А в груди попеременно,
Был то пепел, то алмаз.
То лукаво, то надменно,
Ночь прищуривала глаз...

(Пикник, Из мышеловки)

- Вся наша жизнь, Племяш, сродни лабиринту, сначала он не выглядит загадочным и страшным, стенки его невысоки и покрыты красивой зеленью, это увлекает и притягивает нас, мы стремимся стать побыстрее взрослыми, проникнуть глубже в этот лабиринт. Если поначалу ты ещё можешь переступить через препятствие, перешагнуть стену, чтобы изменить свой путь, направление и курс, то с годами стены в лабиринте становятся всё выше и выше, а от красивой зелени уже не остаётся и следа, лишь тернии и колючки. Мы уже не видим из-за высоких стен, что же там, на соседнем участке, мы уже не можем переговариваться с другими. Единственное, что нам остаётся – это идти. Идти вперёд. Повезёт, если ты не заблудишься и не сдашься, попав несколько раз в тупиковую ветвь. Многие утрачивают при этом весь свой пыл и зазор.

- А что там, в конце лабиринта?

- Знаешь, Племяш, вот как дойду, потом узнаю. Жаль только, рассказать уже навряд ли получится кому-либо… Не факт, что если бы и смог рассказать, то это помогло кому-нибудь. Жизнь, или лабиринт, такая штука, что всё в ней меняется, недаром народ говорит, что нельзя дважды войти в одну реку. Так и здесь, один прошёл, а другой, пусть даже вплотную идущий за ним, сталкивается уже с несколько отличными мышеловками.

- Мышеловками?

- Да, Племяш, мышеловками, только на людей. Весь лабиринт ими просто усеян, а вот сможем ли мы пройти наши с тобой мышеловки, не купимся ли на бесплатный сыр, и останемся ли в живых, тот ещё вопрос…

- Скажи, Дядь, а ведь должна же где-то существовать подробная запись, инструкция, рассказывающая всё про лабиринт?

- Может быть, говорят, что в Библии много мудрого, но в нашем случае Библия не поможет.

- Почему?

- Слишком она, брат, тяжёлая, ты вон и так еле идёшь, а ещё толстенный том впридачу, загнёшься. Я читал эту мудрую книгу.

- Ну и как?

- Она помогает некоторым, говорю же тебе, толстенный том, значит, хорошая защита от пуль.

- Всё бы тебе шутить да иронизировать.

- Такой уж я…

- Дядя, а что ты делаешь, когда тебе трудно?

- Молюсь, Племяш!

- А кому?

- А есть большая разница кому???

- Дядя, а что такое надежда?

- Надежда? Надежда, Племяш, это заблуждения, это даром потраченное время, это потеря темпа, это сбитое дыхание, это невозможность вернуть то, что было, это мираж. Это та же самая радуга, на которую очень красиво смотреть, про которую хорошо рассуждать, но потрогать её, у тебя не получится. Поэтому в реальности надежды нет, она живёт в мире виртуальных грёз, так что не думай о ней и не надейся на неё. Надежда в твоём случае – это потраченная молодость, а в моём  - бесцельно прожитые годы.

- Но, почему же люди всегда надеются, Дядь? Ведь, человек не может  жить без надежды?

- Они ожидают, что вернётся то хорошее, что было, что всё будет, как раньше. Но они ошибаются! Они полагаются на кого-либо или что-либо, ожидают нужных действий от кого-то, верят, что придёт Бог, дьявол, непонятно кто и всё исправит за них и для них. Они надеются на чудо. Чудес не бывает!

- Никогда? Совсем никогда?

- Только тогда, когда ты, ни на кого не надеясь, попытаешься сделать всё сам. Вот тогда возможно… чудо… Поэтому, Племяш, ноги в руки и вперёд. Мы с тобой должны совершить это чудо и прийти вовремя. Ты всё равно умрешь раньше, надежда всегда последняя, так народная молва говорит. Просто ты, согласно, народной поговорке, всё равно умрешь первым, так и не дождавшись, пока восторжествует эта надежда, то бишь справедливость.

- Ага, значит, есть она всё-таки?

- Я тоже так думал, когда был таким зелёным, как ты.

 - А потом?

- А потом, суп с котом, а вернее со змеёй. Как-нибудь расскажу… Шагай давай, говорун.

- Только не забудь, рассказать про суп.

- Живы будем – расскажу…

- И откуда ты появился?

- Да, как и весь народ, из одних и тех же… ворот, только вот давно уже, скоро будет пятьдесят лет, как появился.

- Да, ты, дядя, шутник, как я посмотрю.

- Таким уж уродился… племянничек.

- Ну, а звать то тебя как?

- Да, так и зови, дядей, а я тебя племяшом стану звать, если ты не против, конечно.

- Ну-ну. А дальше то, что делать станем…  дядя?

- Дальше? А дальше, станем жить-поживать и добра наживать… если получится у нас, ещё немного пожить то…

- А ты, оптимист, вновь приобретённый родственничек, как я посмотрю.

- А нам старикам иначе нельзя,  молодость и юность уже была, а безбедная старость нам, как бы и не грозит. Не нажили мы столько злата, чтобы над ним чахнуть, только что и осталось, так это оптимизм  – хронический и неисправимый.

- Боюсь, что нас скоро и оптимизма лишат.

- А ты, не боись, племяш, прорвёмся. Где наша не пропадала. Авось, и я тебе пригожусь. Ведь, не зря, наверное, я здесь оказался… в интересном месте и в интересное время.

P.S. Вот так они и встретились, эти два сапога, которые стали впоследствии  парой – молодой и несколько… обветшалый.