Еще в начале 90-х мы с Ниной купили гороскопы для всех знаков зодиака, напечатанные в виде отдельных книжек.
как-то у нас повелось, что мы стали записывать прямо на обложкахдни рождения родных, знакомых и друзей. Периодически выкладывали наверх стопки очередную книжку, смотрели у кого дни рождения, звонили, поздравляли. Иногда за обедом - по стопочке за здоровье именинника.
Прошли годы. Кто-то ушел из жизни. Я стал на тех же обложкахзаписывать дни смерти. Теперь - по стопочке поминаем ушедших.
И все меньше дней рождения и все больше дней смерти. Реже за здравие - чаще за упокой души. Теперь у нас есть родные, близкие люди не только в этом мире, где мы сейчас живем, но и в том- где будем.

У Павла Александровича Флоренского в его произведении "Столп и утверждение истины" есть Письмо первое: два мира.

Как оно мне по душе! Прочтите.



Мой кроткий, мой ясный!

Холодом, грустью и одиночеством дохнула на меня наша
сводчатая комната, когда я первый раз после поездки открылъ дверь в нее.

Теперь,—увы—, я вошел в нее уже один, без тебя.

Это не было только первое впечатление. Вот, я примылся и
прибрался. По прежнему выстроились на полках ряды материализованных мыслей. По
прежнему постлана твоя постель, и твой стул стоит на своем месте неизменно
(пусть будетъ xoть иллюзия, что ты—со мною!). На дне глиняного горшечка по
прежнему горит елей, бросая сноп света вверх, на Нерукотворенный Лик
Спасителев. По прежнему поздними вечерами шумит в деревах за окномъ ветер. По
прежнему ободрительно стучат колотушки ночного сторожа, кричат грудными
голосами паровозы. По прежнему перекликаются под утро горластые петелы. По
прежнему около четырех часов утра благовестят на колокольне к заутрени. Дни и
ночи сливаются для меня. Я, как будто, не знаю, где я и что со мною, безмирное
и безвременное водворилось под сводами, между узких стен нашей комнаты. А за
стенами приходят люди, говорят, рассказывают новости, читают
газеты, потом уходят, снова
приходят,—вечно. Опять кричат глубоким контральто далекие паровозы. Вечный
покой—здесь, вечное движение— там. Все по прежнему... Но нет тебя со мною, и
весь мир кажется запустелым. Я одинок, абсолютно одинок в целом свете. Но мое
тоскливое одиночество сладко ноет в груди. Порою кажется, что я обратился в один
из тех листов, которые кружатся ветром на дорожках.

Всталъ сегодня ранним утром и как-то почуял нечто новое.
Действительно, за одну ночь лето надломилось. Въ ветряных вихрях кружились и
змеились по земле золотые листья. Стаями загуляла птица. Потянулись журавли,
заграяли вороны да грачи. Воздух напитался прохладным осенним духом, запахом
увядающих листьев, влекущую в даль тоскою.

Я вышел на опушку леса.

Один за другим, один за другим падали листья. Какъ умирающие
бабочки медленно кружились по воздуху слетая наземь. На свалявшейся траве
игралъ ветер «жидкими тенями» сучьев. Как хорошо, как радостно и тоскливо! О,
мой далекий, мой тихий брат! В тебе - весна, а во мне — осень, всегдашняя
осень. Кажется, вся душа исходит в сладкой истоме, при виде этих порхающих
листьев, обоняя «осиннико поблекших аромат».

Кажется, душа находит себя, видя эту смерть,—в трепет
предчувствуя воскресение. Видя смерть! Ведь она окружает меня. И сейчас я
говорю уже не о думах своих, не о смерти вообще, а о смерти дорогих мне.
Скольких, скольких я потерялъ за эти последние гoды. Один за другим, один за
другим, как пожелтевшие листья, отпадают дорогие люди. В нихъ осязал я душу, в них
сверкал мне порою отблеск Неба. Кроме добра я ничего не имел от них. Но моя
совесть мечется: «Что ты сделал для них?». Вот, нет их, и между ними и мною
легла бездна.

Один за другим, один за другим, как листья осени, кружатся
над мглистою пропастью те, с которыми навеки сжилось сердце. Падают, - и нет
возврата, и нет уже возможности обнять ноги каждого из них. Уже не дано более
облиться слезами и молить о прощении,—молить о прощении перед всемъ миром.
Снова и снова, с неизгладимою четкостью проступают в сознании все грехи, все
«мелкие» низости. Все глубже, как огненными письменами, вжигаются в душу те
«мелкие» невнимательности, эгоизм и безсердечие, по немногу калечившие душу.
Никогда ничего явно худого. Никогда ничего явно, осязательно грешного. Но всегда
(всегда, Господи!) по мелочам. Из мелочей—гpyды. И оглядываясь назад, ничего не
видишь, кроме скверны. Ничего хорошего... О, Господи!

Неизменно падают осение листья; один за другим описывают
круги над землею. Тихо теплится неугасимая лампада, и один за другим умирает
близкий. «Знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день». И все таки, с
какою-то умиротворенною мукой, повторяю предъ нашим крестом, который тобою
сделан из простой палки, который освящен нашим ласковым Старцем: «Господи! если
бы ты былъ здесь, не умер бы братъ мой».
Все кружится, все скользит в мертвенную бездну. Только Один пребывает,
только в Нем неизменность, жизнь и покой. «К Нему тяготеет все течение событий;
как периферия к центру, к Нему сходятся все радиусы круга времен»...


http://azbyka.ru/vera_i_neverie/o_boge2/stolp_i_utverzhdenie_istiny_02-all.shtml

Смерть! Никто из людей еще не смог убежать от нее. Современный мир все же предпринимает некоторые попытки удовлетворить желание человека хотя бы на некоторое время отодвинуть смерть. Разнообразные антивозрастные программы, омоложение организма, пластическая хирургия — вливание в сознание общества информации о том, что человек должен уже здесь и сейчас получать удовольствие и при этом забыть о смерти, или, по крайней мере, пытаться сделать вид, что ее нет. Общество как бы говорит: «Да, люди умирают, но тебя это не коснется, ты не имеешь к этому никакого отношения, живи так, как жил раньше».
Как на уроки к смерти, мы приходим на отпевание наших родственников

Церковь взывает об обратном, вопрос смерти касается нас непосредственно. В Священном Писании мы читаем: «Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь» (Сир. 8:39). Так преподобный Серафим Саровский для постоянного памятования о смерти на некотором этапе своего подвига спал во гробе, сделанном собственноручно.

Смерть предстает пред нами неким учителем, и зачастую, как на уроки к ней, мы приходим на отпевание наших родственников. Память о почивших делает нас более ответственными перед ними и Богом, а точнее – за них перед Богом. Так преподобный Ефрем Сирин взывает: «Когда стоите на молитве, поминайте и меня с собою. Прошу возлюбленных моих, заклинаю знающих меня: помолитесь обо мне с таким же сокрушением, с каким я заклинаю вас». Наши родственники также взывают к нам помолиться о них. Как мы можем пренебречь их просьбами, тем более в те дни, когда Церковь установила особо молиться об умерших. Одним из таких дней является Димитриевская родительская суббота.
Почему Церковь молится об усопших именно в Димитриевскую субботу?

Этот день связан с именем святого великого князя Дмитрия Донского (1350- 1389) и его победой в Куликовской битве против монголо-татар во главе с Мамаем (1380). Летописцы повествуют, что после молебна об успехе предстоящего похода преподобный Сергий Родонежский благословил князя Димитрия на подвиг и по его просьбе послал с ним двух иноков своего монастыря – Пересвета и Ослябу. Благословение имело огромное значение для поддержания воинского духа. Князь одержал победу, но в ходе битвы погибло много воинов, в том числе, и инок Пересвет, который сыграл огромную роль в исходе битвы.

После победы князь пробыл три недели в Троицком монастыре, вознося благодарственные и заупокойные молитвы о погибших на поле боя. Впоследствии князем был установлен особый день поминовения погибших воинов, а именно в субботу, предшествующую дню его небесного покровителя – великомученика Димитрия Солунского (память 8 ноября по новому стилю).

Со временем в этот день православные стали поминать не только воинов, но и всех умерших предков, этот день станет днем всеобщего поминовения усопших.
Зачем быть в храме в этот день?

Сегодня Церковь призывает трезво посмотреть на свою жизнь сквозь призму жизней наших родственников. Но не только посмотреть, но и сделать правильные выводы. Апостол Павел говорит в послании к Фессалоникийцам: я расскажу вам, «чтобы вы знали об умерших и не скорбели, как прочие не имеющие надежды» (4:13). Кто же эти прочие, которые не имеют надежды?

Надежду имеет тот, кто живет с Богом и умирает для Бога, а о «прочих» апостол говорит, что они спят (Фес. 5:6), то есть, они спят духовно, не бодрствуют и не трезвятся, одним словом, не живут со Христом, поэтому и не имеют надежды на жизнь вечную с Ним.

Церковь учит, что только после Второго Пришествия Иисуса Христа и Всеобщего Суда души вместе с телами окончательно получат или венец славы, или наказание. До этого времени души усопших праведников не получают совершенной награды, так же, как и души осужденных не претерпевают совершенного наказания. Поэтому наша христианская обязанность молиться за наших усопших, поступая так, мы можем облегчить окончательную участь некоторым из них.

Придя в храм в этот день помолиться о наших предках, мы прибавляем нашу горящую свечу к общему пучку, который начинает гореть еще сильнее.   «Помни, что молитва об умерших сильна общностью – тем, что идет от лица всей Церкви. Церковь дышит молитвою. Но как в естественном порядке, при беременности, мать дышит, а сила дыхания переходит и на дитя, так и в благодатном порядке – Церковь дышит общей молитвой всех, а сила молитвы переходит и на усопших, содержимых в лоне Церкви, которая слагается из живых и умерших, воюющих и торжествующих. Не поленись же на всякой молитве усердно поминать всех отшедших отец и братий наших. Это будет от тебя им милостыня» (святитель Феофан Затворник). А у преподобного Серафима Саровского, мы находим как бы дополнение: «Не будет там милости, не сотворившим здесь милости».

И мы верим, что Господь услышит наши молитвы, потому что Он никому не хочет погибели, но спасения. Всем…

Дядька был деревенский книгочей. У него было два шкафа книг, среди которых многие могли бы считаться библиографическими редкостями. У него я впервые познакомился с «Введением в философию» Карпова. С «Трактатом о самопознании» Джона Мэйсона (Месона в русском написании). Да и Платона меня научил понимать он, а не университет.

 Разговор, о котором я хочу рассказать, был после того, как он заставил меня прочитать «Апологию Сократа» и «Федона». Разговор этот уже сильно позабылся, и я не знаю, почему мы заговорили о смерти. Помню только, что разговор у нас пошел о том, что ты четко видишь какое-то разделение себя на несколько частей, то есть Я, душу и тело. Вот после этого он прервался, порылся в одном из шкафов и дал мне томик Платона в каком-то старом издании:

 — Читай. Вот это и это.

 Я прочитал, и это было любопытно. Тем более, что философию я изучал еще в советском вузе, где нас Платона читать не заставляли. Во всяком случае, я этого не помню. И если «Апологию» я и прочитал тогда самостоятельно, то уж «Федона» точно читал впервые. Но Дядька даже не стал со мной обсуждать сами диалоги. Он сразу же вернулся к предыдущему разговору.

 — Ты, душа и тело. А что такое дух? — спросил он. — Это ты или это душа? Но не тело явно, да? Ну, ты или душа?

 — Наверное, я, — говорю. — Это высшее же по сравнению с душой.

 — То есть твой дух — это ты?

 — Слушай, раз мой дух, — значит, это не совсем я.

 — Ну, так а что же это никогда не интересовало тебя: что же это такое?

 — Как не интересовало, всегда интересовало!

 Он засмеялся. Я было чуть-чуть обиделся, но быстренько сообразил, что он имеет право меня высмеивать, — а что это, действительно, за странность, что меня это всегда интересовало, а я ни разу пальцем о палец не ударил, чтобы понять и разобраться. Как все люди в этом мире, кстати сказать. Тут я соображаю, как бы ловлю сам себя на этой мысли, что никто из знакомых мне авторов никогда не пытается понять, что такое дух. А если пытается об этом говорить, то сразу начинает повторять что-нибудь из древних, например, из йоги, что Дух — это есть Я.

 И это означает, что мы либо очень хотим знать, но ничего не делаем, чтобы познать Дух, либо сразу верим другим и знаем правильные ответы, но все равно ничего не делаем. Точно сама возможность задаваться подобными вопросами ушла из этого мира вместе с древними. А их все равно не переплюнешь, так не к чему и рыпаться!..

 — Так ты давай просто посмотри, — предложил тут Дядька. — Ну, вот ты, примерно, чувствуешь, что такое Душа, да? Ты можешь сейчас тело почувствовать, а теперь присни. Расслабься, вот так, привались в уголок, почувствуй, что тело засыпает, давай усыпляй тело, в дрему...

 Дреме меня учил еще Степаныч. Я это состояние словил и довольно легко находил. И с Дядькой я хорошо приснул — глубоко, но с очень ясным осознаванием себя. Вероятно, он меня поддерживал своим сознанием.

 — Вот ты чувствуешь, — продолжил он, как только я задремал, — как начинаешь отключаться от тела, значит, ты куда-то переходишь. В другое тело. Вот это душа. Скажем, душа. Там что угодно может быть, не точно душа, но все равно это уже не тело. А если и тело, то какое-то другое. При этом ты еще и осознаешь его, значит, это и не ты. И вот теперь ты видишь тело, видишь душу и осознаешь себя, а где Дух?

 — Черт его знает, где дух, — там в дреме отвечаю я и даже умудряюсь скорчить недоуменную харю. И хоть снаружи ничего не отражается и ничего не звучит, Дядька этим удовлетворяется и продолжает со мной беседовать.

 — А давай с тобой просто по языку поговорим.

 Дядька — он любитель был с языком работать, то есть разбираться в значениях слов.

 — Что про дух говорят, какие есть разговорные выражения: сила Духа или не сломленный Дух. Значит, Дух можно сломать? Да, в человеке можно сломать Дух. То есть ты борешься за что-то, а Дух не сломлен. Сдался, значит, у тебя Дух сломали. Похоже на то?

 Я снаружи молчу, но внутри вовсю соглашаюсь. В таком состоянии лишнего ничего, и потому в мозгах, как говорится, кристальная ясность, и очень хорошо думается.

 — Так что, получается, пока ты не сдаешься, у тебя Дух цел, а как ты сдался, можно считать, что твой дух сломался.

 — Похоже, — соглашаюсь я.

 — Значит, дух — это те решения, которые ты удерживаешь? Принял и держишь?

 Я призадумался. Вот так я на Дух никогда не смотрел. Дух — это что-то святое, что никто трогать не должен. Даже я сам, как на деле-то вышло. И оно вроде как бы правильно. Вон ведь какое унижение Духа получается, если в нем копаться начинаешь. С другой стороны, я уже ученый и знаю, — никогда не доберешься до настояшего ответа, если не начнешь решать и копаться. И если искренне не принять то, что высовывается наружу, то сокровенное так и останется недоступным.

 Нет, думаю, так не пойдет! Буду следовать за Дядькой до конца: вот я принял какое-то решение...

 — Допустим, — продолжает он, — ты попал в тюрьму или тебя в плен взяли, и тебя заставляют предать своих, — пока твой дух не сломлен, ты же не предашь? А если ты предал, то ты чувствуешь, что или ты выбор сделал, или тебя сломали. Но что значит тебя сломали? Дух сломали. Твой дух борьбы сломали.

 — Точно. Похоже.

 — Так может дух не совсем решения, а способность принимать и удерживать решения?

 Мне там, в дреме, даже легче стало от такого определения, потому что, если Дух — просто решения, — это вроде как-то уж очень разрушительно для моего самоосознавания. А вот способность принимать и удерживать решения, способность быть верным собственным решениям — это гораздо значимее и как-то приемлемее. А может, способность эта сама зависит от Духа? — вдруг приходит мне вопрос. И Дядька, точно ясновидящий, тут же повторяет его.

 

— А может, эта способность удерживать решения зависит от Духа? Язык принимает такое выражение? Принимает. Значит, Дух — не совсем способность. А что же он тогда такое?

 Я оказался без ответа. Вишу, точно в пустоте, и никаких мыслей. Дядька точно почувствовал это и говорит:

 — Посмотри внимательно, в каких случаях ты в состоянии удерживать решения? Когда ты готов ради них идти на смерть, верно? Ну, этот пример с пленом, с тюрьмой, когда опускают, ломают...

 В дреме чем хорошо думать? Ничто лишнее для тебя не существует. И там я слышу Дядькины слова, но воспринимаю их не совсем словами, а скорее, полнокровными образами. Полнокровными — по сравнению с обычными, что вызывают у нас слова. И настолько этот образ, что создал Дядька, оказался полнокровным, что я вдруг отчетливо почувствовал, что Дух и Смерть — это что-то очень близко стоящее и друг без друга пониманию не доступное.

— И значит, — продолжает между тем Дядька, — если вспомнить понятие силы Духа, Дух это не способность, а сам способен ту же силу вкладывать в наши решения. Значит, в нем есть какая-то сила. А где у тебя сила? Ну, давай начнем по порядку.

 Я там, в дреме начал, а Дядька здесь снаружи каким-то образом мои мысли читает и озвучивает. И ведь точно озвучивает. То ли телепат, то ли я по какой-то прописи иду, где мысль всех людей русской культуры делает обязательные шаги, и ошибиться невозможно.

 — Мышечная сила в мышцах, — произносит он мою первую мысль. — Душевная сила. Значит, у души тоже какая-то сила есть, потому что от душевных сил зависит твое психическое здоровье, по крайней мере, срываешься — не срываешься, психуешь — не психуешь — это все душевные силы. Вот видишь, нашли и другие силы, как поискали, смотри, как интересно! Ну и, конечно, та самая сила Духа...

 И тут самое интересное, что ты своими решениями, то есть силой Духа можешь противостоять любым сложностям жизни в том случае, если ты готов к смерти. И значит, жизнь тебя ломает в том случае, если ты не готов к смерти, а готов к жизни!.. Вот ведь какая странная штука!

Не получается ли у нас, что Дух твой нацелен на смерть, а вот то, что тебя ломает, нацелено на жизнь?

 Я, как только эта мысль в меня вошла, как-то странно заплавал в своем состоянии. И даже слегка куда-то начал отлетать. Мысль: дух смерти во мне, что ли?! — пронзила, точно всполох. Я даже напугался, начал бороться и выскочил из дремы.

 Но Дядька к этому спокойно отнесся. Просто сидит и ждет ответа, словно мы все это время беседовали. Поэтому я собрался и вытащил последнюю мысль, что у меня была в том состоянии:

 — Что же, я нацелен на жизнь тела? Когда я выбираю жить в теле, то жизнь меня ломает. Почему?

 — Сам, — говорит, — смотри. У тебя все ценное, все, ради чего ты живешь, — в этом мире. Ты живешь ценностями тела. Потеря тела — это вовсе не страшно, страшно потерять то, что ценно для тела. И не потому, что ты действительно так ценишь или любишь свое тело. Не потому, что ты действительно хочешь жить телом. А потому, что уйти из мира, пока все намеченное не получено, — очень больно!

 

Я не понял и остался молча сидеть, глядя на него с вопросом.

 — А ты сам посмотри. Ты только что мог уйти из тела, но не ушел, — меня опять сполохом пробило от этих его слов, и я весь передернулся. — Да ты не цепляйся за такую ерунду. Подумаешь, ушел из тела! Ты вспомни то свое состояние. Вот если бы в этом состоянии ты не о Духе вместе со мной думал, а о том, что недоел, недополучил, недолюбил, недоненавидел!.. Что не вздрагиваешь?!

 Я действительно не вздрагивал. И сполоха не было. Было просто тоскливо. Я еще слишком был близок не к пониманию, а к некоему телесно-внетелесному ощущению того, что это все значило. Уйти из жизни с таким грузом было бы пыткой из пыток.

 — Вот и получается, что мы не просто любим телесную жизнь. Мы изнасилованы ее любить. И пока не отлюбим все, что тело любит, нам из него уходить нельзя, нам из него уходить больно, и уйдя больно, а может, и еще хуже! А кому больно, не задумывался?

 Еще один вопрос, который меня поверг в замешательство. Мне больно? А кто такой Я, если мне и без тела больно? Наверное, душе...

 — Душе? — переспросил он, точно подслушав. — Так о ком мы заботимся, когда любим телесные наслаждения? Ради кого мы ими захлебываемся? Ради тела, чтобы оно обжиралось, или ради души, чтобы ей эту телесную боль с собой не уносить?

 И что же тогда Дух? Чем его можно сломить? Угрозой телесных пыток. И угрозой загробных мук. Так? Значит, он вне этого? Он и не в теле, и не в душе? Через них до него можно добраться, но он за ними? Это один вопрос. А вот следующий.

 — Через что можно добраться до Духа, ясно. А кто может до него добраться?

 – Я.

 — Верно, Я. Причем, просто приняв решение сдаться. Про тебя после скажут: сломался. Но ты знаешь, что это ты сломал собственный Дух. А что ты на самом деле сделал? Избрал не терпеть какие-то муки. Либо телесные, либо душевные. Просто избрал, принял решение. И вот еще вопрос. А какое решение ты принял?

 — Получается, что я принял решение отказаться от Духа и жить либо в теле, либо в душе?..

 Прозвучало это у меня как-то жалостно. Дядька даже засмеялся.

 — Да ладно, не расстраивайся так! Ты принял всего лишь одно простейшее решение: мое время не пришло, и я пока поживу здесь. Не слишком ли ты о себе мнишь — от Духа он отказался! Для того, чтобы отказаться от Духа, надо быть хозяином и себе и ему, а ты хозяин?

 Я только пожал плечами: а что на такое ответишь?!

 — Не знаешь? Вот то-то и оно!..

 Вот с этого и началось для меня самопознание, которому я являюсь хозяином.

 

А. Шевцов Введение в самопознание

«Что ж то?  спросил он себя и вдруг затихстраха никакого не было, потому что и смерти не было. Вместо смерти был свет»

 Лев Толстой, «Смерть Ивана Ильича». 

        Ученые медицинского факультета Университета Джорджа Вашингтона (George Washington University Medical Faculty) в ходе проведённых экспериментов на энцефалограммах умирающих людей зафиксировали мощные всплески электрической активности. Результаты этих интересных исследований были обнародованы в октябрьском номере специализированного журнала Journal of Palliative Medicine за 2007 год.

      Медики снимали энцефалограммы  картины электрической активности мозга  у семерых пациентов, которые умирали от рака или последствий сердечного приступа. Спасти этих людей было уже нереально, и все они скончались. Но за мгновения до смерти у всех несчастных мозг словно бы взрывался. В нем возникали невероятно мощные  всплески электрических импульсов  при жизни таких не было.

     Учёные предположили, что столь аномальная активность как раз и связана с теми яркими видениями, о которых иной раз рассказывают люди, вернувшиеся с того света. Руководитель экспериментов доктор Лакхмир Чавла  (Lakhmir Chawla) так прокомментировал полученные результаты:  «Сначала мы не поверили своим глазами: подумали, что всплески на энцефалограммах порождены мобильными телефонами или другой работающей электронной аппаратурой. Позаботились о том, чтобы исключить подобное влияние. И снова увидели аномалии.Все нейроны соединены в электрическую цепь. От недостатка кислорода они теряют способность удерживать электрический потенциал. И разряжаются  испускают импульсы лавинообразно. При этом в мозгу могут возникать самые причудливые картины  от яркого света до туннелей и прочих галлюцинаций. Мощные импульсы способны на какое-то время всколыхнуть и долговременную память  как бы высветить ее. И тогда перед глазами человека пронесется вся его жизнь, «явятся» давно умершие родственники. Словно бы придут с того света. Обо всем об этом и рассказывают пережившие клиническую смерть».

      Таинственный белый «туннель смерти» отображен во многих российских и зарубежных фильмах. Самый известный из них знакомая многим из нас лента «Забытая мелодия для флейты», снятая Эльдаром Рязановым еще в 1987 году. В нем чиновник Филимонов, которого играет актёр Леонид Филатов, переживает клиническую смерть. Затем он в белом, сияющем коридоре встречает погибших летчиков, солдат-афганцев, умерших своей смертью стариков. По мистическому совпадению в конце своей жизни тяжелобольной Филатов сам не раз находился на грани смерти. Его мать считала, что ролью Филимонова он накликал себе беду. И всегда выключала телевизор на том злополучном месте.

      О трубе, ведущей в потусторонний мир, рассказывают многие люди, пережившие клиническую смерть. Вот что рассказывает Владимир Ефремов, бывший ведущий конструктор ОКБ «Импульс»: «Вдруг появилось ощущение необычайной легкости. Не ощущал своего тела и не видел его. Но со мной были все мои чувства и воспоминания. Я летел куда-то по гигантской трубе. Ощущения полёта оказались знакомыми подобное случалось прежде во сне. Ужаса и страха не было. Только блаженство. Мое сознание работало совершенно иначе, чем прежде. Оно охватывало всё сразу одновременно, для него не существовало ни времени, ни расстояний. Я любовался окружающим миром. Он был словно свёрнут в трубу. Солнца не видел, всюду ровный свет, не отбрасывающий теней. На стенках трубы видны какие-то неоднородные структуры, напоминающие рельеф. Нельзя было определить, где верх, а где низ».

       Российский милиционер Борис Пилипчук, реанимированный врачами, стал героем не одного нашумевшего документального фильма о жизни после смерти. Вот, как он в них рассказывал о своём путешествии за пределы жизни. «Я видел себя как бы сверху. Рядом суетились медики, пытаясь вернуть меня к жизни. Я стал удаляться куда-то ввысь. Быстро-быстро. Почувствовал свист в ушах. Земля исчезла. Попал в необычайное место, которое было очень светлым как бесконечный коридор. Мне стало очень хорошо. Увидел широкую золотую лестницу, сияющую в лучах. По обе стороны этой лестницы были золотые перила, вдоль которых на ступенях стояли крылатые ангелы в белых одеждах с золотыми поясами. В конце этой лестницы я увидел необычайный свет. Он был яркий, но мягкий, от него исходило тепло, спокойствие, радость и мир. Этот свет наполнил меня таким восторгом, который невозможно передать словами. Я не  поворачивал головы, не озирался, но у меня было такое ощущение, что я все вижу на 360 градусов вокруг себя».

      Интересную версию происхождения подобных видений, являющихся по сути мощным энергетическим всплеском и входом в потусторонний мир, предложил российский академик, доктор технических наук Г.Б. Двойрин. Секрет сияющего белого туннеля, о котором рассказывают пережившие клиническую смерть люди, учёный объясняет следующим образом.

       Попробуйте, проснувшись ночью, не открывая глаз, зажечь на мгновение светильник. Перед вашим внутренним взором возникнет яркая картина в виде стремительно размножающихся лепестков огненно-красного георгина. Сначала их будет четыре, потом всё больше и больше. Пульсируя, они побегут навстречу, а в середине откроется ослепительно яркий туннель. В результате возникнет ощущение движения к этому свету. Все это длится секунд 15, потом лепестки вокруг туннеля рассыпаются на точки, тускнеют и пропадают.

      Значит, мгновенный электрический разряд нейронов мозга в момент смерти здесь вовсе не при чём? Ученый считает, что в этом самом «георгине» и кроется загадка человеческой жизни. «Георгин» есть не что иное, как атомы энерговолны, которая является сущностью всего живого на Земле, потому неудивительно, что человек видит это, когда находится на грани жизни и смерти. Он видит то, из чего состоит его сущность, его тело, дух.

      Всё дело здесь в том, что атомы человека, излучающие энерговолны, соприкасаясь с потоками энергии внешней среды, создают резонанс. А он пробуждает визуальные, слуховые образы, чувства и ощущения в человеческом мозге. Это процесс соприкосновения, обмен информацией мира и человека и являет собой такое понятие, как жизнь.

       Суть «цветка жизни», перерастающего в туннель, знали ещё в древности. Египетские фараоны, как считает ученый, хоронили себя в гробницах не потому, что это был какой-то обычный языческий обряд. Они тогда понимали, что жизнь после смерти существует и человека можно воскресить. Хранителями знаний древних цивилизаций о бессмертии были жрец. Позже, как их отголосок, родилась легенда о Чаше Грааля чаше с кровью Иисуса Христа, который продемонстрировал всему человечеству факт воскрешения. Грааль это аллегория. Таким способом была закодирована тайна вечной жизни. Чаша Грааля это носитель информации. Нечто вроде флэш-карты с набором данных, которые смогут помочь воскресить «записанного» на ней человека.       «Цветок жизни», как утверждает Григорий Дворнин, это своего рода матрица-голограмма. Учёный верит, что когда-нибудь наши потомки, изучая такие голограммы, сумеют воспроизвести всю информацию, которой владели ранее жившие на Земле люди и даже восстановят их мысли. А это значит, что рано или поздно учёные найдут способ восстановить и физическую оболочку человека.

(Глава из книги «Проникновение в потустороннее. Посмертные путешествия души и мистерии духа»).

Официальный издатель книги - Издательский Дом "Лотос"

[ Читать дальше ]

[ Читать дальше ]

Свежий номер газеты «Пантелеймон целитель» 21.06.2011

Читайте в свежем номере газеты:

 

• Смерть рождение после жизни. Мы часто себе задаем вопросы, какова она смерть, что за этой гранью? Много известных нам людей умирали с улыбкой на лице, многие относились спокойно к гостье-смерти. Как умирали известные люди, читайте в статье Владимира Стрелецкого «Проникновение в потустороннее»
• «В ожидании Сократа. Жизнь и философия Григория Саввича Сковороды (продолжение)». Сковорода был приклонен к православию, но, стоит заметить, что отношение с церковью у него никак не ладились. Многие считают Сковороду писателем, но был он настоящим философом.
• Что такое сновидение? Или почему мне снится волна? Реальная история девушки о том, как во снах ее преследовала волна-убийца. С чем это связано и какой выход из этого она нашла читайте в нашей газете.

И, как всегда, на страницах газеты «Пантелеймон»: оригинальные кулинарные рецепты, уникальные советы огороднику и хозяину, интересный взгляд на православную веру, рецепты и методики оздоровления от специалистов и читателей, новый взгляд на человека как на духовное существо, семья как опора каждого, родители и дети, авторские статьи, а также много другой интересной и полезной информации. 

Подробнее на сайте газеты «Пантелеймон Целитель»