Японские журналы по вязанию славятся не только своими моделями, но и достаточно подробными описаниями и схемами к ним, что позволяет нам, зная некоторые особенности, хорошо в них разбираться. 

отсюда

Сари из посольств минуют меня. Ткань с луны. Инопланетная ткань. Они оглядываются на леопарда как леопардихи. А я... оттиск на мне, что держит колер живьём вопреки тьме чисток, эта унылая нулёвка- -матроска-- в ней я и на работу, и домой, в ней и в постель, и в могилу-- никаких жалоб и объяснений моих, и моего шефа-- также, замначальника отдела, ни его шефа-- лишь я жалуюсь... это покладистое тело, его полдень не мертвит, и рука чужого не смущает-- оно, величественно отенённое, лишь иссыхающее среди колонн, волнуется по глади фонтанов-- малое, далёкое, сияющее в глазах зверей, этих пойманных существ-- как и я, но они не суть клетки подобно мне,-- векующих, притом не знающих, что есть век их, надёжно хранимых здесь, не знающих смерти, ибо она-- о, клеть моего тела, отворись, отворись! Мир минует мою клетку-- и не видит меня. А это приходит отнюдь не ко мне-- к ним, диким бестиям: к воробьям, клюющим зерно лам; к голубям, приходующим хлеб медведя; к сарычам, дерущим мясо в наседающих тучами мухах. ... Стервятник, когда зайдёшь по белую крысу, оставленную лисами, скинь красный свой шлем и чёрные крылья, что бы ло отеняли меня-- и подойди ко мне как мужчина; дикий брат, у чьих стоп виляют хвостами белые волки, ко чьей сольной руке великая львица крадётся, мурлыча... Знаешь ты, чем я был-- видишь, каким стал: перемени, перемени! перевод с английского Терджимана Кырымлы 

The Woman At The Washington Zoo The saris go by me from the embassies. Cloth from the moon. Cloth from another planet. They look back at the leopard like the leopard. And I. . . . this print of mine, that has kept its color Alive through so many cleanings; this dull null Navy I wear to work, and wear from work, and so To my bed, so to my grave, with no Complaints, no comment: neither from my chief, The Deputy Chief Assistant, nor his chief-- Only I complain. . . . this serviceable Body that no sunlight dyes, no hand suffuses But, dome-shadowed, withering among columns, Wavy beneath fountains--small, far-off, shining In the eyes of animals, these beings trapped As I am trapped but not, themselves, the trap, Aging, but without knowledge of their age, Kept safe here, knowing not of death, for death-- Oh, bars of my own body, open, open! The world goes by my cage and never sees me. And there come not to me, as come to these, The wild beasts, sparrows pecking the llamas' grain, Pigeons settling on the bears' bread, buzzards Tearing the meat the flies have clouded. . . . Vulture, When you come for the white rat that the foxes left, Take off the red helmet of your head, the black Wings that have shadowed me, and step to me as man: The wild brother at whose feet the white wolves fawn, To whose hand of power the great lioness Stalks, purring. . . . You know what I was, You see what I am: change me, change me! Randall Jarrell

.....2..... Дурак-взяточкник
О том кто вечно, пусть он вор,
себе на корысть приговор
в суде, в собраньи властном ищет,
кто плутовством и ложью прыщет,
притом желая выгод тыщу,
тот на ходу подмётки рвёт,
вкруг пальца чёрта проведёт.

(вариант перевода:
Кто на суде да на совете
добычу ушлым оком метит,
пройдоха, куша не упустит,--
(отъел бока, козёл в капусте,--
чья, вопреки трудам неправым,
мошна со свинкой сходна нравом,
тот, говорят у нас, обязан
колёса салом звонким мазать.)

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Nr. 2
Der Geschenk-liebende Narr

Wer jederzeit im Rath- und Richten
nur will auf seinen Vorteil dichten:
wer durch sein ungerecht Bemuehen
stets will den besten Rogen ziehen,
von dem kann man im Sprichwort sagen,
er soll die Sau in Kessel jagen.

All day I hear the noise of waters
      Making moan,
Sad as the sea-bird is, when going
      Forth alone,
He hears the winds call to the waters,
      Monotone.
 
 
The grey winds the cold winds are blowing
      Where I go.
I hear the noise of many waters
      Far below.
All day, all night I hear them flowing
      To and fro.

James Joyce

Весь день я слушал шу`мы волон,
      запил-запой,
грустил как буревестник, волю
      влача с собой,
когда ветры взывают к во`лнам,
      их мерный вой.

Серы` ветры` ветры студёны-
      все вон за мной.
Я слушал шу`мы многих волон,
      летя долой.
Весь день, всю ночь слыхал поклоны,
      полёты, бой.

перевод с английского Терджимана Кырымлы   
 
  
 
Весь день я слушал звуки вод.
      Их нежный стон,
Как альбатроса грустный зов.
      Заворожен,
Парил, как ветер я меж вод
      И берегов.
 
 
Как хладный ветер, бурый ветер
      Над землей
Парил, туманами одет,
      Окутан мглой.
Весь день, всю ночь шумели воды
      Подо мной. 
 
перевод с английского К.Фарая

Куда ни погляжу, всё суета на свете.
Сегодня строишь ты, а завтра он крушит;
Где города растут, вздымая этажи,
там поросль сверх руин пастух стадам приметит.

Богатый цвет стопа, того гляди, отметит.
Что живо и свежо, то в прахе закружит;
луч счастия не жжёт, а молния мозжит.
Всё, что на свете есть, то время грубо вертит;

величие побед должно пройти как сон.
Чудак, ты сохранишь в ушах надолго ль звон?
Ах, всё, что бережём деньгой от перемены,

то- блудное ничто, полова, пепел, прах,
что луговой цветок, ему полдня- пора.
Лишь вечное, слепцы, не видим и не ценим.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Vanitas, vaninatum et omnia vanitas
Es ist alles ganz eitel. Eccl. 1. v.2

Ich seh ,wohin ich seh, nur Eitelkeit auf Erden.
Was dieser heute baut, reisst jener Morgen ein,
Wo itzt die Staedte stehn so herrlich, hoch und fein,
Da wird im kurzem gehn ein Hirt mit seinen Herden.

Was itzt so praechtig blueht, wird bald zutreten werden.
Der itzt so pocht und trotzt, laesst uebrig Asch und Bein.
Nichts ist das das auf der Welt ist unvergaenglich sein.
Itzt scheint des Glueckes Sonn, bald donnert`s mit Beschwerden;

Dies Taten Herrlichkeit muss wie ein Traum vergehn.
Sollt denn die Wasserblas ,der leichte Mensch, bestehn?
Ach, was ist alles dies, was wir vor koestlich achten,

Als schlechte Nichtigkeit ,als Heu, Staub, Asch und Wind,
Als eine Wiesenblum, die man nicht wiederfind`.
Noch will, was ewig ist, kein einig Mensch betrachten.

Andreas Gryphius

Восьмым усталым, медленным ударом
куранты со стены напротив
напомнили мне ,что наступило утро.

Студёный ,бездыханный луч
проник сквозь занавеску, неприкаян:
на камеру похож покой,
ключ от которого уже в руке твоей,
но ты в окно бесстрастно загляделся.

Но ты молчишь. И не желаешь верить,
что ночь на запад далеко ушла:
рука не слышит зова вялых нервов
не достигая мутного стекла.

Восток- о нём не говорит приёмник,
баланс потерь по-тёмному сведя.
И женщины -к провизии в потёмки,
и керосинки до утра кадят.

Предчувствия сквозь дула отольются
дворам, садам, мещанской коловерти.
И люди, и предметы отдаются
сединам некоей всеобщей смерти.

Предчувствия сквозь дула отольются
дворам, садам, мещанской коловерти.
И люди, и предметы отдаются
сединам некоей всеобщей смерти.

Довлеет мгла- надгробье из каменьев.
Засады всюду, всяк другому- сторож. 
Любой виновен- это непременно.
Во мне пробьют куранты, может?

перевод с болгарского Терджимана Кырымлы

1942

Прежде всего, Уьчбунар- это что-то вроде цитадели. Это республика клоунов и держава мучеников. Это цирк Софии, пародия на столицу и апофеоз её извращённой гигантомании. Это царство парадоксов, захватывающего гротеска. Может быть, в нём заключены больные зародыши всех преступлений духа, но в засасывающей воронке самоотрицания он находится будто-бы вне морали, окуклен круговоротом собственных противоречий, заблуждений и законов.
     Он- воистину совсем чуждый край для софийцев. Сто`ит выйти на Пиротскую улицу- и город оказывается совсем иным, отвратительно неинтересным и мизерным настолько, что недостаёт слов. Человеку следует здесь бы заткнуть ноздри платком и заключить душу в кирасу, настолько хмелён и нездоров здешний дух, насыщенный испарениями голода, дешёвой любви и больничной койки. Дух похоти, надувательства и нищеты, запах циркового реквизита и антиквариата. Белый как пар, дух крепких парфюмов и упревших тел низко стелется по тротуару в приторной и противной мгле, извращая чувства до искушений и топя душу, садистическое головокружение ипподрома и романтический разврат одеколона.
     И в этом блудливом, насыщенном испарениями иле живут странные люди, полуартисты-полумошенники, сущая орава одиночек и паразитов, существующих в экстазе неестественных желаний и бескрайней му`ке наслаждения, вечно ненасытные. Это человечество извращено и ущербно, оно разражается эпилептическими припадками коротая кошмары затянувшегося несчастья, в безумной жажде своих долей сладкой приманки, творя из безобразного, всего на миг единый, грязное чудо- и мучительно погибая в мираже, голи и томлении.
     Вблизи ,однако, уьчбунарец не столь страшен, он даже смешон. Накоротке он- обыкновенный смертный, фанфарон и наив, невежа с плохим вкусом, иногда -подозрителен, в общем- банален. Не требуется даже его фамильярности, мы и так его знаем издавна. Его жанр, его приёмы, его психологию. Ах, эха дивная элегантность, эта неискушённая угловатость: повседневный уьчбунарец, воскресный уьчбунарец- и что необычного в его допотопной грации, в его нелепых уборах уличного франта, что ещё обнаружить и открыть в нём, известном всем?
      И всё же, уьчбунарец интересен. Его красотой есть религия, чьим жрецом он и есть, единственным посвящённым в тайны её постулатов. Напрасно мода с соблазняющими заискиваниями служанки минает его застывшего с невозмутимой миной знатока, напрасно меняются времена и новое устаревает: для уьчбунарского gent* ничто не старо, понеже он превозмогает время суровой собственной непогрешимостью единственного- и тогда все стили и бесстилия сливаются в вечную и неразрывную амальгаму канонов, форм и бесформиц, в одно долгое кружево безвкусицы ,в один безумный итальянский салат крайностей, невозможностей и карикатурности.
          В само`м своём внешнем виде уьчбунарец incroyable**. Его одежда столь нетипична ,сколь традиционен костюм арлекина. Когда он одевается в парадное, цвет его пальто нестерпимо ярок, светло-зелёный или шафранно-кофейный. С неизменно долгой талией и короткими рукавами, с гривенником укутанным в платок и воткнутым в петлицу вместо цветка, с целлулоидным кушаком, пряжка которого истерически вопил красным или ярко-синим. Всевозможные цепочки, пуговички, кожаные ремешки и стальные перстни украшают его commis*** пурпурно-фиолетовый или золотисто-розовый пиджак, с невероятно широкими бортами и непременно тесный вверху талии. При этом панталоны обязательно клёш, тесные в коленях и широкие как уста драконовы у обуви, старательно подкатанные снизу и математически правильно выглаженные утюгом. Брюки без складки, впрочем, для уьчбунарца - преступление похлеже всех смертных грехов Содома - это же преступный плевок общему вкусу. Даже и тогда, когда концы брючин заляпан сухой грязью и потрепан в бахрому, уьчбунарец кладёт с неизменным усердием свои Unaussprechlichen*** под матрац дабы наутро достать их геометрически правильными и строго безупречными. Но великая страсть уьчбунарского gent - всё же обувь. Она- пара почти живых существ ,невыносимо тесных и невероятно длинных, с платформами ,которые всегда, с подмётками из автомобильной резины, недостаточно высоки и непоправимо скошены назад из-за плоскостопия хозяина - то обувки немыслимого колеру ,декоративно подлатанные, пробитые un jour**** тысячами малых и поболее дырочек  в виде кружочков и цветочков, с металлическими побрякушками на ремешочках, с шелковыми аксельбантиками, с красными и жёлтыми бусинами- и, наконец, отполированными до бледности ваксой, краской и графитом.
     Уьчбунарец воистину любит всякие крайности, придавая даже и наиобыкновеннейшим вещам некое каламбурное изящество и особый истерический писк, который, впрочем- лишь блеф. Мы все видали его катающимся на велосипеде, с этим красного бархата седлом, с выгравиранной напоказ монограммой, с большим автомобильным клаксоном между ног и с низким рулём,с которым сладить возможно только упираясь коленями в подбородок. Ни одну экстравагантную находку он не оставил без внимания, всё заботливо перенял: и кривые колодки на педали, и сверхдлинный никелированный насос, и ацетиленовую фару, вплоть до оплётки просмоленным шнуром корпуса и руля. Поскольку учьбунарец прежде всего спортсмен, с головы до пят, с явным предпочтением каскетки, гамаш и гимнастических сандалий, с привычкой скреплять края панталон прищепками, он принимает вид велосипедиста даже когда не пользуется бициклом.
     Но он ещё и спортсмен по отношению к красоте: старается побить рекорд,- вечный музыкант, поэт, художник и непризнанный талант, богемец с карманами набитыми под завязку газетами, трепач с неизменной мандолиной и репертуаром от Верди до Вагнера, любитель брабантских***** рассветов, хорист "Вольного театра", завсегдатай оперы и литературный критик жёлтого еженедельника. Ему всё красиво: и кинематограф, и русская театральная труппа, соблазнительные олеографии в молочной лавке, где он- постоянный покупатель, куплеты чардаша, дешёвые "литературные" книжки, ему по плечу всё царство мысли от Маркса до Ницше. Его душе неведомы преграды и дилеммы, этому прирождённому arbiter elegantiarum ***** и приговорённому судьбой к борьбе- и в его, сентиментального урода, голове мирно сочетаются все учения в неестественных сочетаниях полуистин и кощунств, в святотатственной погоне за эффектами, в анархической мегаломании цинизма и беспредельном смешении наглости, невежества и сенсаций.         
     И, коротая всю жизнь свою в преддверии столицы, он чужд ей как пария у врат храма. Хоть душа его испускает сущее зловоние, приличествующее нечистому животному, а не человеку, и мы в ужасе отрекаемся от его ghetto, а всё же, бывает, зайдём суда с улицы Марии Луизы.
     Что за существо уьчбунарец? Этот господин в кривом котелке, нечистой куртке и светлых кожаных перчатках? Или он- полудитя, полумуж с морщинистым лицом и опытными, развратными глазами? Где живут эти люди, когда спят и чем заняты?  Каковы их ночи и что за, наконец, гримаса таится, ужасная и бессмысленная, за их гротескным видом клоунов и затворников? Что там, неуловимое и кошмарное, за тысячами их метаморфоз уличных героев и сентиментальных сверхчеловеков, что приливает к их лицам сумраком мизерии и конвульсиями похоти, оседая на личинах мистическими отражениями безграничного проклятия и му`ки? В чём заключён этот ужасный парадокс их бытия в образах простых и безобидный смертных, загадка, которая однажды возвышает их трагическими очертаниями мучеников, дабы направить их, зачумлённых и фатальных- неужто угрызения совести?  

     ...Но, минуя Пиротскую улицу, мы почти забываем их парадные костюмы и гротескно- праздничные одежды, их невероятные причёски и спортивные манеры: нет, нет, уьчбунарец не смешон, поскольку за красным носом и порожними глазницами его маски кроется глупость порока и ненасытности, а за тёмным челом анархиста и уличного философа в хищных спазмах ухмыляется ледяное головокружение безумия. Поскольку в его силуэте испытавшего крушение одиночки открывается сама судьба человека, судьба всех нас, может быть... одним днём... в лица нам, пробуждённым от снища счастья, дохнёт гротескный и трагический позор человеческого и нашего личного ничтожества.

1941 г.
---- Примечания переводчика:* от gentillehomme (фр.) - аристократ; 
** фр. - невероятные;
*** нем. - несказуемые;
**** фр.- зд. однажды, по случаю;
***** Брабант- центральная, со столицей, Брюсселем, провинция Бельгии;
****** арбитр вкусов.
перевод с болгарского Терджимана Кырымлы

Бедиль

РУБАИ

.

___66___

Не учится приличьям тот, кто слеп:

иному- мёд, ему же -чёрствый хлеб;

Чужой наряд он, саваном назвавши,

в чужом покое сдуру ляжет в склеп.

.

___67___

Самоуправством пышет этот міръ:

нахрапу ближнего предел установи.

Все верят в воскресенье Иисуса...

нескорое. Подмоги не зови.

.

___69___

Нет ,не измерят щедрость кошельки:

швырять монеты могут  дураки.

От скупости нет никакого проку:

и на себя потратить не с руки.

.

___68___

--- Бедиль, не в болтовне порожней суть:

не ценишь похвалы того, кто крут.

--- Друзья мои поймут намёк без слова

и ,промолчав, мне руки подадут.

.

....перевод с узбекского...........................Терджимана:)

.

.....17.....Богатый дурак
Богач достатка хвалится приростом,
а бедняку и геллера не бросит;
кто кошельком умён, не пониманьем,
и верит, что в суму смекалку тянет,
тот заслужил колпак на лоб дурацкий,
чтоб дюжиной бубенчиков побряцать.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Nr. 17
Der reiche Narr
Ein Reicher, der nur stets mit seinen Guetern pralet,
den Armen aber oft kaum einen Heller zahlet;
Der seine Weisheit schaetzt nach Geld, nicht nach der Witz,
und meynt, die Klugkeit hab im Beutel ihren Sitz;
verdient, dass seinem Kopf auch eine Kappe zieret,
die gleich bey jedem Schritt ein Dutzend Schellen ruehret.

.....18.....Дипломатичный дурак
Кто всем дарит аплодисменты,
уступчив всем ежемоментно,
притом-- не рыба, и не мясо,
всем друг, со всеми точит лясы,
тот ловит сразу зайцев пару--
гляди, своё отбегал даром.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Nr. 18
Der auf beiden Achseln tragende Narr
Wer jedermann will Beyfall geben,
nach aller Leute Willen leben,
zu aller Sach spricht ja und nein,
pflegt kein bewehrter Freund zu seyn;
er will zugleich zween Hasen fangen,
sieht aber, dass ihm beid entgangen.

.....18.....Нерешительный дурак
Кто всем дарит аплодисменты,
уступчив всем ежемоментно,
притом-- не рыба, и не мясо,
всем друг, со всеми точит лясы,
тот ловит сразу зайцев пару--
гляди, своё отбегал даром.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

.....19.....Болтун-дурак
Иные счастливы болтать без толку,--
гляди, себе беду накличут,
так дятел клювом громко тычет,
опасности не видя, долбит ёлку.
Кто ты, ответь, трепач пустой, губами в пене?
Дурак, как Соломон сказал, самозабвенный.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Nr. 19
Der Plauder-Narr
Es wuerde mancher sich oft gluecklich schaetzen koennen,
wann nur sein eigner Mund ihn nicht in Unglueck braecht;
er macht es ja so klug, als der schwaetzhaffte Spaecht,
der nur durch sein Geschrey pflegt in Gefahr zu rennen.
Wilt, tummer Waescher, du nicht wissen wer du bist?
Ein Narr, spricht Salomo, der seiner selbst vergisst.