Вы были всем, хотя не замечали,
Что к чуду понимания стремясь,
Я письма к Вам писал, а Вы – молчали,
От боли тишиной отгородясь.
Вы были всем – отчаяньем, надеждой,
Подаренной капризною судьбой,
Я верил и наивен был как прежде,
Но Вы не услыхали голос мой.
Слов шелуха – бесплодное занятье,
Они давно развеялись как дым,
Вы были всем – подарком и проклятьем,
Но стали вдохновением моим.
В окно стучит луною ночь глухая,
Что тайнами богата, словно Крез,
Во мне играет классика шальная,
Мажором поднимая до небес.
Ненужные тревоги остывают,
Уставших суток близится финал,
Минуты непокорные стекают
В бездонный серой вечности бокал.
По зову музы снова мне не спится,
Журавль не манит больше за собой,
Меня устроит юркая синица,
Согретая за пазухой душой.
Да, я - не ангел, но и не злодей,
Что пьёт чужую боль, смакуя горечь.
За пазухой камней я не припас,
Не мало получив их от людей.
Да, я не ангел. Голову не жмёт
Мне нимб златой, сияющий и чистый,
Грехов собрал коллекцию большую,
Воюя с прошлым уж который год.
И неге предаваться безмятежно
Не смею, и не в этом мой удел.
Не ангел я, но крылья иногда
Меня щекочут озорно и нежно.
Нам мало преданий,
Что люди хранят,
Нам мало с тобою
Тебя и меня,
Нам мало дворцов
И заброшенных дыр,
И вряд ли сойдёт
Окружающий мир.
Как мало всего
И как мало ничто
Вчера, и сегодня
И завтра. И то,
Что много далёким
И близким краям,
Так мало беспечно
Влюбившимся нам
Не украшенье я и не
Дешёвый сувенир,
Отдай меня мне,
Для чего тебе ненужный мир?
Тебя устраивает жизнь
Унынием пошла,
Моя в ней радость—атавизм,
Чего ты там нашла?
Ты проживёшь и без меня,
Я — вихрь под замком,
Такое люди не хранят,
Выбрасывают вон.
Ключ бесполезен без дверей,
Не трать свои года,
Отдай меня мне поскорей
Всего и навсегда.
Улица –овского. Кто этот –овский?
Воин, учёный, певец?
Что-то он выдумал или наделал,
Просто герой наконец.
Славили –овского. Песни слагали,
Кичились правом любить,
Ф.И.О. себе под-кумира меняли,
Чтобы похожими быть.
-Овского всюду портретов висело
Больше, чем в храмах икон,
И не один укатил в заполярье
Недолюбивших вагон.
Что стало с –овским. Никто и не знает,
В моде другие сейчас,
Лишь иногда на домах проступает
Имя, пустое для нас.
Пока хоть чего-нибудь стою,
Пока говорю и горю,
Я сердце весною омою
И радость другим подарю.
Долой монотонность лиц постных,
Из сна выползайте на свет,
Бросайте ярмо високосных
И — в пропасть непрожитых лет.
Пусть ходит несчастье кругами,
Оно не рискнёт нападать,
Я буду всегда рядом с вами,
А вместе — чего нам терять?
Надеждой других окрылите,
Не бойтесь чудными прослыть,
И слёзы улыбкой утрите,
Нам завтра сегодня творить
Это стихотворение не мое,но не могу не поделиться.
Нам трудное время досталось, ребята.
И нет гонораров, за чьи-то грехи.
Но вспомним, как старшие жили когда-то,
На бис с площадей отправляя стихи.
Крылатые строки летели по свету,
Читались взахлёб у таёжных костров.
В огнях новостроек, в шагах пятилеток,
Мужала и крепла держава стихов.
Росла и мужала поэзия слова,
Успев закалиться в прошедших боях,
Что с песней «Смуглянка» прошла пол-Европы
В тяжёлых, кирзовых своих сапогах.
Им было труднее. Там было иначе –
Тяжёлое время нелёгких побед…
И критика строже. И суд настоящий,
Когда выше строк возносился поэт.
А мы растеряли значение слова.
И ныне, пытаясь его возродить,
Всё ищем в непонятой жизни основу,
А нам бы как им научиться любить.
Любить эту милую, древнюю землю,
С живою прохладой её родников,
Всей сутью своею, всем сердцем приемля,
От первых своих – до последних шагов.
И нам бы корнями врастать в неё глубже,
Чтоб в полную силу однажды расцвесть.
И наши стихи зазвучали бы лучше,
Освоив великую русскую речь.
И силу традиций приняв как награду,
Мы пишем ночами и пишем - не зря.
Поэзия – вечна! Поверьте, ребята,
Крылатые строчки – дороже рубля…
Чита. 2004 г.
Из-за пазухи вынув щенка-сироту, Обратился Хозяин со словом к коту: «Вот что,- серый! На время забудь про мышей: Позаботиться надобно о малыше.
Будешь дядькой кутёнку, пока подрастёт?» — «Мур-мур-мяу!» — согласно ответствовал кот. И тотчас озадачился множеством дел — Обогрел, и утешил, и песенку спел.
А потом о науках пошёл разговор: Как из блюдечка пить, как проситься во двор, Как гонять петуха и сварливых гусей... Время быстро бежало для новых друзей.
За весною весна, за метелью метель... Вместо плаксы щенка стал красавец кобель. И, всему отведя в этой жизни черёд, Под садовым кустом упокоился кот.
Долго гладил Хозяин притихшего пса... А потом произнёс, поглядев в небеса: «Все мы смертны, лохматый... Но знай, что душа Очень скоро в другого войдёт малыша!»
Пёс послушал, как будто понять его мог, И... под вечер котёнка домой приволок. Тоже — серого! С белым пятном на груди!.. Дескать, строго, Хозяин, меня не суди!
Видишь, маленький плачет? Налей молока! Я же котику дядькой побуду пока...
Это было давно, Да запомнилось людям навек. Жил в деревне лесной Старый дед с бородою как снег.
Кособочился тын Пустоватого дома вокруг: Рано умерли сын И невестка, но радовал внук.
Для него и трудил Себя дед, на печи не лежал, На охоту ходил И хорошую лайку держал.
Внук любил наблюдать, Как возились щенки во дворе: Чисто рыжие — в мать И в породу её матерей.
Но однажды, когда По-весеннему капало с крыш, Вот ещё ерунда! — Родился чёрно-пегий малыш.
«Знать, породе конец! — Молвил дед. — Утоплю поутру...» Тут взмолился малец: «Я себе его, дед, заберу!
Пусть побудет пока, Пусть со всеми сосёт молоко...» Но пронять старика Оказалось не так-то легко.
Вот рассвет заалел... Снились внуку охота и лес, Дед ушанку надел И в тяжёлые валенки влез.
Снился внуку привал И пятнистая шёрстка дружка... Дед за шиворот взял И в котомку упрятал щенка.
«Ишь, собрался куда! Это с пегим-то, слыхана речь! Что щенок? Ерунда! Наше дело — породу беречь.
Ну, поплачет чуток, А назавтра забудет о нём...» ...И скулящий мешок Канул в воду, покинув плечо...
«Вот и ладно...» Хотел Возвращаться он в избу свою, Тут внучок подоспел — И с разбега — бултых в полынью,
«Что ты делаешь, дед! Я же с ним на охоту хотел...» Внук двенадцати лет Удался не по возрасту смел.
Только ахнул старик... Не успел даже прянуть вперёд, А течение вмиг Утянуло мальчонку под лёд.
Разбежались круги В равнодушной холодной воде... Вот такие торги И такая цена ерунде.
Без хозяина двор, Догнивает обрушенный кров... ...А в деревне с тех пор Никогда не топили щенков.
Одинокая птица над полем, кружит. Догоревшее солнце уходит, с небес. Если шкура сера и клыки что ножи, Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока, А не крови, бегущей из порванных, жил. Если вздыблена шерсть, если страшен оскал, Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул, Забывая, каков над землей небосвод. Там я собственной крови с избытком хлебнул – До чужой лишь потом, докатился черёд.
Я сидел на цепи и в капкан попадал, Но к ярму привыкать не хотел и не мог. И ошейника нет, чтобы я не сломал, И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца И следов, что навеки ушли в темноту. И ещё не бывает, чтоб я стервеца Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка И стрелы с тетивы за четыре шага. Я боюсь одного — умереть до прыжка, Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нибудь в доме светил огонек, Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке... Я бы спрятал клыки и улёгся у ног. Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берёг — Просто так, за любовь!. — улыбнувшихся мне... . ..Но не ждут, и по-прежнему путь одинок, И охота завыть; вскинув морду к луне.
