Профессор Склеротичный: Имея в своем багаже богатый полугодовалый (полугодный? полугодичный?) опыт публикации рифмованных строчек, автор желает поделиться небольшими секретами навязчиво-регулярного творчества.

Мнс Хрюндель: Наш пациент, тут и к психиа… и к гадалке не ходи!

Я – лишь машина в написании стихов,

Моя задача – каждый день четыре с лишним

Куплета легкой и простой духовной пищи

Для тонких женщин, мизераблей-чудаков,

Секрет создания стихов предельно прост,

Берем и жмакаем постылых будней прозу

И добавляем иль березку, иль мимозу,

Слезинки рос на алых щечках дивных роз,

Затем – метанье неприкаянной души,

(Здесь очень важно соблюсти закон пропорций)

И пусть читатель с радостью первопроходца

Зрит свет духовных звезд из кладезей тиши,

И не забудьте образ распрекрасных дам,

Что озаряет путь ландскнехта и скитальца,

Их светлый лик, их чувственны и нежны пальцы

Почище выскочки-цыганки с Нотр-Дам,

Поэт поопытней советует ругать

Себя в конце стиха и, пеплом посыпая

Буйну главу, немного свой талант охаять,

Мол, ограничен, и «прошу меня звынять»,

Рекомендуется предчувствие смертей,

Горька кручина, мол не все успел забложить,

И обращение к Всевышнему: «О Боже,

Дай сил не бросить крест поэтовых страстей!»

Ты выступаешь, элегантный матадор,

А стих захекался уже, не бьет копытом,

Он завтра (как и каждый день) плачЁм пиита

Вновь ляжет пред читателя пытливый взор.

Сакральный солнца поцелуй,

Что в утра самой сладкой дрёме

Скользит по балюстраде струй

Воспоминаньем об Атоне.

***

Не пишет здесь, может, ленивый,

Молчит разве только больной,

Но вместо скрипичных разливов – 

Стенанье гармошки губной,

На что нам избитые рифмы?

Зачем нам анапест и ямб?

Когда мудрецом прозорливым

В неволю сырых страшных ям

Глядит белокурое солнце

Друидским святейшим жрецом,

И жжет лицо стыд, словно стронций.

И чувствуешь просто лжецом

За пляшущих, словно шут, строки,

За фальшь потрясаемых лир,

Когда осуждающе-строго

Лучи в окно шлет Король Лир,

Георгий несется незримо

Вонзив в синю высь остриё,

И свет, пущенный Гавриилом,

Священной вползает змеёй,

И как-то неловко за слово,

Что полнит поспешный катрен,

И кажется очень кондовым

Рисунок «эпических» тем,

И греет в молчащем эфире

Игриво-воздушное «Цём!»,

Придя поле нижнего мира

Засеять. Отнюдь, не жнецом.