Однажды Бог послал ворон кусочка сыр. 

Ну, пармезан. И он его тихонько стал жрать. Один. Как партизан. Сидел себе на ветка заместо табуретка И жрал, и жрал, и жрал, и жрал, и жрал! Скорей-скорей, щьтоб кто-то не украл. А мимо щел лиса. И колбаса... Нет! Сыр! Почуял. И тоже сразу очен захотел. Прям даже весь вспотел! Прям даже стойка сделал, как собак. Вот так! И говорит: - Привет, ворОн! Ах! Дай мне посмотреть со всех сторон, Какой же ты красивий нынче стал, Ведь я тебе давно, два... нет! Три сутка не видал! Какой же ты теперь неординарный! Какой лицо! Какой фигур щикарный! И как тебе идет твой черный цвет! М-м-м... Наоми Кэмпбелл... Уитни Хьюстон, нет? Я прям совсем тебе не узнаю! Прости, щьто рядом долго так стою, Я просто оторвать глаза не в силах От твой лицо. Какой же он красивий! С тебе портрет надо писать, картина, И помещать всемирний паутина. С тобою рядом даже Мона Лиза Не смотрится. А, так себе... Огрызок... С тобою рядом сам Софи Лорен, Как рядом с роза - огородний хрен. Прекрасен верх твой и прекрасен низ! И пусть с ума сойдет от зависти Борис Вот этот... как его там... Моисеев! Твой задний низ - гораздо красивее! Так говорит лисиц. И тихо-тихо Подходит ближе. Хитрий, билят, чувиха! Ворон - молчит. Но кущать перестал. И гордо смотрит вниз. Как Ленин с пьедестал. Лисиц чуть-чуть немножько отдохнул - И снова: - Эй, ворон! Уснул? Не спищь? Я тут сказать тебе еще хотел, Пока ты в Голливуд не улетел, Щьто преклоняюсь пред твоим умом. Я себя чувствую... ну... просто чмом! Когда смотрю на твой високий лоб. Ты - гений! Твоя мисль, как антилоп, Несется вскачь, опережая время. Ты самий мудрий между нами всеми! На твой на лоб написано вот тут, Щьто ты закончил главний институт. И щьто с медалью ты закончищь академий. Я зуб даю, щьто Нобелевский премий Тебе вручат, ну, максимум, в субботу! За математика контрольную работу. Я глаз даю, щьто умных в этом мире Всего лишь двое: ты и Пентиум четыре. Спасибо, Бог, щьто ты позволил мне родиться В один эпох с этот великий птица! Так говорит лисиц. И ближе, ближе К ворон свои пододвигает лыжи. Ворон молчит. Надулься, как индюк! Аж пузо випирает из-под брук. Такой прям важный стал, как будто царь. Как генеральний птица-секретарь. Лисиц же хитрий, отдохнув слегка, Включил уже такого дурака, Щьто даже сам себе немножько удивилься. И говорит: - О, Господи! Неужьто я... влюбилься!!! О, мой прекрасний сон! О, мой ворон! Ты доведещь мене до похорон! Нет без твоей любви мне жизни, детка... Сейчас повещусь. Вот на этот ветка. И отравлюсь. Вот этот мухомор. О, мой ворОн! Май лав! Шери! Амор! Как больно знать, щьто ты мене не любищь! Щьто мой супруг ты никогда не будещь! И не снесещь мне маленький яйцо, Точь в точь похожий на мое лицо... Ах, плохо мне! Ах, ах! Я умираю! Инфаркт! Инсульт! Инцест! Ах, я не знаю... Ах, сердце мой... Все... Навсегда замри... Ну щьто же ты молчищь?! Кричи скорей ноль три!!> И - он упал. Рука к груди прижатий. Как будто только щьто его обнял Кондратий. Ворон... А щьто ворон? Он клюв разинул. Про сыр забыл. Из рот его не винул. И каркнул так, щьто тут же подавилься. И вместе с сыр он с дерево свалилься. Щьто дальще? Пищевод. Желудок. Лиса голодний был ублюдок! За польчаса ворон переварил И сиром от ворона закусиль…

(с)

Раз, заяц, волк, кабан с похмелья

Решили просто, для веселья

Медведю отломить пи-ды

И чтобы избежать молвы

И некому не нужных драм

Тайком готовили свой план.

 

За что, про что, чья в том вина?

Не ведал истины той я.

Толь косолапый так для страха

Послал случайно волка на х-й,

Толи однажды, был в пылу

Косому съездил по е-лу,

Толь кабана он чем обидел

И тот его возненавидел.

Короче, как в лесу ведется,

Что пьяный к дубу доеб-ся.

У каждого свои пороки.

И вот друзья пошли к берлоге.

 

Повел всех за собой кабан,
Что бы исполнить дерзкий план.
Не долго братья меньжевались
И около дверей топтались,
Был жребий брошен на сучках.

И вот косой забыв про страх,

Стучится в дверь берлоги чинно,

При этом в лапы взяв дубину.

Эй СТРАХУЁБИНА лохматый, вылазь,

Пришел твой час расплаты.

Медведь не ведая беды

Еб-ло вынул из норы.

Косой же это только ждал

И с силой свой нанес удар...

 

ОЙ БЛЯ взревел медведи и ну

Косого чистить по е-лу.

Косой парировав удар,

Сломав собой берез гектар

И пролетев еще поляну,

Спланировал куда то в яму.

Кабан увидев сей полет,

На месте отложил помет.

И схоронившись за березой

Он волка вытолкнул вперед.

 

Не долго волк пред мишой мялся.

И бабушкой и мамой клялся.

Что никогда бы он не стал...

Договорить не дал удар.

Волк будь уже совсем тверезый

Клыками срезал три березы

И зацепив еще сосну

Влетел в еб-ло кабану

И только на земле привстал

Его достал второй удар,

Что сделан был уже всерьез

И волк застрял меж двух берез.

 

Не знаю сколько б длился бой,

Но тут кабан взревел отбой...

И не успев окончить слог

Он следом за бедовым зайцем,

При этом получив по яйцам.

Пустился в чащу на утек.

 

Мораль проста и слава богу

Не лезь с похмелья ты в берлогу(c)

Промчались вести в Валдае на горах,

В пустыне жил монах.

Преобразясь в девицу, бес

К нему в пещеру влез:

Монах, увидев то, вскочил

И хуй вздрочил,

Оставя книгу и очки,

Разъеб он черта тут в клочки.

Едва черт встал,

Монаху так сказал:

— Отец с претолстыми хуями,

Воюешь ты прехрабро с нами.—

Сие промолвив, бес

Исчез.

С тех пор черти по миру не бродят

И чернецов в соблазн уж не приводят,

Ужасна им чернецка власть,

Боятся, чернецу чтоб на хуй не попасть?(с)

Написал басню, вот она:

  О ЛЮБВИ.

  Гуляем в парке, заняты собой,
  Вокруг кипит людской прибой.
  
  Мелькают платья, шорты, пиджаки,
  Студенты, инженеры, старики.
  Мамаши бледные с такими же детьми
  Жуют, смеются, делают круги.

  Любовь прекрасное небесное творенье,
  Оно - дитя уединенья,
  И мы, насытившись толпой,
  Решили в зарослях найти покой.

  Забрались внурь, какая тишина!
  "Люби меня !" - промолвила она.
  За этим наблюдал Амур-затейник,
  Сраженные стрелой,... мы сели в муравейник.

  Тут стало нам не до любви,
  Кусают бело тело муравьи,
  Залезли мне в трусы, под юбку даме,
  "Её я больше не хочу! Хочу я к маме!".......

  Поэтому, когда решишь любиться,
  Сначала посмотри, куда садится.

Когда ума избыток в голове,

Её зачем-то покидает волос.

Не потому ли мы порою плачем в голос?

 

Сидела Обезьяна на траве

И в лапах зеркало задумчиво вертела,

В котором лысину большую разглядела.

- Чья это плешь? Моя?

Ебёна мать! Вот это да! -

Мартышка мигом на ноги вскочила. -

Откуда ж, блядь, ко мне пришла беда?

Наверно, в сраной Думе я ее заполучила.

Конечно! Мы подолгу заседали,

Поэтому и на хуй волосы пропали.

А я-то думала, что надорвала горло,

Но, оказалось, лысину натерла!

И Обезьяна, вся в слезах,

В палате нижней к спикеру подходит,

И речь о травме производственной заводит.

- Да разве счастье в волосах! -

Ей Бегемот с укором отвечает. -

На место депутатское садись

И лысиной сияющей гордись -

Она нас здорово от честных отличает.

И впредь запомни -

это имидж твой!

 

Известно всем, как депутаты

Заполучить смогли мандаты:

Скорее, имиджем своим, чем головой.(с)

Папригуний стрэказа,
Абальделие глаза.
Цэлий лэта толка пригал
Водка жраль, нагами дригал,
И работат нэ хатель!
Патаму и ни вспатель!
А мураш завскладам биль,
В юрта он в мешках насиль -
Чай, урюк, киш-мищ, хурьма...
Гатавлялься на зима
А Стрекоз над ним смеяль,
Вотка жраль, нагой балталь!
Ти смеёшся пачему?
Гаварит Мураш ему,
Скоро с неб вада летит,
Где патом твая сидит?
Стреказа Ха-Ха запэл,
Вдаль паслал и улетел.
Скоро с нэб вада пашоль
Стреказа к Мураш пришоль
Вах! Салям! Мароз в степе!
Ти пусти мене к себе.
А пака на двор хана
Буду я тибе жина.
А Мураш анашкой пых,
-Твоя думаль я - кутых?
За лепешка спат с табой?
Думаишь такой тупой??!
Целий лето толко пригаль,
Жраль арак, нагами дригаль,
Не здаровался са мной,
Кель атсюда! Пестни пой!
В этай басен правда есть,
Если хочиш фкусно есть
Лэтам нада рабатАть,
А ЗИМОЙ НАГА БАЛТАТЬ

Бедные люди отовсюду сбредались на хутор Индиго просто посудачить.
На самом деле они были богаты, но не знали этого или тщательно скрывали.
Посредине хутора высилась доска объявлений.
Сюда, на левую сторону позорища, всякий вывешивал свою писульку.
Плевками хуторяне "нащёлкивали рейтинг".
Самые популярные творения сами собой перекочёвывали на правою сторону чудесной доски, в "народную рубрику".
Хозяин опиекурильни предлагал , почему-то даром, разные снадобья.
Рябая девушка покрикивала :"Хозяин, не люб ты мне, однако".
Делец показывал ей язык и ,расстегнув штаны, ещё что-то :"У тебя не вырос?"
Некий блондин умильно улыбался, ему уже похорошело.
Несколько прихожан бились в конвульсиях, некоторые просто тузили друг дружку.
Я ,в затрапезе, стараясь не слиться с толпой , стоял подальше от раздачи.
Моя фуфайка на голое тело была расстёгнута и живот неприлично отвисал.
Я подумал, что неплохо бы делать по утрая зарядку, но нам предлагали "народный" опиум.
Ещё я ,тужась не забыть, тихо бормотал несколько слов: "Благородство, Целомудрие..."
"Достоинство!- раздался крик хозяина".
Низкий брюнет в пенсне расстрегнул мотню, окинув победным взглядом соседку: "Мужское, да!"
Та не спасовала, достав из трусов, ведь в толпе кошелёк- "слабое звено", а лифчик -на посмешище, крупную банкноту и показала жало... нет, семидюймовый язык противному визави.
"Честь!- делец читал мои мысли".
"Потеряна в 12 лет! Могу предоставить... документ,- киевлянка ведьмовского пошиба опередила многих товарок, но те следом продемонстрировали аттестаты покруче".
"Талант! Ты ! У тебя его нет!- вопль был, судя по реакции крикозависимых, обращён ко мне".
"Да нет у меня таланта! И вообще ничего нет!"
Блажен муж иже не иде... какого чорта я припёрся?
Ах, да! Я любопытен. И способен, взглянув на происходящее несколько иначе, рассказать вам об увиденном начистоту. Клянусь своим животом, это немало.
Последние услышанные мною, улетающим! да, именно так, ведь я пришёл налегке! слова проповедника были :"В христианстве огромную роль играет Свобода Воли верующего, а если у него возникла зависимость которая им управляет - вот это уже трактуется как грех, от которого необходимо избавиться".
Безгрешный неверец, я не могу совладать с любопытством. И ещё, я многого не попробовал и не собираюсь этого делать. Но кое-что необычное испытал и продолжаю тешиться этим... Да зачем вам так, напрямки? И с вами ,верю, бывало и будет, непременно. А оттого, что прокричим и покажем, легче не станет. Ну, вестимо- веселее, но их, хуторян, всё равно весельем нам не переплюнуть.     

Дорогие уважаемый друзья, начинаем наш лекция про членистоногий. 

У трех монахинь некогда случился спор,

А из того родился и раздор.

И сказывают вправду, и будто бы не враки,

Что дело уж дошло до драки.

Одна другой дала тот час туза,

А третья им обоим царапала глаза,

И все кричали в беспорядке,

Что должно правду защищать равно честной и блядке.

— Так кто может говорить, что хуй не кость?"

Два дни тому назад, как еб меня мой гость,

Подъебаючи ему, вспотев, рубашку всю взмочила,

А хуя у него нимало не смягчила.

Другая говорит: — Сестриченка, постой,

Поистине узнала я своею то пиздой,

Что хуй не_кость, голубушка, а жила,

Пожалуй рассуди, в чем больше сила.

А третья, на них глядя и слушая, молчала,

Схвативши за пизду, ужасно закричала:

— Что ж ето разве не пизда, а красное окошко?

Мне кажется, вы все вздурилися немножко.

Лет с двадцать уж назад игумен меня еб,

По нем все чернецы, потом уж вдовый поп,

Да вот один лишь слез, успев меня уеть,

И пизда еще мокра, не успела подтереть.

Так вы поверьте мне, что хуй не кость, не жила,

А мясо и что в нем не так велика сила.

Вить жила жестока, а кость всегда тверда,

Так в силах ли была смягчить ее пизда?

Игуменья, пришед, от ссоры развела

И всех троих она их с лаской обняла.

— Скажите, дочки, мне, в чем поссорилися вы?

И что это у вас о хуе за молвы?

Тут наставнице своей они к ногам упали

И слово до слова ей спор весь рассказали.

— Ах! сестры вы мои,

Не ебли вас еще различные хуи.

На первую взглянув, ей стала говорить:

— Которая хуй костью быти мнит,

Любовник твой теперь имеет сколько лет

И как давно тебя он начал, сестра, еть?

Она ей говорит: — Ему нет боле двадцати

И первую меня, как начал он ети.

А та, которая хуй жилою считает:

— Он лет уж сорока,—черничка отвечает.

А третья, будто мясо хуй что говорит,

— Мой в семьдесят пять лет,—игуменье твердит.

Игуменья сказала, качавши головою:

— Я разных уж хуев апробовав пиздою,

Да вот вам мой ответ:

Глупехоньки, мой свет,

Однакож все вы правы,

А первой-то из вас поболее забавы,

Когда он в двадцать лет, так хуй, конечно, кость,

А твой сорокалетний гость,

Хотя ети тебя и есть еще в нем сила,

Да только хуй не кость, а подлинная жила,

А лет в семьдесят уж пять,

Так мясо у него, какова ж вкусу ждать?

(с)