проживающих в Норвегии, отобрана у родителей. 4 млн человек проживает в Норвегии и 1,2 млн детей. Таким образом, уже более 200 тыс. детей отчуждены от родителей.

У нас есть один русский отец Морозов, который приехал в Норвегию с сыном. Ребенку было 6 лет, он пошел в школу и понравился учительнице, так как ребенок смышленый, не требует никаких тренировок-дрессировок, и она захотела взять его себе. Она просто позвонила в опеку, наговорила на отца, опека приехала и забрала у него сына. Какую выгоду получила учительница? Она получила ребенка и миллион крон — это 5 млн рублей в год на его содержание.

Приемные родители в Норвегии – это единственная категория людей, зарплата которых не облагается налогом. Люди в Норвегии не идут в банк, а становятся в очередь на приемных детей. Причем вы можете выбрать ребенка. Новая семья приехала в страну, вам понравился ребеночек, вы делаете донос в опеку и заявляете, что хотите этого ребенка, и вам его отберут и приведут в полном соответствии с законом о социальном патронате.

Вопрос: Чем это выгодно государству?

Ирина Бергсет: Если ребенок живет в семье, государству нет от этого никакой выгоды, нет никакого движения средств. Когда ребенок отбирается, идет огромное перераспределение средств, к тому же за счет этой системы Норвегия решила проблему безработицы — в судах каждой деревни слушается по 10 дел в день, адвокаты получили работу, социальные работники, социальные семьи и т.д. Кроме того, это огромные дотации государства в территории, на которых живут приемные семьи. Это некая индустрия перераспределения детей по странам, по городам, по семьям. Для чего это делается, я не могу понять со своим русским менталитетом, но за этим что-то стоит, и, говорят, что деньги, которые приносит бизнес отчуждения детей от родителей, несравнимы с теми деньгами, которые приносят наркотики.

Страницы: 1 2

Интервью главы комиссии по общественному контролю за деятельностью правоохранительных органов ОПРФ А.Г.Кучерены и члена ОПРФ О.В.Зыкова пресс-службе Данилова монастыря

А. Г. Кучерена: Само утверждение, будто мы создаем что-то исключительное, что-то абсолютно новое для нашей страны или тем более для мира не имеет под собой никаких оснований. Там где есть дети и хоть какие-то законы, есть специализация этих законов, это и есть, говоря в общем, ювенальная юстиция. Иными словами, ювенальная юстиция — это некие правовые процедуры, адресованные детям.

Дети в силу своего возраста имеют в отличие от взрослых другой правовой статус, который обусловлен биологическими и психологическими особенностями. Ребенок не может иметь те же самые права и ту же самую ответственность (а это неизбежно сопряженные вещи), что и взрослый совершеннолетний человек. Любое цивилизованное общество на современном этапе, так или иначе, учитывает это.

Говорить о том, что в нашей стране совсем не было ювенальной юстиции, ошибочно, она была и есть. Другой вопрос, в какой форме она существует и в какой форме мы хотим, чтобы она существовала.

О.В. Зыков: Известно, что в Российском Государстве начала прошлого века (в период с 1910 по 1918 гг.) была ювенальная юстиция и именно с этим названием. Более того, она называлась автономной ювенальной юстицией. В советский период без особого названия, безусловно, так же была ювенальная юстиция. Но, очевидно, она была построена исходя из того идеологического, политического, экономического устройства, которое имело СССР. На тот период что-то работало хорошо, что-то нет, но оно было плоть от плоти советским, а значит, исходило из тоталитаризма и вполне своеобразного понимания человека как личности.

На данный момент мы имеем систему, выросшую на той советской почве в условиях, когда вопрос защиты прав детей был и есть периферийный для нашего общества, и это важно понимать. Никто не ставит и не может ставить задачи воссоздать ювенальную юстицию имперской России, но оценить опыт тех лет, понять природу автономной ювенальной юстиции, которая была в истории нашего государства, мы должны. То же можно сказать и об опыте других стран.

— Создавая ювенальную юстицию в России, мы в основном будем опираться на западный опыт, но опыт показывает, что копирование чужих систем не приводит к положительным результатам.

О.В. Зыков: Дело в том, что нет нужды копировать «западные» модели. Необходимо, понимая происходящее в нашей стране, изучать опыт и «запада», и России и на основе этого создавать эффективную систему защиты прав детей, в которой главным способом защиты ребенка будет сохранение его родной семьи. Надо подчеркнуть, что это ключевая идея. Никто и ничто не может соперничать с семьей по тем воспитательным возможностям, что в ней заложены. Как ни была изуродована семья, необходимо прежде всего приложить все силы на ее исцеление. Если становится ясно, что семья разрушена настолько, что несет угрозу жизни и здоровью ребенка, тогда необходимо думать о других направлениях работы.

— А как быть с известным опасением в обществе, что с введением ювенального правосудия за малейшие просчеты родителей их будут лишать родительских прав?

А. Г. Кучерена: Трудно понять, откуда возникла мысль, что кто-то желает отбирать детей у родителей. Скорее всего, это реакция непрофессионального народного сознания на единичные примеры неоправданно жесткого поведения определенных социальных работников на «западе». Необходимо признать, что ошибки есть всегда, везде и у всех — и на «западе», и не на «западе». Понятно, что каждый конкретный случай требует оценки и осмысления. И если на самом деле кто-то из каких-то социальных работников где-то в какой-то стране не оценил ресурсы конкретной семьи, не использовал их для сохранения этой семьи и помощи ребенку, а создал условия, в которых семья была разрушена — это профессиональная ошибка.

Уже было сказано, что главный смысл идеи защиты прав детей — стараться создать такой правовой и социальный механизм, который будет максимально поддерживать, восполнять, мобилизовать те ресурсы, которые есть в конкретной семье, где ребенку нужна помощь. Но для того, чтобы это произошло, должны быть созданы и правовые, и социальные условия.

О.В. Зыков: Мало кто знает, но именно сегодня семьи разрушаются, потому что органы опеки не имеют судебной ответственности и творят произвол в отношении семьи. Все дело в том, что именно сейчас условия благоприятствуют произволу и насилию, в том числе со стороны чиновников. На данный момент нет четких юридически закрепленных критериев оценки благополучия/неблагополучия семьи. Нет сферы ответственности, закрепленной за органами опеки, например. Их ошибки не могут быть контролируемы и проверяемы.

Об этом говорят страшные цифры, которые мы находим в официальных отчетах. И эта ситуация с годами ухудшается. На сайте уполномоченного по правам детей представлены официальные данные. В Москве в 2001 году родителей лишили родительских прав в 1300 случаях, в 2008 — таких случаев было более двух тысяч, почти 2100. И это, заметьте, без какого бы то ни было юридического закрепления понятия ювенальной юстиции, это происходит здесь и сейчас.

Понятно, что, в каждой конкретной ситуации, с которой сталкиваются существующие ныне службы, нужно принимать индивидуальное решение. Я не знаю, насколько справедливо было решение в части каких-то семей, лишенных родительских прав.

Но порой лишение родительских прав — это единственный способ оградить ребенка от насилия. Есть, например, очередной случай, который мне известен. Отчим сексуально насиловал своего приемного сына, начиная с 9 лет в присутствии матери. Понятно, что у этой семьи нет будущего, здесь должна быть уголовная ответственность. И совершенно другая ситуация, когда в семье есть психологический конфликт в силу педагогической несостоятельности родителей. Ребенок начинает уходить из семьи. Для социальных служб — это симптом, который они должны вовремя заметить и построить некую систему поддержки семьи, помочь в решении психологических проблем.

Но все это нужно юридически урегулировать. На данный момент правовые процедуры не отвечают сложившейся ситуации.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7

Продолжение. Начало Здесь

Галина  Пырх

В Новосибирской области продолжается суд над бабушкой-опекуном внучек-сирот …

  А теперь перейдем собственно к самому рассказу о том, что стоит за «частным» случаем изъятия у бабушки из далекой сибирской деревни двух внучек, и почему решение суда по делу Елены Борисевич настолько важно для всех российских  родителей и опекунов.

«Мама-бабушка»

Выносить семейные секреты на обсуждение широкой публики — дело не похвальное. Поэтому я не стану посвящать читателей во все хитросплетения взаимоотношений покойной дочери Елены Викторовны с ее гражданским мужем, таджиком по национальности. Суть не в этом, а в том, что после смерти при родах жены он отбыл в неизвестном направлении, и, до недавнего времени, его теща понятия не имела, где искать следы зятя. Трехлетняя Фатима и новорожденная Ульяна оказались на попечении 49-летней Елены Борисевич, и с тех пор она заменила им мать. Так они ее до сих пор и называют.

Ульяна появилась на свет значительно раньше срока, с «букетом» заболеваний, которые могли бы серьезно сказаться на ее физическом и умственном развитии, но не сказались — благодаря добрым рукам и мудрости мамы-бабушки, которая полностью посвятила себя детям.

Елена Викторовна — невысокая, крепко сбитая, с простым русским лицом, не блещет образованностью и интеллектом. Это обычная деревенская баба, «ломовая лошадка», которую жизнь никогда не баловала, но, тем не менее, не озлобила, не заставила сломаться и опустить руки. Сдержанная, молчаливая, даже сейчас, высиживая долгие часы на судебных заседаниях, временами больше напоминающих аутодафе, она ничем не выказывает свою боль и тоску по родным кровинушкам, которые с конца августа находятся в бердском Центре социальной помощи семье и детям, то бишь приюте, «Юнона».

Его директор Татьяна Качан рассказывала на суде, что все воспитатели восхищаются выдержкой этой простой женщины. Фатима и Ульяна, по словам Татьяны Алексеевны, живут только ожиданием встречи со своей «мамой». При виде нее девчушки кидаются к ней и засыпают бесхитростными вопросами о том, когда же, наконец, они вернутся домой, и в этот миг трудно удержаться от слез, не прижать их к груди, не заголосить: «Ой вы бедные мои сиротинушки! Да как же теперь вы жить будете, у чужих людей!» — ведь одним бесстрастным росчерком пера главы Искитимского района Елена Викторовна  отстранена от обязанностей опекуна, и, собственно говоря, только до тех пор, пока длится суд, она имеет еще право видеть своих внучек. Но — ни одного горького слова обиды, ничего, что могло бы смутить их души, ранить неокрепшую детскую психику. Ровным, спокойным тоном она объясняет девочкам, что пока они поживут («погостят») здесь, а потом она их заберет.

Фатима должна была 1-го сентября пойти в первый класс  деревенской школы, куда бабушка ее несколько лет водила на подготовительные занятия. Волею сотрудников опеки она пошла в школу в Бердске, в ту самую, куда ходят все «приютские». И «мама Лена», не жалуясь на судьбу, не ропща, несмотря на то, что к школе все было давно готово, купила для нее необходимые по новой программе учебники, тетради,  цветные карандаши. Сейчас ей это ставят в вину, мол, зря потратила деньги, надо было настоять, потребовать, чтобы, если уж отняли сирот, то и обеспечили всем необходимым, как «государственных» детей. Но она не пошла, не потребовала, не настояла. Потому что не умеет ждать чего-то от других. Потому что привыкла надеяться лишь на себя.

Материнское судилище

Читать о судебных процессах по поводу незаконного изъятия детей у родителей и опекунов, ничем не провинившихся перед ними, не нарушивших их, так «тщательно»  оберегаемые органами опеки, права  — тяжело. Присутствовать на них — тяжело вдвойне.

Первое заседание длилось с 9 утра до половины шестого, второе — до часу дня, и все это время меня — да и не только меня одну — не покидало ощущение полной абсурдности и невозможности происходящего. Вот сидят одиннадцать матерей, думала я, и смотрят, как на их глазах распинают мать, бабушку, отдавшую детям 4 года жизни, и сами участвуют в этом аморальном действе. Ее подробно пытают, что она готовила им на завтраки, обеды, ужины, какие читала книги, в какие  играла с ними игры, и во всем этом сквозит желание поймать на лжи, уличить в том, что ее любовь была — ненастоящая, ее доброта — поддельная, ее забота — лишь напоказ. Самопожертвование еще не старой женщины, отдавшей себя внучкам, в полном смысле слова поставившей на ноги Ульяну, родившуюся с дисплазией тазобедренных суставов, взвешивается на весах слепой Фемиды, и на вторую чашу кладется... частота мытья посуды и подметания пола. Ставится в укор отсутствие в холодильнике «химических» соков и йогуртов — и не берется в расчет запас трехлитровых банок с компотом из собственных яблок, почти ежедневная покупка парного молока от соседской коровы. Делается акцент на не вовремя пройденных медицинских обследованиях — и совершенно игнорируется тот факт, что не так-то просто пройти их даже живя в городе, а уж приехать из далекой деревни одной, с двумя маленькими  детьми на руках — проблема еще та.

Но угнетает даже не это нарочитое невнимание к существующим жизненным реалиям, хорошо известным каждой из присутствующих здесь матери или бабушке. Страшно другое: по словам Татьяны Алексеевны Качан, практикующего психолога, любое изменение в судьбе малышек самым катастрофическим образом скажется на их психике: не «может быть», а фактически 100-процентно, учитывая их анамнез, стресс, пережитый Фатимой и Ульяной в случае передачи их в другие семьи (с большой долей вероятности сестер разлучат) или детдом приведет к тому, что они НАВСЕГДА останутся психически неполноценными.

Этот приговор девочкам прозвучал в самом начале первого дня заседания, и, если бы представители органов опеки Искитимского района ДЕЙСТВИТЕЛЬНО были озабочены охраной прав  детей, на этом бы все и закончилось. Потому что, по нормальной, человеческой, материнской логике, судьба ребенка, его жизнь и здоровье должны быть неизмеримо выше чиновничьих амбиций, задетых иском Елены Викторовны Борисевич о незаконности отмены ее опекунства и изъятия внучек. Но сердце чужих матерей не сжалось болезненно, не забилось учащенно от тревоги. Они остались невозмутимы — как та женщина в притче Соломона, которая была готова даже на смерть младенца ради того, чтобы доказать свою правоту.

Природа против прав

Почему так происходит? Почему те, кто поставлен государством «опекать» и «попечительствовать», лишь надзирают и карают? Почему из наших двойственных законов, которые сегодня «вертят» по своему разумению все, кому не лень, зачастую выбирают только то, что работает не во благо детей, а против них? Почему повязка Фемиды сбилась сегодня настолько, что закрывает ей уже не только глаза, но и уши, не пропуская ни звука из слов в защиту нормальных, любящих родителей и опекунов?

После перечисленных риторических вопросов я могла бы затем присоединить свой голос к хору родителей-общественных деятелей, обвиняющих нашу власть, создавшую «фашистскую» систему не социальной защиты, а «социального наказания».  Могла бы, но не стану этого делать. Не потому, что люблю сегодняшнюю российскую власть и полностью ее поддерживаю. А потому, что проблема не только в ней. Также потому, что в «деле морозовской бабушки-опекуна» участвуют не две стороны — истица (Елена Викторовна Борисевич) и ответчики (сотрудницы Искитимского районного отдела опеки и попечительства во главе со своим начальником Натальей Пшеничниковой), а три — министерство социального развития Новосибирской области в лице его представителей: начальника Правового управления Елены Анатольевны Бабушкиной и начальника Управления опеки и попечительства, защиты прав детей Ольги Аркадьевны Квятковской, выступающих в защиту Елены Борисевич. Это было принципиальное решение министра социального развития НСО С.И.Пыхтина — защищать третьей стороной семью. (Кстати, интересен тот факт, что Н.В. Аникеева — уполномоченный по правам ребенка в области — никак не реагирует на эту ситуацию.)

И вот это и придает уникальность процессу, а также добавляет необходимые объем и цвет в двухмерную черно-белую картину «Современные Общество и Власть».

Деревенские жители в массе своей консервативны и не склонны к скоропалительным суждениям в вопросах «политической моды». Расшевелить их, заставить думать «креативно» — почти непосильная задача. Именно на таких сельских «тугодумах» и держится фундамент российского менталитета, еще не расшатанный до конца порывами европейского «ветра свободы».

Елена Борисевич — типичный представитель народной культуры семейного воспитания. Ей неведомы понятия «приоритет прав детей», «мир, пригодный для жизни детей», «территория, дружественная детям» — все эти «евроизыски», превращающие нормальное, инстинктивное родительское чувство в нечто экстравагантное, якобы не свойственное людям изначально. Для нее Фатима и Ульяна  — это частицы ее самой, то, что невозможно отрезать, не причинив боли. Ее любовь к ним незатейлива, абсолютна и естественна, как жизненная правда. 4 года тому назад для нее не стоял вопрос: «забирать или не забирать» из больницы недоношенную малютку, 900-граммовый комочек живой плоти. Не было мысли, столь свойственной сегодня стареющим городским женщинам, подошедшим к 50-летнему рубежу: «Я еще могу устроить свою жизнь, зачем мне эта обуза?» Она просто приняла на себя ответственность за сирот, потому что и не могла поступить по-другому. Потому что это — естественный, природный женский инстинкт, так и должно быть, и за это даже не стоит хвалить. Поступить иначе — вот это уже было бы отклонением от нормы — в нравственном и природном смысле.

Я смотрела на нее во время суда: она выглядела туповатой и заторможенной, до тех пор, пока речь не заходила о детях. Вот тогда она как будто расцветала, и ее слова, интонации были полны такой нежности, такой неподдельной доброты, какую сегодня редко встретишь. И становилось понятно, что для нее сейчас ничего в этом мире не существует, кроме двух маленьких девочек, ожидающих ее прихода у казенных окон детского приюта.

Ее оппонентши — словно из другого мира. Из другой культуры, другой страны. Не удивительно, что Борисевич и сотрудницы опеки не могли друг друга понять — ценности и приоритеты у них разные.

Страницы: 1 2 3