У вулканов много тепла, которое они спешат поскорее отдать и потому извергают его, обжигая, но не согревая. Теплоту ведь тоже нужно уметь отдать, чтобы благие порывы не стали стихийными бедствиями.

— Покрасьте меня, — просит Лоскут. — Я уже себе и палку подобрал для древка. Остается только покраситься.— В какой же тебя цвет — в желтый, черный, оранжевый?— Я плохо разбираюсь в цветах, — мнется Лоскут. — Мне бы только стать знаменем…

Жук Карапузик только и делает, что притворяется мертвым. Чуть какой шум, чуть какой стук или треск, а Карапузик уже мертвый. Это он так притворяется.
Мертвому не так страшно, да и вообще как-то спокойнее. Лучше уж притворяться мертвым, чтоб не умереть от страха, чем умирать от страха, а притворяться живым.

Медицину укоряют:

— Ну что вы все о больных да о больных? Как будто у нас мало здоровых!

Милицию укоряют:

— Ну что вы все о преступниках да о преступниках. Как будто у нас нет честных граждан!

Честных людей укоряют:

— Вот вы в заявлении пишете: украли, мол, то да се. А почему вы о том не пишете, чего у вас не украли?

И честные люди говорят:

— Потому что мы честные граждане, но мы не сумасшедшие граждане.

Двести лет назад вышел в свет сборник сказок под названием «Лекарство от задумчивости и бессонницы».
Бессонница до сих пор не проходит, но задумчивость удалось излечить.

    - Ты не боишься утонуть? - спросила у Волны Щепка.
    - Утонуть? - встревожилась Волна. - Ты сказала - утонуть?
    И Волне впервые захотелось на берег.
    Она  прибежала  как  раз  вовремя, чтобы  захватить на  берегу местечко
получше, и осела на мягком песке, собираясь начать новую жизнь  - без тревог
и волнений.
    И тут она почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.
    - Тону! - всхлипнула Волна и ушла под землю.

    Надоела Зайцу нужда, и решил он продать свой хвост.
    Пришел на базар, взобрался на холмик и ждет покупателей. Увидели  Зайца
лисицы, выстроились в очередь. Задние нажимают на передних, спрашивают  друг
дружку:
    - Чего дают?
    - Да вот - хвост выбросили. Не знаю только, всем ли хватит.
    - Ты гляди, не помногу давай, - кричат Зайцу. - Чтоб всем хватило!
    -  Да я не помногу, - косится Заяц на свой хвостик,  - только  не жмите
так, пожалуйста!
    Жмут  лисицы,  мнут  друг  дружке  бока,  каждая   боится,  что  ей  не
достанется.
    - Трудно нынче с  хвостами,  - жалуются лисицы. - Слыхано ли дело -  за
хвост две морковки!
    -  Нет, не слыхано, -  соглашается Заяц. -  Просто этот хвост мне дорог
как память. Я его от родителей получил... Ой, не жмите, пожалуйста!..
    Но его уже никто  не слушал. Покупатели сбились  в кучу, каждый норовил
вцепиться в  хвост.  А когда куча  рассеялась, Заяц куда-то делся и на земле
остался только его хвостик.
    Только хвостик - и никакой возле него очереди.

    Вы, конечно, слышали о Ящике, о простом фанерном  Ящике, который долгое
время  был у всех на посылках, а потом, испещренный со всех сторон адресами,
настолько повысил свое образование, что его перевели в кладовку на должность
главного кладовщика.
    Работа, как говорят,  не пыльная.  Правда,  если приглядеться  поближе,
пыли  в  кладовке всегда хватало,  но  зато у Ящика здесь,  даже при  полной
темноте, было настолько видное  положение,  что  он сразу  оказался в центре
внимания. На полках,  на  окне,  на столе  и на  табуретках - всюду у  Ящика
появились приятели.
    -   Вы  столько  изъездили!   -   дребезжали  приятели.  -  Расскажите,
пожалуйста, где вы побывали.
    И  Ящик  зачитывал  им  все  адреса,  которые  были написаны у него  на
крышках.
    Постепенно беседа оживлялась, и  вот уже Ящик,  совершенно освоившись в
новой компании, затянул свою любимую песню:

     Когда я на почте служил ящиком...

    Все  давно перешли на ты, и ничего особенного,  конечно, в том не было,
что Клещи, отведя Ящик в сторонку, спросили у него совершенно по-дружески:
    - Послушай, Ящик, у тебя не найдется лишнего гвоздика?
    Нет, лишнего гвоздика у Ящика не было, но ведь дружба - сами понимаете.
    - Сколько надо? - щедро спросил Ящик. - Сейчас вытяну.
    - Не беспокойся, мы сами вытянем...
    - Сами?  Зачем сами? Для друзей  я... Ящик тужился, пытаясь вытащить из
себя гвозди, но в конце концов Клещам все-таки пришлось вмешаться.

    Когда я на почте...

- пел  Ящик, развалясь  посреди чулана.  Он потерял половину гвоздей, но еще
неплохо держался. Это отметили даже Плоскогубцы.
    - Ты,  брат, молодец! - сказали  Плоскогубцы  и  добавили как  бы между
прочим: - Сообрази-ка для нас пару гвоздиков?
    Еще бы! Чтобы молодец - да  не сообразил! Ящик  сделал широкий  жест, и
Плоскогубцы вытащили из него последние гвозди.
    -  Ай  да  Ящик!  Ну и  друг! - восхищались чуланные приятели. И  вдруг
спохватились: - Собственно, почему Ящик? Никакого ящика здесь нет.
    Да, Ящика больше не было. На полу лежали куски фанеры.
    - Здорово он нас провел! - сказали Клещи.
    - Выдавал себя за Ящик, а мы и уши развесили...
    -  И  помните?  -  съязвили Плоскогубцы.  - «Когда  я  на  почте служил
ящиком!..» Ручаемся, что это служил не он, да и не на почте, да и не ящиком,
да и вообще нет такой песни.
    Последние слова Плоскогубцев прозвучали особенно убедительно.
    - Нет такой песни! - подхватили обитатели чулана. - Нет  такой песни  и
никогда не было!

       А  Герострат  не  верил  в  чудеса. Он их считал опасною
причудой. Великий храм сгорел за полчаса, и  от  него  осталась
пепла груда.
       Храм  Артемиды.  Небывалый  храм  по  совершенству линий
соразмерных. Его воздвигли  смертные  богам  --  и  этим  чудом
превзошли бессмертных.

       .

        Но   Герострат   не  верил  в  чудеса,  он  знал  всему
действительную цену. Он верил в то, что мог бы сделать  сам.  А
что он мог? Поджечь вот эти стены.
       Не  славолюбец и не фантазер, а самый трезвый человек на
свете -- вот он стоит. И смотрит  на  костер,  который  в  мире
никому не светит.

    - Эх ты, Шкатулка,  - говорит Шкатулке Настольная Лампа, - посмотри-ка, что написано на бумажках, которые ты сохраняешь.     Но Шкатулка, сколько  ни пытается заглянуть в себя, так ничего прочесть и не может.     - Что же там написано? - спрашивает она.     - Да вот - самые противоречивые вещи. На одной бумажке «Я тебя  люблю», на другой, наоборот, - «Я не люблю тебя». Где же твоя принципиальность после этого?     Шкатулка  задумывается.  Действительно,  она   никогда   не  вникала  в содержание бумажек, которые ей приходится сохранять. А там, оказывается, бог весть что такое написано. Надо будет разобраться в этом деле!     Потом  в  комнату  входит  хозяйка.  Она  садится  к столу,  раскрывает шкатулку, и вдруг - кап, кап, кап - из глаз ее капают слезы.     Увидев, что хозяйка плачет, бедная Шкатулка совсем расстраивается.     «Конечно, - решает она, - это все из-за моей непринципиальности».