хочу сюди!
 

Ліда

50 років, водолій, познайомиться з хлопцем у віці 46-56 років

Замітки з міткою «моё творчество»

Обсидиановый Змей #15. Сговор (репост в цвете)

"Обсидиановая неделя" началась! Первая заметка - это репост уже опубликованной 1-й части 15-й главы, но с обновлённой обложкой и мелкими редактурными мелочами.

Да, как и в неделе, у заметок по содержанию будут свои дни. 1-й, Цветной день.



http://s013.radikal.ru/i325/1407/19/5f85c2e81e1f.jpg                 


Глава 15. Сговор



       Затухавшее небесное полотно пронзила тёмная стрела. Возвысившись над исполинским горным обелиском, она раскрыла перепончатые крылья и поприветствовала наступавшую ночь. Как только крылья сложились, тень нырнула вниз и принялась круги вокруг величественного камня, безмолвно взывая к своим сородичам, очертания которых чёрными языками пламени взлетали вверх. Один за другим, порождения тьмы заполонили собой небосвод, превратившись в единый вихрь, разверзнувшийся над горной колоннадой. Зловещее, но не менее завораживающее представление продлилось недолго: в один миг летучая стая рассеялась по всем возможным направлениям и растворилась в ночном мраке.
         
       Когда от бушевавших в небе страстей не осталось и следа, логово покинул запоздавший сородич тёмных чудищ, который заметно отличался от них меньшими размерами и извилистой, неторопливой манерой полёта. Под прерывистое рычание, похожее на прочистку горла, он огибал скалу за скалой, пока незаметно не пропал из виду. Того затишья, которое возникло после его исчезновения, наверняка хватило бы, чтобы забыть о его появлении... пока у подножий одной из скал раздался странный пронизывающий рёв. Врезавшийся в уши звук, который не могло издать ни одно известное животное, заставил встрепенуться всю живность в видимых пределах горного края. 

       Утихомирить беспокойных обитателей леса спустя время удалось Амаиру, который, будучи в самом расцвете сил, торжественно взошёл на небесный престол. Одарив голубоватым светом столповидные исполины и их лиственную подстилку, он ненароком обличил двух крылатых странников, которые до того безмятежно летели в тени. Одному из них удалось отдалённо заслышать нечто подозрительное, донёсшееся спереди, но он не придал тому особого значения. Куда более подозрительным им показался возникший на пути силуэт малого чудища, взмывшего в небо из лесной чащи с рогатой добычей в лапах.

       — Измир?! - воскликнул меньший из путешественников, тело которого было неравномерно усеяно каменной россыпью.

       Заслышав своё имя знакомым рыком силуэт от неожиданности завис на месте и стал вглядываться в приближавшихся к нему путников, которые показались ему удивительно знакомыми. Предчувствие не обмануло охотника, и скоро на украшенной сапфировой чешуёй морде засияла зубастая улыбка. Как только троица драконов собралась вместе, он первым делом обменялся приветствиями со старшим сородичем, а затем бодро перешёл к ровеснику:

       — Привет, Агнар! С возвращением тебя!
       — Приветствую, Измир, - скованно улыбаясь произнёс Агнар.
       — Что-то быстро ты к нам вернулся!
       — Так получилось, - сказал Агнар и, бросив мимолётный взор на старшего соседа, отрезал: —  Долго рассказывать.
       — У тебя будет на это время, - сказал ему Сталагмир, и без эмоций обратился к пасынку: — Измир, займи нашего гостя полезным делом в стороне от обители, пока я переговорю со Старейшиной.
       — Хорошо! - кивнув, заявил приятно удивлённый Измир.

       На том Сталагмир оставил двух юнцов, громко харкнув напоследок. Проводив его взглядом до первого каменного "когтя" они переглянулись между собой. Оба дракончика несомненно были рады вновь встретить друг друга, вот только эта радость отразилась на их мордах по-разному: Измир с неприкрытым любопытством жаждал узнать причины столь скорого возвращения Агнара, который хоть и улыбался в ответ, но явно выглядел подавленным.

       — Что-то случилось в Красном клане? - осторожно спросил Измир.
       — Так вышло... Дома никого не оказалось. Вообще, - немногословно проговорил Агнар.
       — Как это так?
       — Пещеру разрушил обвал.

       Взмахивание синих крыльев сбилось с ритма. Измир только раскрыл пасть, чтобы сходу высказать первую эмоцию, но отчего-то этого не произошло, и дракончик с тихим вздохом отвёл в глаза сторону.

       — Там хоть никто не пострадал?
       — Даже не знаю, сложно сказать. Но пожить там уже вряд ли кому-нибудь захочется.
       — Понимаю... Тебе сейчас непросто, но здесь-то ты не один. Думаю, с твоими родственниками  всё в порядке. Кто знает, может они нашли себе новую обитель и переселились, как мы однажды?
       — Может быть, но записок об этом никто не оставил. Пока ничего не прояснится, надеюсь на милость вашего Старейшины, я поживу здесь, у вас, - почёсывая редкие камни на шее, сказал Агнар.
       — Так это же здо... Ой, что с твоими камнями случилось? Помню, у тебя их побольше было, - случайно заметил Измир, внимательнее рассмотрев знакомого.
       — Так получилось... Вычесал их случайно. Какая-то напасть настигла меня в Горящих горах: всё тело зудело, будто под чешуёй пробегала стая грызунов.
       — Жуть. Хорошо, хоть не взаправду. Сейчас тебе получше?
       — Получше, - ответил Агнар и наткнулся глазами на небольшого оленя с коротковатыми рожками, зажатого в синих когтях. — Я тебя не отвлекаю, случайно?
       — Нет, - прочитав его взгляд, ответил Измир. — Это угощение для Эсмиры, сам я не голоден.
       — А где она сама?
       — Дома лежит - нелётная ночь у неё сегодня. И, как всегда, ждёт молодого чёрного оленя из моих лап - другого она не просит.
       — Странно. Как-то твой улов не очень на него походит: маленький он, и не слишком чёрный. Может, я ошибаюсь?
       — Никакой он не маленький. Не чёрный, конечно, зато самый, что ни есть, молодой. В твоих краях разве водились олени покрупнее?
       — Да, вот такие!  - на лапах показал пришелец из Надоблачных краёв, а затем причудливо скрутил пальцы: — И рога такие ветвистые-ветвистые.
       — А-а-а, я-то всё думал, почему взрослые их порою краткорогами называют... Надо будет как-нибудь наведаться к тебе домой - ощутить разницу на вкус и цвет, так сказать.
       — Конечно... Постой, так ты сказал, что это не чёрный олень? - переспросил Агнар, который до этого ни разу не замечал за собой проблем со слухом.
       — Да, - размеренно ответил Измир, после чего, схватив добычу покрепче, предложил: — Давай слетаем к реке за Лысым когтем, пока старшие будут договариваться. Там передохнёшь с пути и расскажешь о своих приключениях.

       С лёгким недоумением на морде Агнар молча кивнул в ответ и отправился вслед, к скале, оскорблённой нелепым названием. 

       — Ты обманываешь свою сестру? - немного погодя спросил гость.
       — Не совсем. Всё равно Эсмира не увидит разницы.
       — А вдруг у него вкус не такой или что-то ещё?
       — Все краткороги на вкус одинаковые - сам перепробовал. Даже по размерам друг от друга не отличаются.
       — Тогда отчего она так настаивает именно на чёрном?
       — Причуда у неё такая. Это был первый зверь, которого она отведала по прибытии в Когтистые горы: его нам поймал дядя, чтобы мы познакомились с местной добычей. До этого она только ворчала и почти ничего не кушала - видать, не могла отвыкнуть от старой обители, но после дядиного подарка ей стало на порядок лучше. Думаю, из-за того, что у него было мясо пожирнее. чем у животных, которых мы до этого ловили в пустыне. С тех пор она только чёрных оленей и запрашивает, даже после того, как опробовала вкус всю местную дичь, - произнёс Измир с улыбкой, которая с последующим вздохом куда-то улетучилась. — Я не могу ей отказать. Сестра порою не прочь поохотиться сама, но с этим у неё нередко возникают трудности.
       — И ты всегда подаёшь ей не тех оленей?
       — Да, и её это устраивает. Чёрных оленей здесь всегда было очень мало. Говорят, до нашего переселения их обитало, от силы, особей сто, пока за них не взялись наши драконы.
       — Ясно. Значит, их больше нет, - смутно произнёс Агнар.
       — О чём ты? - с недоумением спросил Измир, пока не вспомнил, что имел дело с дитям глуши. — А-а, нет. Их стало вчетверо больше! За десяток лет охота на редкие виды упорно пресекалась стараниями наших сханоров*. Это сейчас, в особых случаях, они позволяют охотиться на чёрного оленя, но мне пока ещё не выпал такой повод, который мог бы убедить их в том, что мне действительно нужна такая охота.
*сханор (дословно переводится как "страж добычи") — дракон-егерь;

       — Выходит, ты всё делаешь правильно. Почему тогда Эсмира об этом не знает?
       — Не хочу её разочаровывать: так, как мне, она больше никому не доверяет, и когда она поручает мне что-то сделать - я это делаю. Мои объяснения будут звучать как оправдание, а будущим старейшинам не принято перед кем-либо оправдываться.
       — А сейчас ты разве не оправдываешься?
       — Нет. Я поясняю свою точку зрения, - с нарочито серьёзным видом отчеканил Измир.

       От его вида Агнар невольно раскрепостил пасть, отчего ухмылка отразилась и на его глазах. Измир усмехнулся ему в ответ, едва не позабыв о том, что держал в своих лапах. Рогатая добыча начала выскальзывать из них, и малый охотник, быстро сориентировавшись, резко схватил её, глубоко впившись тушу в брюхо когтями. По пальцам Измира потекла просочившаяся из ран кровь.

       — Ну, вот! Говорят же, нельзя разговаривать во время охоты! - от досады тряхнув улов, воскликнул Измир. Его внезапный пыл так же внезапно остыл с глубоким вдохом свежего прохладного воздуха, и, к удивлению Агнара, синий дракончик продолжил разговор как ни в чём не бывало: — Я обещал сестре всегда приносить улов целым - ей нравится мясо с кровушкой, а это уже никуда не годится.
       — Давай прижжём кровь - и всё, - посоветовал Агнар.
       — Тогда мясо слегка поджарится, а такое у нас не в почёте, - вытирая пальцы о шкуру, сказал юный охотник и, о чём-то подумав, протянул добычу красному сородичу: — Лучше съешь его сам, чтобы не пропадал, а я сестре другого поймаю, по всем правилам.
       — Постой! Раз его поймал ты - значит, тебе его и есть.
       — Эх... Мне сейчас лучше не кушать - ещё дикий аппетит проснётся ненароком.
       — Но тогда...

       Не успел Агнар договорить, как Измир с хрустом отгрыз оленю рога и, быстро перемолов их в пасти, вновь протянул его дорогому гостю. Без этого незначительного, на первый взгляд, действия можно было бы с лёгкостью нарваться на драконий гнев, ведь для верховного хищника не было ничего более унизительного, чем принимать добычу, добытую другим хищником. Однако куда худшая судьба ожидала того, кто не рассчитывал своих сил и оставлял добычу недоеденной, либо не съедал убитое им животное вообще: такого бедолагу ждал неминуемый и безжалостный гнев духа Природы, которая не терпела пренебрежительного отношения к своим детям. Для таких случаев у драконов была предусмотрена доля охотника - обязательная часть добычи для того, кто её поймал, а остальная же её часть, если таковая оставалась, должна была быть передана другому дракону или же другим местным хищникам на скорое съедение. Об этих тонкостях Агнар был прекрасно осведомлён с детства, ещё с тех пор, когда родители ему, ещё не доросшему охотнику, подавали обед без одной-двух конечностей. Оттого, давно ставший самостоятельным добытчиком, Агнар с брезгливой неспешностью протянул лапы навстречу окровавленной туше. Видя всю неловкость ситуации, Измир поспешил поддержать его ненавязчивой добродушной улыбкой, которая, возможно, не могла присниться ни одному красному дракону. Она была не присуща тому, кто вообще мог бы пойти на какую-то подлость или обман, и это вызвало в Агнаре смешанные чувства, которые помешали ему заметить, как дар синего дракона оказался в его лапах.




        — Угощайся. Я сейчас вернусь.
        — Погоди, Измир! - поспешил остановить его Агнар и, подумав немного, предложил. — Давай твоей сестре чёрного оленя принесём. Настоящего!
        — Зачем? Эсмира всё равно ничего не заметит, - усомнился Измир.
        — Ты так трепетно относишься к её поручению, что я решил, почему бы тебе хоть раз не исполнить его по-настоящему? Это ведь уже не запрещено.
        — Лучше не стоит. Когда-то я пытался так сделать, но егери сочли мою просьбу зовом чувств, а не рассудка, и с тех пор я стараюсь не тревожить их почём зря, - произнёс помрачневший синий охотник.
        — Тогда можем придумать повод, который их устроит. Вот, когда мой папа возвращался домой после дальних полётов, он всегда приносил мне что-нибудь особенное: какой-нибудь камень или самородок, которые я любил собирать. Давай и твоей сестре сделаем подарок от нас обоих, в честь моего возвращения! Тем более, Сталагмир дал слово подселить меня к вам - чем это не особый случай? 
        — Глупости. Егери потребуют объяснить пользу от такой затеи.
        — Знаю, у вас так положено, но чем она плоха? Я бы сам с удовольствием глянул на вашего чёрного оленя, чтобы не съесть такого ненароком - не хватало мне ещё неприятностей в вашем клане.

        Предложение Агнара показалось Измиру наивным, но, с другой стороны, было в нём нечто заманчивое... Был бы из дракона хороший предводитель, если бы он не мог добраться до желаемого, даже если ради этого пришлось бы пойти на хитрость? Пока такая хитрость зрела в голове Измира, его сосредоточенный взгляд остановился на реке, до которой дракончики не успели добраться. Вглядываясь в бесконечное течение воды, он ощутил, как его голову озарила какая-то затея, и он поспешил объявить об этом Агнару:

        — Придумал! Сейчас договорюсь!

        Едва договорив последний слог, он спешно устремился куда-то, оставив озадаченного соседа парить в воздухе наедине с добычей. Не тратя время на ожидания уставший путешественник приземлился на берегу реки и приступил к незапланированной трапезе. Равномерно обдавая еду пламенем в лучших традициях своего рода Агнар невольно вслушивался во взмахи крыльев Измира, надеясь затем уловить хотя бы одно внятное драконье слово издалека, но их скоро заглушил шум течения реки, протекавшей поблизости. Возможно, это было даже к лучшему: когда внимание было целиком сосредоточено на едё, её вкусом и запахом можно было насладиться в полной мере, да и подслушивание чужих разговоров вряд ли считалось порядочным занятием, даже среди драконов. Агнару об этом было известно, но побороть свою тягу к подслушиванию он не мог: сказывались многолетние тренировки чувства, которое стало для него лучшим вестником и защитой. Разве могло быть в этом что-то плохое?

       Когда от пищи не осталось ни рожек, ни ножек, сквозь речное журчание прорвались резвые хлопки воздуха, которые стремительно приближались к краснокрылому дракону, пока их источник не показался в небе, едва заслонив своим видом величие ночного светила.

       — Мне разрешили! - довольно воскликнул Измир и приземлился к Агнару. — Разрешили поймать и убить чёрного оленя. Но только самца.
       — Что ты сказал егерю?
       — Сказал, что олень будет предназначен тебе в целях изучения местной живности, а ещё мне - для изучения его внутренностей. Мне даже дали советы по его освежеванию и вскрытию, но это уже будет лишним. Ну как, неплохо я придумал?
            
       С этим собеседник не мог не согласиться. Вкратце обсудив между собой охотничьи дела, два юных дракона, расправив крылья, отправились в чащу леса, окружённую громадной короной из мшистых мегалитов.

       Где-то там, под кронами деревьев, в лиственном мраке открыл глаза рогатый силуэт. Чуткое оленье обоняние уловило подозрительный сернистый запах, который нежданно появился в воздухе. Когда макушки деревьев зашуршали, разбуженное животное бросилось наутёк, под хруст сухих веток. Оно устремилось в самую непролазную чащу своего дома, в которую было не под силу пробраться даже могучим хищникам с небес, пока один из них вдруг не показался спереди. Жертва спешно изменила путь к бегству в первом попавшемся направлении, которое скоро привело её к речному берегу. Это была западня. Не успел беглец навострить ноги от преследователя, как первого резко вырвали с земли взявшиеся из ниоткуда крупные лапы, покрытые зловещей каменной россыпью.

       Осторожно схватив зверя, которым оказался краткорогий олень, ловкий Агнар взмыл вверх, чтобы опознать его цвет в свете Амаира. К разочарованию охотника, хоть тело улова и казалось на вид чёрным, его голова была коричневой, а её макушка - и вовсе желтоватой. Сомнения Агнара поспешил развеять Измир, который подоспел взглянуть на итог совместной охоты.

       — Чёрный, чёрный. Они все так выглядят, несмотря на название, - обнадёживающе сказал он. — Отлично мы с тобой сработали!
       — Это хоть самец? Проверь его, Измир, не хочу выронить случайно, - с осторожностью удостоверился Агнар.
       — Самец, - проверив нужные признаки, заключил синекрылый юнец. — Даже не раненый. Я уже начал беспокоиться, что ты его покалечишь - так быстро вниз понёсся!
       — Всё в порядке: мама когда-то учила меня ловить добычу аккуратно, чтобы не навредить ей до самой еды. В одно время мне даже нравилось так охотиться, но, увы, недолго: когда сильно хочется покушать, становится как-то не до осторожности, - сказал сытый Агнар.
       — Да уж. Драконицы, всё-таки, более осторожны с едой - не раз это подмечал. Не удивительно, что только их в егери и берут.
       — Кстати, не нужно ли показывать им улов, чтобы к нам не было вопросов? - спросил Агнар, приподняв оленя, который, отойдя от испуга, начал ёрзаться в чешуйчатых лапах.
       — Нет. В клане я на хорошем счету - мне они доверяют. С чего бы, по-твоему, тебя подселили имен... - не договорил Измир, заметив, как добыча начала дёргаться.  — Ишь, как разыгрался! Убей его, пока не выскочил!
       — Как мне его убить, чтобы кровь не пошла? Задушить, что ли?
       — Не надо! Просто держи и смотри -  сейчас научу.

       Завидев напротив себя усеянную короткими шипами драконью морду, чёрный олень принялся ещё сильнее дрыгать ногами, пока его шея не оказалась зажата в синих пальцах. Агнар было подумал, что Измир собрался его задушить, но всё случилось быстрее. Один поворот пальцев - и шея оленя с хрустом свернулась. Сопротивление подошло к концу.

        — Видишь, крови нет. Эсмире точно должно понравиться, - с гордостью произнёс перебиравший пальцами Измир.
        — Даже не знал, что так можно! - сказал впечатлённый Агнар.
        — Теперь знаешь. Дядя говорит, что подобным приёмом можно свернуть шею даже дракону.
        — Откуда он об этом знает? - вздрогнув, спросил пятнистый дракончик.
        — Клановая мудрость, наверное, - не заметив его реакции, предположил Измир и глянул на восток. — Пора возвращаться. Скоро рассвет, а сестра ещё голодна.
        — Да, полетели, - успокоил себя Агнар, и отправился вслед за приятелем.
        — А ты ничего, часом, не забыл?
        — Что забыл? Олень у меня.
        — О приключениях своих рассказать, - сказал Измир с вкрадчивой улыбкой. — Ни за что не поверю, что за весь полёт туда и обратно с тобой ничего любопытного не стряслось!

        Агнар невольно фыркнул в ответ и отвёл взгляд в тень. Он был ничем не лучше Измира, совесть которого ему удалось на время очистить от невинной лжи. Хоть его недосказанность была такой же безобидной, она вызывала ощутимое неудобство, мешавшее спокойно смотреть приятелю в глаза. Утешало Агнара лишь то, что ему и без тёмных подробностей последнего путешествия было о чём рассказать. Можно было даже немного приукрасить, чтобы звучало прямо как сказание, а сказания наш герой любил. Это развязало ему язык.

       — Твоя правда, Измир, - приободрившись, сказал он в глаза попутчику. — Ты не поверишь, когда я расскажу, что видел...

       Как только над горами зазвучал увлекательный продолжительный сказ, где-то в их недрах подошёл к концу схожий по содержанию, но существенно отличавшийся в подробностях, доклад.

       — Это всё, о чём ты хочешь поведать мне, Сталагмир? - тихо спросил хриплый голос во мраке пещерной колоннады.
       — Да, Старейшина, - столь же тихо ответил собеседник.

      Проглотив внушительный поток сведений, полулежавший  древний змей погрузился в омут размышлений, пока не тишину не прервал звонкий металлический цокот.

       — Было бы наивно полагать, что задуманное свершится в полной мере. Но всё сложилось далеко не худшим образом, - произнёс Старейшина аккуратно перебирая в пальцах крохотный ветвистый предмет. — Люди неспроста вознамерились напасть на Красночешуее логово. Полагаю, это событие заставило тебя серьёзнее отнестись к словам Хоншира.
       — Его слова звучат правдоподобно, но стоит ли настолько ему доверять?
       — Я считаю нужным прислушиваться к любым суждениям, какой бы ложью от них не смердело. Никто на свете не говорит ничего без причины, и даже у самых глупых, немыслимых допущений существуют корни. Они могут поведать куда больше, чем слова.
       — Ваши подозрения могут не оправдаться. Больно уж удобно всё складывается, - смутно предположил Сталагмир.
       — Всё возможно... Правда в том, что доказательства появляются, Сталагмир, - сказал древний змей, наглядно показав четырёхконечное оружие людей. — Но их ещё не достаточно. Это лишь начало: поиски должны продолжаться.
       — Уничтоженная обитель всё ещё таит от нас немало загадок - там целое раздолье работы для ищущих. Будет лучше отправить их на поиски в ближайшее время, пока туда не добралась Зелёная чешуя.
       — Они в пути, ещё со вчерашнего дня. Возможно, им удастся выявить нечто любопытное в кратчайшие сроки и подоспеть к общему слёту Братства.
       — Ваша предусмотрительность заслуживает уважения, но нужна ли такая спешка? Зелёные драконы не настолько расторопны, а до нашего слёта ещё много времени.
       — Отнюдь. То, что за возможные три года после нападения никто не перерыл Красное логово, ещё ничего не говорит. В твоё длительное отсутствие я счёл нужным провести общий слёт амаирьем раньше.
       — Зачем, Старейшина? - приподняв веки спросил Сталагмир.
       — Пол-амаирья назад случилось то, чего в нашей истории никогда не должно было произойти. Драконы жаждут знать, ради чего мы преступили заповеди предков, и я намерен утолить их голод. Не стоит надеяться на то, что они отнесутся к твоему поступку с таким же пониманием, как я. В свете таких дел я намерен посвятить всех братьев в Хоншировы сведенья. 
       — Нельзя! Такое нельзя озвучивать поспешно, пока нет безоговорочных доводов! - воскликнул Сталагмир, но не настолько громко, чтобы нарушить рамки этики Синего клана. — Да ещё и здесь. Стоит кому-либо принять эти слова на веру - и беды не миновать. Вообразите себе ту бурю, которая поднимется на слёте, те последствия, которые наступят, как только наше знание просочится за пределы клана. Предсказать их будет невозможно. Лишь одно я предскажу наверняка: как только слёт подойдёт к концу, красному дракону останется жить не больше суток!


"А бог..."

А, бог ест морковь,
Из грядки Ноя,
Приходит во сне вновь и вновь,
То сидя на троне, то стоя.
А бог ест рыбёшку,
Из сети Андрея,
Не заметно берёт понемножку,
В предрассветное время.
А, бог гладит мамонта,
Чешет за ухом стегозавра,
Хорошо, что размеры ковчега,
Не вместили тиранозавра.
А бог дышит китовыми лёгкими,
Смотрит в зеркало на меня,
Мы с ним стали похожими,
Бог не верит, что он - это я.

"***"

Развевалось знамя двухголовых птиц,
Запылало пламя нулей без единиц,
Поломав заборы лезли кто куда,
Гадили повсюду с ночи до утра.
А по возвращенью царь хлопнет по плечу,
«Я за развлеченья с лихвой всегда плачу».
Не забыть потери шедших на войну,
Лопнула, порвалась - заменить струну.
Страшно если спросят - за правду воевал,
«А то что пропаганда, так я того не знал».
И кивнёт на тело мёртвого царя,
Мол «с него спросите, в чём моя вина?».
Птицы разлетятся по своим домам,
Главный среди всех - заползает в храм,
Чтоб его не тронули креститься в ночи,
Головы повисшие вороны нашли!

Сказание о Сапфировом Змее (часть третья)




                    Амаирий много пролетело прежде, чем случилось диво,
                    Когда Измир из мёртвых человека к жизни вырвал.
                    Мог отныне он крупицы духа своего в кого угодно заселять,
                    Тем самым духов Смерти к жизни снова обращать.

                    Растения засохшие расцветали вновь в его ладонях,
                    И забивались вновь сердца животных разнородных.
                    Люди павшие поодиночке вновь на ноги становились,
                    Но личности их не в полной мере обратно воротились.
                  
                    От деяний своих Измир нажил себе врагов в людском роду,
                    Разорвав священную и не подвластную им смерти череду.
                    Не раз двуногие убийцы рушили его со спутницей покой,
                    Тем самым погружаясь в смерти хладные объятья с головой.
                    
                    Врагов покойных змей, сбавив гнев, обратно духом оживлял,
                    И их сознанье повреждённое своей могучей воле подчинял.
                    Хоть Измир сильней желал драконов оживлять силою своей,
                    Жизнь вдохнул он скоро в собственных детей.

                    Заточённых в скорлупе, мать берёгла их пуще глаза своего,
                    В то время, как отец огнём созвал всех бывших мертвецов.
                    На град людской близ пропасти он рать свою пустил,
                    И в теченье дня всех жителей и зданья разгромил.

                    Стали бояться люди тех земель и оживителя-дракона,
                    Со сторожившей его ратью человеков возвращённых,
                    В безопасности с тех пор росли дракона синего потомки:
                    Не зная одиночества и испытания угроз жестоких.

                    Мудростью своей отец делился с ними через письмена,
                    Которые им завещал сберечь на будущие времена.
                    Слух о змее-исцелителе, меж тем, рассеялся по стаям,
                    И порой за помощью к нему драконы прилетали.

                    Измир им не отказывал ни разу, дело своё зная,
                    Подчас на время свои владенья покидая.
                    Однако дух свой Жизни почти он полностью раздал,
                    И к лечению всё чаще вновь к растеньям прибегал.

                    Днём одним дракончиков его тяжёлая настигла хворь,
                    И лишь воздействием касаний отец их излечить не смог,
                    Но вспомнил о целебных травах на острове неподалёку,
                    И отправился за ними во мгновенье ока.
                    
                    Его отлёта тихо поджидали скрытые в листве вояки -
                    Люди с щитами, копьями, мечами, без тени страха.
                    Они были детьми изгнанников из града сокрушённого,
                    Которые в дружину собрались, возмездьем вдохновлённую.

                    Едва Измира очертания за горизонтом скрылись,
                    Как орава злобных воинов на остров в брод пустилась.
                    Оживлённые вояки без влиянья змея сознаньем одурели,
                    И выстоять пред ними долго не сумели.

                    Зийреста не могла детей забрать, угрозу заприметив,
                    Отчего Измира духом воззвала, зная, что тот ей ответит.
                    Змей сапфировый услышал её зов в своём сознаньи,
                    И домой скорее устремился, не ощущая расстояний.

                    Тем временем Зийреста гнев на врагов обрушила сама,
                    И многих истребила, случайно взглядом не поймав,
                    Как в пещеру кто-то ловко мимо пламени её пробрался,
                    Туда, где дети беззащитные в лечении нуждались.

                    Бросилась она домой, и убийцы следом все за нею.
                    За ними устремился и Измир, едва остров свой заметив.
                    Со всех он сил кричал, собой пытался их отвлечь,
                    Но так никто и не услышал его исчезнувшую речь.

                    К семье разгневанный дракон нёсся огненной волной,
                    В пещерных залах разобравшись с оставшейся толпой.
                    Последним пал детина с копьём в руках застывший,
                    Драконицы лазурной сердце глубоко пронзивший.

                    Остыл Измира пыл, и охватило его горе:
                    Лишился он важнейшей поддержки и опоры.
                    Её обняв, не мог найти дракон найти себе покоя,
                    Пока вдруг не услышал голоса за её спиною.

                    Деток трое в целости, хоть не в добром здравьи,
                    К отцу прильнули вместе с сердца замираньем.
                    Прочувствовав в себе их радость и печаль,
                    Змей с мыслями собрался и на лапы твёрдо встал.

                    Зийресте он прижёг все раны и избавил тело от копья,
                    Приглушил касаньем боли дочери и сыновьям,
                    Затем им повелел его оставить с избранницей наедине,
                    Где Измир прилёг к ней рядом, будто оба они были в сне.

                    Не прошло десятка дня, как рык из зала их раздался,
                    На который спешно змеев молодняк сбежался.
                    На детей, с трудом пытаясь с места встать,
                    Живым взглядом пристально смотрела их родная мать.

                    Но в глазах оранжевых сквозь радость виделась печаль:
                    Измир, под крылом её лежавший, больше не дышал.
                    Добился цели он, сумев разжечь в драконице дух вновь,
                    Ради которой своей жизнью был пожертвовать готов.

                    Вернув Зийресту из забвенья, змей явился ей во сне,
                    И поведать о лекарстве детям пред исчезновением успел.
                    Задание Измира исполнила она в теченье дня того,
                    А затем в пучине моря оставила избранника навеки своего.

                    Наследники сапфирового змея вскоре излечились,
                    И, повзрослев, в обитель стаи синей устремились.
                    Поодиночке три дракона в общину прибывали,
                    Где вместе с новою семьёю вместе поживали.

                    Никто не знал об их происхожденья тайне:
                    Они со всею стаей обучались и охотились на равных.
                    Со временем хитрейший сын Хлезгир оброс влияньем,
                    И в возрасте на редкость молодом, возглавил стаю.
                    
                    Узнав о том, Зийреста вновь явилась в прежний дом,
                    Где с детьми она пред стаей рассказала обо всём.
                    Возмущению драконов синих не было предела,
                    Но семью Старшего пред ним они тревожить не посмели.
                    
                    Хлезгир донёс до всех отцом внесённый вклад,
                    И словом твёрдым изменил незыблемый Уклад.
                    Своим примером он отцов в их мненьи переубедил,
                    Преемственность семей драконьих навеки сохранив.

                    Спустя долгие года мечта Измира воплотилась:
                    И узы кровные родителей с детьми восстановились.
                    Окрепла с поколеньями община змеев и перестала стаей быть,
                    Сумев пред стаями иными первым кланом себя объявить.

                    Свою мудрость змеи синие сковали в письменах безмолвных,
                    Начертанных по залам в пещерах потаённых.
                    И были там два символа, которые Измир на себе отметил:
                    "Дух несокрушим" - своими пальцами зажав их после смерти.
                    
                    
                     
         Если вы прослушали это сказание вместе с Агнаром в красивом исполнении потомка Сапфирового Змея, значит, пора возвращаться обратно в обитель Синего клана. Возможно, полдень уже наступил.





         Написание этого сказания далось мне непросто, и я не удивлюсь, если читатели найдут множество логических нестыковок в нём. Наверное, в желании их устранить я и растянул его написание почти на всё лето. Сюжетные повороты, в том числе и ключевые, приходилось менять множество раз, а многие вещи мне было сложно разжёвывать в поэтическом формате сказания. О распределении литературного времени на многие события и вовсе говорить не приходится. 

          Авторские примечания (для особо любопытных):

          - изначально Измир должен был страдать немотой с рождения, но потом я решил, что в "ОбЗике" и сказаниях слишком много врождённых драконов-инвалидов и переиначил её происхождение;

          - план Старшего Синей стаи по избавлению от потенциальной угрозы, в виде Измира, не предусматривал лишение последнего речи. Старший хорошо знал об одичалом драконе, который убил первого прилетевшего за ним змея, а второго убить не успел, оставив на память множество болезненных шрамов. Поскольку Измир отличался строгой исполнительностью, предусматривалось два варианта развития событий: либо он будет убит одичалым драконом, либо Измир убьёт того. Во втором случае Старший получал возможность избавиться от соперника изгнанием из стаи (убийство сородича у драконов считалось и до сих пор считается одним из непростительных преступлений)

          - зачем дракону, лечащему одним прикосновением, даже не жертвуя частью своего духа, нужна была целебная растительность? С одной стороны, Измир использовал растения для того, чтобы подсознательно отследить (через касание) механизм борьбы организма с болезнью; с другой стороны, в них содержались вещества, которые организм больного не мог ни при каких воздействиях вырабатывать для борьбы с болезнью. Можно сказать, что принцип целительных способностей Сапфирового Змея заключался в его манипуляции над организмами, заставляя их самих бороться с недугами (чему поспособствовал пробуждённый в полной мере дух). Полученные им знания впоследствии позволили Синей стае опередить всех остальных драконов в развитии знахарства;

          - зачем жители города сбрасывали людей с обрыва? Вероятно, так они приносили жертвы богам или избавлялись от врагов, не желая их хоронить. Сжигание же ямы мертвецов, возможно, было связано со свирепствовавшей в то время эпидемией;

          - дух Жизни (то же, что и просто "дух") - это источник жизни и могучих способностей драконов. С исчезновением духа дракон умирает, равно как со смертью дух растворяется в бесконечности. Однако, по преданиям, при определённых условиях после смерти существа, его дух улетучивается не полностью и привязывается к останкам. Он называется духом Смерти - отголоском жизни, скованном в мёртвом теле. По этой причине Измир не мог вернуть к жизни кого попало, но к его счастью, этого хватило для армии зомби-телохранителей;

          - покорность и воля оживлённых воинов в огромной мере зависели от психологического и духовного влияния Сапфирового Змея, потому, чем дальше улетал их хозяин, тем бесполезнее они становились в бою со здоровыми людьми. Так что, они служили, скорее, обыкновенным пугалом для слабовольных людей, пока в тишине и покое росли дети Измира;

          - почему личность Зийресты вернулась в полной мере после её смерти? Этому есть сразу несколько причин. Пока могу назвать две: часть духа драконицы уже жила в Измире, и спутник просто вернул его ей; присутствие детей, в которых текла её кровь, сказалось на скором восстановлении;

          - как Зийреста нашла Измира спустя месяцы расставания? Однажды она пролетала мимо стаи, которую не так давно перелечил Измир, и, разговорившись с инокровными драконами, узнала о том, что один из них видел, в каком направлении Измир покидал стаю. Надо сказать, логово этой стаи находилось в паре дней лёта от острова Сапфирового Змея;

          - Хлезгир больнее всех пережил смерть отца, и, узнав о традициях стаи и подлости Старшего, решил любой ценой смести его с места. Как известно, он пришёл к власти благодаря своей хитрости, однако лишь единицы знают, что этому поспособствовал его дед, Гзелехр, узнав в драконе с сапфировой чешуёй своего родственника. У него были свои причины ненавидеть Старшего, и краткое упоминание о нём при побеге Измира - крохотная отсылка к ним;

          - прозвище "Сапфировый змей" Измир получил ещё при жизни, благодаря оттенку своей чешуи. Так его прозвали драконы из упомянутой ранее стаи, когда тот не мог произнести своё имя. Змеем с большой буквы (вернее, Великим змеем) он стал спустя примерно тысячу лет после смерти, когда у всех драконов на устах звучало имя одного, вернее, не совсем не менее выдающегося дракона из иного клана. Об этом я напишу позже, в другом сказании.

Сказание о Сапфировом Змее (часть вторая)


http://s019.radikal.ru/i618/1407/0b/0c26a79a7532.jpg




                    Не находя себе покоя, змей раненый вернулся в земли стаи,
                    И пред пещерою своею рухнул, на пару дней сознание оставив.
                    По пробуждении его змей Старший ожидал,
                    Который к тому времени о всём случившемся прознал.

                    Свирепым тоном у лежавшего Измира он спросил,
                    За что потомка стаи жизни тот лишил.
                    В ответ Измир, разгневанный злословьем,
                    Пасть раскрыл, но вместо слов закашлял кровью.
                    
                    При всём желании не мог он пользоваться речью,
                    А жестами нелепо было Старшему перечить.
                    Окружённый стаею собравшейся он испытал позор,
                    И прикусив язык свой, молча слушал приговор.

                    С дня того Измир лишён был навсегда надежды,
                    Возглавить стаю, которой был он верен прежде.
                    Неведомо, как жизнь его сложилась бы с тех пор,
                    Не заметь он Старшим брошенный ему коварный взор.

                    В тот миг в Измира мыслях наступило проясненье,
                    И замысел он злобный разглядел за лицемерьем:
                    Его в ловушку заманили, дабы с пути подальше увести -
                    И от разгадки этой изнутри его от гнева начало трясти.

                    Безмолвный змей в порыве хотел на Старшего напасть,
                    Пока Зийреста не вмешалась, сомкнув ему оскаленную пасть.
                    Гнев с глаз сошёл, но он никак ещё не мог восстановиться:
                    Ему теперь средь стаи было сложно находиться.

                    Никто не мог его услышать, и, уж тем более, понять:
                    Лишь Зийресте удавалось в трудный день его приободрять.
                    После случая того Измир не мог взглянуть в глаза ей снова:
                    Навек не суждено было ему исполнить данное ей слово.

                    Следующей ночью тихо, под покровом мрака,
                    Измир покинул стаю, ради всех драконов блага.
                    В полёте он с Гзелехром случайно повстречался,
                    И с ним мирно, как с отцом, безмолвно попрощался.

                    Избрал себе Измир бескрайнюю дорогу приключений,
                    В которой собирался он найти для горла своего леченье.
                    Во множестве краёв змей сапфирокрылый побывал,
                    В поисках целебных трав и минералов, о которых знал.
                    
                    На пути своём однажды он ночлег на острове нашёл,
                    И уют пещеры тамошней ему отлично подошёл.
                    Однако не успел дракон в сон погрузиться свой,
                    Как услышал крики он с земли большой.

                    Доносились они с города прибрежного людей,    
                    Который был усеян множеством огней.
                    Себе подобных жители несли под громкий возглас,
                    И бросали со скалы в укрытую тьмой пропасть.

                    Когда народ затих и разошёлся по домам,
                    Лёгкий ветер оседлал Измир и скоро оказался там.
                    На дне той пропасти увидел множество он тел,
                    Которых к жизни вновь никто вернуть бы не сумел.

                    Царивший там дух Смерти ощутил он всем нутром,
                    Настолько, что едва не задохнулся в нём.
                    Внезапно отголосок жизни змей учуял средь прохлады,
                    Словно тухлый огонёк, не видимый для взгляда.

                    С обострённым чувством Жизни дух Измир искал,
                    Пока из груды плоти полуживого человека не достал.
                    Забрав его с собой, дракон отправился в пещеру,
                    Где, все увечья осмотрев, состояние его проверил.

                    Раны змей прижёг и вправил переломанные кости,
                    А позже дичи он принёс не способному к охоте гостю.
                    Уложив его ко сну, Измир провёл над ним ладонью,
                    Чувствуя, как Жизни дух того справлялся с болью.

                    Долго змей безмолвный присматривал за человеком,
                    Пока всей сущностью своей в сознании искал ответы,
                    На загадки духов Жизни, заключённых в каждом,
                    Чтобы залечить все повреждения свои однажды.

                    Вскоре стал он ощущать сердцебиение чужое без касанья,
                    И находить на теле точки, на органы имевшие влиянье.
                    К времени тому оправился двуногий и набрался сил,
                    После чего Измир его куда подальше отпустил.

                    Тем же днём решил себя на острове он заточить,
                    Дабы знанья обретённые в спокойствии переварить.
                    Сжигая ночи в пробах на себе дракон добился просветленья,
                    И обрёл неведомые прежде целебные уменья.

                    С лекарствами их пробуя в сочетаньях всевозможных,
                    Добился быстрого исчезновения он повреждений кожи.
                    Даже кровью змей совсем уже не кашлял при рычаньи,
                    Но говорить, как прежде, мог он лишь молчаньем.

                    Отчаявшись вернуть свой голос вновь Измир собрался,
                    И, оставив заточенье, куда глаза глядят, подался.
                    В пути искал он тех, кто в помощи его нуждаться мог,
                    Чтобы извлечь из встреч полезный для себя урок.

                    Вскоре змею синему удача улыбнулась,
                    Когда дракон из иной стаи ему случайно подвернулся.
                    На гребеньев сотню поднял тот истошный стон,
                    Из-за хвори острой, произошедшей с животом.

                    Измир учуял отравление, едва касаясь тела,
                    И боль дракону затушил, на духа Жизни повлияв умело.
                    Под впечатленьем незнакомец Измира отблагодарил,
                    Но ответа не услышав, к своей стае проводил.

                    В чужом роду с прохладою приняли несговорчивого змея,
                    Но до поры, до времени Измир все опасения развеял:
                    Всем, в ком он духом выявлял растройства,
                    Залечивал любые хвори, устраняя беспокойства.

                    Вдоволь пробыв там, от стаи он расположения добился,
                    И постепенно со своим изъяном жить смирился.
                    Никто его не понимал, но дракон беды не видел в этом:
                    Так как более ни перед кем он не держал уже ответа.
                    
                    Со временем Измир истосковался жить в здоровой стае,
                    И тогда он пред собой цель невозможную поставил:
                    Всех возможностей своих раскрыть пределы,
                    Чтобы разжечь дух Жизни в мёртвом теле.
               
                    Чужую стаю скоро он, как и свою, покинул тайно,
                    Вернувшись к вольному полёту над землёй бескрайней.
                    Измир для своей цели при смерти существ искал,
                    И о месте их скопленья он давно уже прознал.

                    Вернувшись к пропасти прибрежного селенья,
                    Змей дожидался жертв, укрывшись в тени.
                    Но не людей он дух учуял первым среди смерти,
                    А дракона, которого над островом потом заметил.

                    Подобно призраку летел тот над Жемчужным морем,
                    Но Измирову пещеру заприметив, вдруг полёт ускорил,
                    Её хозяин отправился за незнакомцем вслед,
                    Пока в пещере не увидел чешуи знакомый цвет.

                    С лазурной чешуёй пред ним драконица застыла,
                    Красоту которой спустя время не забыл он.
                    "Зийреста!" - он хотел сказать, но не издал ни звука:
                    Не надеялся её узреть после долгих дней разлуки.
                    
                    На спутника она рассержена была, но не держала зла,
                    И после игр взглядом крылом Измира обняла.
                    Множество ночей с его отбытия она не спала,
                    Пока среди земель бескрайних его следы искала.

                    С тех пор не позволял Измир оставаться ей одной,
                    В пещере вместе с нею находя себе покой,
                    Но ничего своей он спутнице не говорил,
                    О деле, жизнь которому он посвятил.

                    По ночам, когда Зийреста мирно спала,
                    Измир летел к засыпанному трупами провалу, 
                    Но третьи сутки ещё даже не прошли,
                    Как пропасть мрачную вдруг люди подожгли.

                    Ночью летней пламя очень быстро разгоралось,
                    В своём потоке жизнь и даже смерть стирая.
                    Измир не мог поделать ничего, лишь ждать,
                    Пока в огне все Смерти духи будут исчезать.

                    Однако, в треске пламени он шепот их услышал,
                    Взирая на огня узоры, без конца взлетавших выше.
                    Проникаясь слушаньем, до тления он самого сидел,
                    Пока к рассвету к себе в укрытие не прилетел.

                    Три дня проспал Измир после этой ночи,
                    А по пробуждении он предельно был сосредоточен:
                    Зийресту жестом потребовал себя не отвлекать,
                    И принялся на теле своём что-то начертать.

                    Когтями острыми змей впивался в прочные пластины,
                    Письмена извилистые нажимом начертая сильным.
                    Исцарапал он себе всю шею, брюхо и рога кривые:
                    Все пойманные звуки обратив в символы резные.

                    Когда спутнице Измир свой новый лик явил,
                    Он первым знак воды живительной безмолвно пояснил.
                    Затем за словом слово он показывал ей письмена,
                    Пока в конце не задала вопрос она.

                    — Из-за слова данного меня тогда оставил ты?
                    Измир не смог всё рассказать ей сразу из-за немоты.
                    Лишь символом ответил "да", на что Зийреста заявила ясно:
                    — Забудь о том. Ничто над нами впредь не будет властно!

                    В тот день их чувства разгорелись с новой силой,
                    И духи их сплелись между собою в пламени неугасимом.
                    А ночью встретилась во сне, как наяву, драконов пара,
                    Где препятствий мира Тверди они вдвоём не знали.

                    В царстве снов Зийреста от Измира ясно услыхала,
                    О странствиях его после попаданья к Старшему в опалу.
                    Затем он с лёгкостью значенья символов своих поведал,
                    И рассказал о деле, которому стал одержимо предан.

                    В ответ ему избранница, не ведая, частицу духа подарила,
                    Пробудив в Измире непостижимые сознанью силы.
                    Дракона озарило, хоть не мог промолвить вслух он:
                    Нельзя было из смерти жизнь создать без Жизни духа!



   http://s020.radikal.ru/i711/1407/9f/320971ef060d.jpg

Сказание о Сапфировом Змее

             Вот и настал тот день, когда я добрался до истории первого из Великих (или Драгоценных) Змеев из мира "Обсидианового Змея". Тавтология?




Сказание об Сапфировом Змее


                  

                   В давно минувшие века, когда сказаний ещё не было у змеев,
                   Мир покорялся только тем, кто в силе превосходство ведал.
                   Других же ожидала участь жертвы - по первобытному закону,
                   По которому с времён Забвенья жили поколения драконов.
     
                   Своих детей драконий род растил вдали от дома,
                   Оставляя их наедине среди опасностей природы неведомых.
                   Не помня ни семьи, ни рода, затерянные в глушах Тверди,
                   Доверяясь лишь врождённому чутью, они боролись с смертью.

                   Два десятка лет дракончики без устали вели охоту,
                   Развивая свои навыки в любой среде, в любую непогоду.
                   Только истинным драконам это испытанье поддавалось,
                   И пред силой их враги все в пепел обращались.

                   Таким же был с сапфировыми крыльями синий змей,
                   Выросший в краях, в которых почти не было дождей.
                   В пустыне он оставлен был, не научившись даже крыльями махать,
                   Без всяких знаний и подсказок, среди безводья выживать.

                   Одной надеждой жил дракончик до того, как отыскал ручей,
                   На дне затерянной пещеры, спустя аж пару дней:
                   Надеждою увидеть вновь едва запомненный им лик,
                   Родителей своих, пока в безумьи одиночества не стал он дик.
                   
                   Одно воспоминанье, как сокровище, хранил он все те годы,
                   Выживая и наращивая силы посреди безводья.
                   Обострились змея чувства после длительных голодных мук,
                   И стал он сквозь преграды ощущать животных Жизни дух.

                   Со временем дитя драконье отыскало в себе силы,
                   Чтобы раскалённую пустыню навсегда покинуть.
                   Сквозь бури из песка прочь оно оттуда рвалось,
                   Пока вдали зелёные макушки его глазам не показались

                   За горизонтом отыскал дракончик край совсем иной,
                   Покрытый реками, лесами и сочною травой.
                   По ней, в своём числе теряясь, гуляли стаи разной дичи,
                   Среди которой юный змей легко мог отыскать себе добычу.
                   
                   На тех просторах не было иных драконов - только он один:
                   Не имевший равного себе, над живностью над всею властелин.
                   На покой его не посягали, не знал отказа он ни в пище, ни в питье,
                   И предаваясь благам, отправлял он дорогую себе память в забытье.

                   Сытое бытьё оседлого дракончика недолгие года продлилось,
                   И подошло к концу, когда следы иного змея в его владеньях появились.
                   Тем же днём охотник молодой чутьём пришельца отыскал,
                   И столкнулся морда к морде с ним в тени зелёных скал.
                   
                   Незнакомцем оказалась юная драконица с лазурным переливом чешуи,
                   Которая, найдя его следы, сама искала встречи с ним.
                   Два синих родича один другого долго взглядом изучали,
                   Однако ни в рычании чужом, ни в жестах ничего не понимали.

                   По разным сторонам в безмолвии разлетелись оба змея,
                   Но упустить друг друга из виду себе они позволить не посмели.
                   Не прошло и суток, как пути их вновь пересеклись уже на водопое,
                   Где живительной воде отыскали они общее по звуку слово.

                   С теченьем дней они всё больше находили общих слов,
                   И скоро змей оседлый разделил с драконицей подземный кров.
                   На рождённом вместе языке услышал от неё он о пути далёком,
                   Который с малых лет проделала она к семьи своей истокам.

                   За долгие года она сородичей найти почти утратила надежду,
                   Отчего боялась упустить из виду змея, незнакомого ей прежде.
                   Ради него свой путь драконица прервала -
                   Находясь с ним вместе, другого больше не желала.

                   Узнав об этом, синий змей поднял ей сложенные крылья,
                   И решил помочь ей в деле, о котором сам успел забыть он.
                   С наступлением зари в полёт отправилась драконов пара,
                   Пересекая земли лютого мороза и неистового жара.

                   Поиски продлились долго, но искателям удача улыбнулась,
                   Когда дракону синему случайно дичь обугленная подвернулась,
                   В краю прохладных гор, среди заснеженных вершин,
                   Отчего в своём порыве стал юный змей неудержим.

                   С вершины на вершину он перелетал, оглядывая всё вокруг,
                   Пока среди долин затерянных не повстречались ему вдруг,
                   Крылатые создания, подобные ему, воду пившие с ручья,
                   На телах которых красовалась синим блеском чешуя.

                   Драконья стая сородича встречала с миром,
                   И, приняв в свой круг, его решила величать Измиром*.
                   Спутнице его, прибывшей следом, также отыскали место,
                   За чешую лазурную её прозвав Зийрестой.
                  *Измир в переводе с драконьего "Покоритель гор" 
                   Средь рода жизнь двум путникам пришлась по духу,
                   Хоть и язык, звучавший там, был непривычен слуху.
                   Однако, речь драконов стаи они скоро переняли,
                   И, говоря со старшими, их мудрости-порядки изучали.

                   Молодой Измир охоты мастерство лучше всего запоминал,
                   Но в совершенствии себя он до последней капли пота изнурял.
                   Истощённый змей всегда к ручью близ лежбищ стаи возвращался,
                   Где, с головою погрузившись, водой живительной он насыщался.

                   Однажды, рядом с ним на водопое стал другой дракон из стаи,
                   Отражение которого Измир заметил, воду попивая.
                   В потоке искажающем оно уж очень на него было похожим,
                   По внешности и цвету, словно змей тот был Измиром тоже.

                   Хоть лик его гораздо старше был на самом деле,
                   Глаза дракона юного со временем знакомый взгляд узрели:
                   Тот самый взгляд, завпечатлённый в памяти ещё с нелётных лет,
                   Незадолго до того, как оставил он в пустыне первый след.
          
                   — Отец... - с сердечным трепетом Измир промолвил.
                   — Я знаю, это ты. Твой лик я все годы расставанья помнил!
                    Старший змей от слов его в недоумении скривился,
                    И, не сказав ни слова, прочь подальше удалился.

                    — Зачем меня ты умирать в пустыне бросил? - кричал Измир вдогонку:
                    — Нет иного в свете зверя, который своего оставил бы ребёнка!
                    Внезапно, змей, названный отцом, остановился и вернулся к сыну,
                    Где, схватившись за его рога, с хрустом изогнул их сильно.

                    Измир, за них вцепившись, скорчился от боли,
                    В то время, как дракон пред ним со злобою промолвил:
                    — Обознался ты, дурной сородич, - я не в силах здесь помочь.
                    Пока тебе не стало худо - убирайся от меня ты прочь!

                    Отцу противиться у молодого змея силы не нашлось,
                    И покинул он ручей, пока чего похуже не стряслось.
                    После случая того Измир решил найти ответ,
                    Почему детёнышам драконьим в стае места нет.

                    Обратился он к дракону, старшему над всеми,
                    Голосом которого глаголило всё племя.
                    Покрытый гребнями из перепонок Старший синий змей,
                    Выслушал Измира и поделился с ним он мудростью своей.
                    
                    Поведал он об испытании природой, известном с незапамятных веков,
                    О потомстве, оставляемом родителями среди неведомых врагов,
                    О том, что лишь ему были известны места оставленных детей,
                    Которых, спустя годы, должны были вернуть на место родины своей.

                    Измиром Старший Синей стаи был несказанно впечатлён,
                    Ведь, отказавшись от оседлости, тот стаю отыскал своим путём.
                    Однако, сам Измир от услышанной им речи злобою охвачен был,
                    И, боль прочувствовав в рогах, он у Старшего спросил:

                    — Коль знаете вы всё, то знаете, откуда родом я?
                    В ответ лишь Старший промолчал, удивленья не тая.
                    — Я - сын Гзелехра, оставленный средь Жаровных песков,
                    И он об этом знал, - сказал Измир, указав на сгиб своих рогов.

                    — Чего ты добиваешься, дитя? - мрачно Старший огласил вопрос.
                    — Хочу, чтобы потомок змеев крови с родителями вместе рос.
                    Чтобы знания детьми черпались с ранних лет,
                    И не важно, будут избраны они природой или нет!

                    — Не тебе о том судить! - рассерженно змей старший прорычал:
                    — Наш уклад взрастил сильнейший род на свете с времени начал!
                    — Уклад сей жив, пока над стаей старший не решит иначе, -
                    Сказал Измир: — Среди других его слова сильней гораздо значат.

                    На этом выражении их разговор достиг конца,
                    Старший стаи с той поры стал зол не дерзкого юнца:
                    Потаённые намеренья узрел он в тех словах,
                    И подтвержденья им рождались в Измира сделанных делах.
                    
                    Змей юный находил себе поддержку среди ровесников из стаи,
                    Охотясь с ними вместе и в трудностях различных помогая.
                    Наращивая силы, возмужал Измир, стал драконом статным,
                    И пред желанием своим всё меньше знал преград он.

                    Хоть с Зийрестою он жил под общим каменным покровом,
                    Потомства не было у них из-за данного им слова:
                    Лишь возглавив стаю мог Измир уклад драконий поменять,
                    Чтобы связь с детьми своими в будущем не потерять.

                    Между тем заданья Синей стаи исполнялись им смиренно,
                    И уладить дело новое отправился он без сомнений.
                    В полёт Измир пустился на поиски сородича с иного края,
                    Которого оставили на испытание родители из стаи.
                    
                    Со слов Измир отчётливо запомнил все его черты,
                    Однако места поиски на деле оказались непросты:
                    Дракончик должен был расти среди лесов вечнозелёных,
                    Но вместо них искатель встретил вид земель испепелённых.
                    
                    Долго змей искал сородича средь выжженых лесов,
                    Пуская в разных направленьях свой громогласный зов.
                    Ответа не было, но чутьё своё он не сбавлял,
                    И вскоре посчастливилось ему найти убежище средь скал.

                    В ущелье мрачном, усеянном костьми вокруг,
                    Измир хозяина его искал, пока случайно не заметил вдруг,
                    Как на него из-за угла набросился в неистовом порыве,
                    С диким взглядом взрослый змей, с чешуи отливом синим.

                    Отразив умело нападение, Измир узнал искомого дракона,
                    Однако с яростным созданьем договориться было невозможно.
                    Противника к земле прижать старался он в жестокой схватке,
                    В то время, как в него впивались когти мёртвой хваткой.

                    Бой был безжалостным - друг друга не жалели оба змея:
                    Измир в безумие скатился, когда ему до горла разодрали шею.
                    Он, кровью кашляя, в неистовстве ударил со всех сил,
                    Да так, что тот удар дракону дикому все зубы раздробил.

                    На твёрдый камень рухнул змей безумный без сознанья,
                    Пока Измир, от боли скорчившись, испытывал страданья.
                    До самого заката он, за горло ухватившись, ждал,
                    Когда враг его проснётся, но тот всё не вставал.

                    Не мог сказать Измир ни слова, но и без зова скоро понял он,
                    Что не вернётся в стаю больше ей покинутый дракон,
                    Что на том же месте мог лежать он, как дикарь,
                    Одержимый выживаньем, словно в угол загнанная тварь.
                    
                    Победитель над природою не знал своей награды,
                    Бездумно подчиняя себе всё, как будто так и было надо.
                    Таких, как он, на свете было больше - Измир не сомневался,
                    И той же ночью сокрушить Уклад он вновь себе поклялся.
                    
                    
                    http://s020.radikal.ru/i711/1407/9f/320971ef060d.jpg

"Забыли..."

Забыли кому писали,
Звонили, будили, вели за собой,
С кем ссорились, после - рассветы встречали,
Спали в объятиях той самой зимой.
Забыли и ладно, быть может там тоже,
Закрыли дорогу в прошедшие дни,
Но фото остались, где счастье, похоже,
Не знает о том, что уже не нужны.
Годы идут и фото стирает,
В попытке забыть и двигаться в путь,
Так прошлое якорем не позволяет,
Жизнь, если не вывернуть, то перевернуть.
Ночь, ностальгия, отрыв от реальности,
Вынуть из памяти добрые дни,
Не растерять бы, из юности к старости,
Как верили, ждали, были нужны.
Вспоминает ли кто-то, как нам было весело?
Как переживали, делились теплом,
Или то, что ушло - на веки потеряно,
А может и вовсе являлось лишь сном...
Сейчас я проснусь и снова закрутиться,
Случайных событий водоворот,
И если вглядеться - то что-то меняется,
Третий десяток, ещё один год...

Дедовщина у пьяни.



Когда готов был ужин,
Для тех, что ждал давно уж,
В дверь позвонили,
И наконец зашли.
Столы ломились под едой,
и весь довольный он собой,
открыл бутылочку вина,
что тут же роспита была,
открыл другую и её,
прикончили так же легко.
И вот уже совсем темно,
А дом гостей так далеко...
Собрались с духом и пошли,
Но только встать они смогли,
Как сами же наткнулись,
на две бутылки те, что поставить вздумалось
им почему-то под столом,
каким-то важным правилом,
котрому не изменить,
было у них: пустые на столе нельзя оставить,
лишь только на пол,
подальше от глаз,
и место их там,
поближе к ступням.

Когда сложно просто встать,
стоит анти-полицай принять.

"Не шукай..."

Не шукай те що втрачено цього літа, 
Розбита на друзки, понівечена, 
Страчена незнайомцями, 
Стінами огорожена. 
Знищена. 
Не повернеться, як не хотілось би, 
Стріли випущені у ціль, 
Звідусіль порозкидано, 
Спалено мріями, 
Ранами в сіль. 
А, що далі? Спитаєш - мовчатиму, 
Поскидаю крапки з літер “і”, 
Очі свої не ховатиму, 
Обійму, як колись, 
Не злись... 
Від зими до наступного літа, 
Відкрита - заходь, сідай, 
Забирай собі коли треба, 
Неба мого шматок, 
Змок. 
А як знайдеш свою веселку, 
Стрілку часу призупини, 
Схопи, віднеси додому, 
Нікому цього не кажи, 
Спи. 
А на ранок виймай з під подушки, 
Крихти жовтого кинь у чай, 
Розмішай зі шматочками неба, 
Не треба, не проводжай, 
Прощавай!
Сторінки:
1
3
4
5
6
7
8
9
попередня
наступна