Анри Дидон
Критика и история в жизнеописании Иисуса Христа (продолжение)
X
Если существует пророчество, а мы видели, с какой исторической силой
оно внушается непредубежденному уму,— то почему не существовать чуду?
Если существует Иисус провозвещенный, то почему не быть Иисусу
чудотворцу?
Я ставлю вопрос не для пантеиста, материалиста, позитивиста,
скептика, неверующего или верующего,— я обращаюсь к человеку. Прежде чем
быть представителями какой-либо теории или мнения, прежде чем
принадлежать какой-либо школе или веку, мы все имеем одну и ту же
мыслящую и свободную природу, стремимся к истине и благу. В этом смысле
мы чувствуем себя соединенными во все времена и на всех расстояниях, при
всех цивилизациях и границах. Существует или не существует чудо?
Мне скажут, оно невозможно. Все чудеса суть легенды или мифы, имеющие
реальность только в воображении, которое создает их, в легковерии или
обмане повествователей. Пророчество суть только книги, написанные после
событий. Человечество не знает ни предсказаний, ни чудес.
Вот ответ пантеиста, материалиста или позитивиста. С точки зрения
этих систем он логичен; но это не ответ человека. Доказан ли пантеизм?
Истинен ли материализм? Позитивизм представляет ли собой непогрешимое
правило? Если эти системы ошибаются, как легко доказать, то какое
значение имеет их ответ? И для тех, кто не разделяет их, что
представляет их догмат о невозможности чудес?
Кроме того, обидно за человеческое достоинство и оскорбительно для
чести, которую должно оказывать всякому очевидцу, потому что все это во
всех указанных системах представляется как обман и глупость тех, которые
серьезно и торжественно рассказывали о виденных ими чудесах или
слышанных пророческих речах.
Критика, понимаемая в этом смысле, недостойна своего названия. Она —
ложные весы, которые постоянно будут вводить в заблуждение тех, кто ими
стал бы пользоваться.
Я обращаюсь к суждению чистого объективного разума.
Чудо есть факт, который совершается вне законов природы, участием
высших сил природы и даже силы, которая, создавая природу, определила ее
законы.
Может ли разум доказать, что этой силы нет, что она — не разумна и не
свободна? А если эта сила существует, то может ли разум доказать, что
она не способна проникать в нить событий человеческих или в
последовательный ряд явлений вселенной и сообщать умам познание
будущего?
Никогда, как это хорошо известно, ни в какое время, ни в какой школе
или системе такие выводы не были доказаны. Мы ждем этого доказательства
уже целые века. Как и кем оно может быть дано? Его нет. Великие гении,
восставшие на Бога, ищут Его и, не находя, осуждаются на систематическое
отрицание. Но то, что они упорно отрицают во имя теории, мы способны
утверждать во имя чистого разума, однако системы меняются, а
непредубежденный разум остается неизменным.
Научная философия говорит о неизменности законов: она смешивает
правильность с неизменностью. Если законы, говорит она, изменяемы, то не
может быть никакого знания, которое точно обосновывается на них. Это
софизм. Знание основано на определенном порядке; но временное вступление
в этот засвидетельствованный нашими опытами порядок
высшего его существа нисколько не препятствует правильности. Это
вступление представляет только новый элемент, который относится к
высшему единству, соединяя в своем неизмеримом круге природу, человека и
Бога, правящего ими.
Слабость положения, которое старается установить невозможность чуда и
пророчества, так очевидна даже для его приверженцев, что, придавленные к
стене неумолимой логикой, они тотчас же ссылаются на несуществование
сверхъестественных явлений.
— Их нет,— говорят они,— никто не видал их.
— А доказательство?
— Наши научные опыты никогда не констатировали их.
Что может доказать научный опыт нескольких ученых и нескольких лет?
Если бы даже он был точен, то и тогда он не имеет значения в виду
веков, бывших свидетелями вещей, которые теперь не наблюдаются.
В настоящем времени нельзя уже видеть, как появляется жизнь в мире
неживом: этот опыт может ли уполномочить нас на отрицание подобного
чудесного явления? Нельзя видеть теперь того, как является человек среди
животных, которые не имели дара слова и мысли: недостаток нашего
данного опыта дает ли нам право отрицать происхождение первой
человеческой четы?
Ни у одного народа, ни в одной стране не являлось существо, подобное Иисусу, а между тем Христос жил и открылся людям.
Стремиться измерять посредством опыта одного дня или одного века,
даже если бы он веден был непогрешимыми академиями, без предвзятой мысли
и вражды, явления предшествовавшей жизни, природы и человечества,
представляется делом столь наивным или гордым, что решительно нечего
ответить на такую наивность или самомнение.
Была попытка под тем же наименованием легенд, басен или мифов
соединять чудеса такие, о которых передают евангельские документы, с
теми, о которых можно читать в священных книгах других религий — в
индуистских ведах, лалитавистаре, лотосе благого закона и других, в
китайских книгах, в мусульманском Коране. Это смешение несправедливо и
оскорбительно.
Нужно рассеять его.
Необходимо установить существенное различие между тем, что я буду называть чудом, и чудесным.
Одно — факт по существу понятный, потому что сам по себе не заключает
противоречия, имеет достаточное основание существования и нравственную
цель. Чудесное, напротив, часто нелепо; если отыскивать его причину, то
она не найдется, а если открывать его цель, то она оказывается пустой
или безнравственной.
Пусть исследуют один за другим подробно чудесные факты, которыми
полна жизнь Иисуса, и сравнят их с теми, которые находятся в книгах,
посвященных Будде или Магомету, и даже с рассказами апокрифических
Евангелий, и увидят различие между чудом, которое разум может и должен
признать, если оно удостоверено свидетелями достойными веры, и тем
фантастически-чудесным, которое неумолимо должен отвергать разум, будь
оно засвидетельствовано мнимыми свидетелями. Не бывает свидетеля против
истины. Она все покоряет. Тот, кто дает показание против нее, сам
обманывается или нас обманывает. Колебание тут невозможно, даже пролитая
кровь доказывала бы только искренность иллюзий
мученика; его нельзя было бы считать обманщиком, а лишь мечтателем и фанатиком.
Чудеса Иисуса, переданные Евангелиями, все представляют один и тот же
характер божественной силы, истины, простоты, согласия и благости. Они
ничего не имеют странного подобно тем, которые легенда приписывала Будде
и Магомету, ничего, что бы отзывалось тщеславным намерением изумить
толпу и внушить страх. Они постоянно запечатлены
кротостью и бесконечным милосердием; подобные Тому, Кто совершает их,
они открывают Его могущество под внешним видом неизменной кротости.
Причина, производящая их, заключается в Боге живом, скрытом в
человечестве Иисуса, а конечное основание их — благо людей. Все они
имеют целью просветить, тронуть, улучшить, вызвать доверие и внушить
добродетель, таким образом освящены самой чистой нравственностью и совершеннейшей святостью.
Чудеса, которыми украшена легенда об известных лицах, не имеет связи с
историей этих лиц; они могут быть оторваны, и история ничего не
потеряет в самой связи событий. Магомет и без чудес понятен со своим
делом, борьбой, правилами, успехом, влиянием на арабов. Иисус же не
объясним без Своих чудес. Они составляют существенный элемент в Его
служении; ими Он завоевал веру Своих учеников, убедил их в Своем
мессианском призвании, имел могущественное действие на народ, мог
утвердить и доказать истину Своего учения. И после Своей смерти, когда
Он снова стал жить среди людей, Он по-прежнему остается чудесным.
Его дело — величайшее из чудес. Ни одна философия истории не объяснит
без постоянного содействия Духа Божия этого неизмеримого, непреходимого
общения, провозглашающего всякой твари Бога распятого, протестующего
против страстей и пороков человеческих, против тиранической власти и
рабства, поучающего спасению верой в этого распятого
Бога, смирением и кротостью, любовью и самоотвержением.
Такое учение и добродетели не могут иметь точки опоры ни в природе,
ни в человечестве, потому что природа и люди ведут с ними беспощадную
войну. Вне природы и человечества существует только один Бог, и такого
Бога, открытого в Иисусе, следует считать неизменным основанием веры и
святости верующих.
Я еще приведу пример поразительного и безусловно своеобразного
характера чудес Иисуса. Они все имеют символическое и пророческое
значение; по выражению, указанному четвертым Евангелием, их следует
называть знамениями. Они представляют для всех наглядно одно из
невидимых атрибутов божественной силы Иисуса для спасения человечества и
преобразования сознания; они все пророчествуют о том, что должна
эта божественная сила совершить в конце веков, в самой глубине души и в великий день Церкви.
Страницы: 1 2 3 4
diak_svyatoslav в Католический священник стал звездой YouTube
