Антона Павловича Чехова в одной только книжке, которая у
меня есть, Корней Чуковский трижды называл ПОЭТОМ в своих воспоминаниях, и не
потому, что Чехов тоже писал стихи, которые мало известны на фоне его блестящих
пьес, а ИМЕННО ЗА ЕГО ПЬЕСЫ, которые считал НАСТОЯЩЕЙ ПОЭЗИЕЙ. Мне сейчас
трудно найти эту книжку, а то я бы дал копии страниц для точной передачи оценки
Чуковского.
Отвечая на вопрос в 2010
году, поможет ли Виктор Янукович сохранению дома-музея Чехова в случае избрания
президентом, он ответил: "Я хочу сказать всем ялтинцам, что… в
обязательном порядке будет указ президента о реставрации дома-музея Чехова. И
мы с вами будем иметь дом-музей, за который нам не будет стыдно, чтобы и жители
Украины, и других стран, приезжая в Ялту, приезжая в Крым, могли увидеть
достопримечательности и биографии и истории этого прекрасного поэта. Великого
поэта Антона Павловича Чехова. Мы это сделаем".
Янукович только присоединился к этой оценке Чуковского, а
малограмотные в литературе борзописцы, выполняя заказ своих хозяев по
уничижению Януковича, обвинили его в "ошибке", которая наоборот
свидетельствовала о его высшей осведомленности в оценке чеховского наследия. Кто
больший эксперт в оценке поэтической квалификации, чем Чуковский? Вот и Вы
проявили неосведомленность. Чехов был кумиром Чуковского, который считал его Великим
поэтом, почитайте его книги.
А что касается стихов, то и сам Чехов считал их забавой
молодости и не придавал им значения.
Прости меня, мой ангел белоснежный,
Подруга дней моих и идеал мой нежный,
Что я, забыв любовь, стремглав туда бросаюсь,
Где смерти пасть… О, ужасаюсь!
В могильный склеп с груди горячей,
Убитый, раненый, лежачий,
Стремглав я падаю… Не плачь, прости,
Все птицы будут петь и розаны цвести
Над свежевырытой могилой,
Куда меня злой рок стремглав опустит.
Тогда поймешь, как я страдал,
Как я любил свой идеал.. .
Над ней стремглав взойдет моя идея
Во образе цветов, ландышей, роз приятных;
Тогда по повеленью таинств непонятных
Из гроба буду я вставать стремглав ночами
И, отравясь цветов благоуханьем,
Как чудной девицы лобзаньем,
Уйду обратно в гроб стремглав
С прослезненными глазами…
Вот ещё:
ПОСЛЕДНЕЕ ПРОСТИ
Как дым мечтательной сигары,
Носилась ты в моих мечтах,
Неся с собой любви удары
С улыбкой пламенной в устах.
Но я – увы! - погиб уж для мечтаний,
Тебя любя, я веру потерял…
И средь моих мечтательных скитаний
Я изнывал и угасал!
Прости меня… Зачем тревожить
Заснувшего в гробу навеки мертвеца?
Иди вперед! Не унывай! Быть может,
Найдешь другого… подлеца!
Стихи у Чехова, как видим, действительно были. Хотя большинство из них
относится к раннему периоду его творчества (а кто по-молодости их не писал), но
сам он относился к ним, разумеется, не серьезно.
А вот еще нашел:
Корней Чуковский
СОВРЕМЕННИКИ
Портреты
и этюды
И как любили тогдашние люди
покоряться этой чеховской тоске! Какой она казалась им прекрасной,
облагораживающей, поэтичной,
возвышенной! И главное (повторяю) - какая проявилась в ней необыкновенная
сила: не было в литературе всего человечества другого такого поэта, который без всякого нагромождения ужасов, при помощи
одной только тихой и сдержанной лирики мог исторгать у людей столько слез!
Но и в грусти и в радости до
последнего вздоха оставалось при нем его художническое восхищение миром,
которое в виде чудесной награды смолоду дается великим поэтам и не покидает их в самые черные дни.
Сколько
мудрейших безуспешно пытались «жизнь полюбить больше, чем смысл ее», -
полюбить прежде логики и даже наперекор всякой логике, как упорно тщились они
убедить и себя и других, что «пусть они не верят в порядок вещей, но дороги им
клейкие, распускающиеся весной листочки», это оставалось одной декларацией и
почти никогда не осуществлялось на деле, потому что все клейкие листочки всех
на свете лесов и садов не могли заслонить от них мучительного «порядка вещей».
А Чехову не нужно было ни малейших усилий, чтобы в те минуты, когда мучительный
порядок вещей переставал хоть на миг тяготить его ум, «нутром и чревом»
отдаваться очарованиям жизни, и оттого-то в его книгах и письмах так много
благодарности миру за то, что этот мир существует.
Превозмогая обожанье,
Я
наблюдал, боготворя…
«Так, знаешь, весело было глядеть в окно на
темневшие деревья, на речку…». «То есть душу можно отдать нечистому за
удовольствие поглядеть на теплое вечернее небо, на речки и лужицы…». «Роскошь
природа! Так бы взял и съел ее!»
И
он накидывался на нее, как обжора на лакомство. Она казалась ему восхитительно
вкусной. Не осталось в России таких облаков, закатов, тропинок, березок, лунных
и безлунных ночей, мартовских, августовских, январских пейзажей, которыми не
лакомился бы он с ненасытной жадностью; и характерно, что в чеховских письмах гораздо больше говорится о природе, чем, например,
в письмах таких общепризнанных поэтов природы, как Тютчев, Майков,
Тургенев, Полонский и Фет. Природа для него всегда событие, и, говоря о ней,
он, столь богатый словами, чаще всего находил всего лишь один эпитет:
изумительная.
«…Днем валит снег, а ночью во всю ивановскую
светит луна, роскошная изумительная луна. Великолепно».
«…В природе происходит нечто изумительное,
трогательное, что окупает своей поэзией и новизною все неудобства жизни. Каждый
день сюрпризы один лучше другого. Прилетели скворцы, везде журчит вода, на
проталинах уже зеленеет трава».
«Погода здесь изумительная, удивительная. Такая
прелесть, что и выразить не могу…»
Как
возлюбленная для влюбленного, природа была для него каждую минуту нова и
чудесна, и все его письма, где он говорит о природе, есть, в сущности, любовные
письма.
«…Погода чудесная. Все поет, цветет, блещет
красотой. Сад уж совсем зеленый, даже дубы распустились… Каждый день родятся
миллиарды существ».
Огромна
во всех его письмах эта интенсивность восхищения природой:
«…Природа удивительная до бешенства и отчаяния…
Подлец я за то, что не умею рисовать…»
«…Погода изумительна. Цветут розы и астры, летят
журавли, кричат перелетные щеглы и дрозды. Один восторг».
«Две трети дороги пришлось ехать лесом, под луной,
и самочувствие у меня было удивительное, какого давно уже не было, точно я
возвращался со свидания».
«Да, в деревне теперь хорошо. Не только хорошо, но
даже изумительно… У меня ни гроша, но я рассуждаю так; богат не тот, у кого
много денег, а тот, кто имеет средства жить теперь в роскошной обстановке,
какую дает ранняя весна».
А
через несколько лет, поселившись в Крыму, на выжженном пыльном участке, он с
таким же увлечением сажает и черешни, и шелковицы, и пальмы, и кипарисы, и
сирень, и крыжовник, и вишни и, по его признанию, буквально блаженствует - «так
хорошо, так тепло и поэтично. Просто
один восторг».
Недаром главным героем своей
предсмертной поэтической пьесы он сделал вишневый сад - «весь белый»,
«молодой», «полный счастья».
А чеховская «Степь» - это же настоящая
поэзия в прозе:
«Егорушка услышал тихое, очень ласковое журчанье и
почувствовал, что к его лицу прохладным бархатом прикоснулся какой-то другой
воздух. Из холма, склеенного природой из громадных, уродливых камней, сквозь
трубочку из болиголова, вставленную каким-то неведомым благодетелем, тонкой
струйкой бежала вода. Она падала на землю и, прозрачная, веселая, сверкающая на
солнце и тихо ворча, точно воображая себя сильным и бурным потоком, быстро
бежала куда-то влево. Недалеко от холма маленькая речка расползалась в лужицу;
горячие лучи и раскаленная почва, жадно выпивая ее, отнимали у нее силу; но
немножко далее она, вероятно, сливалась с другой такою же речонкой, потому что
шагах в ста от холма по ее течению зеленела густая, пышная осока, из которой,
когда подъезжала бричка, с криком вылетело три бекаса.
Где-то не близко пела женщина, а где именно и в какой
стороне, трудно было понять. Песня тихая, тягучая и заунывная, похожая на плач
и едва уловимая слухом, слышалась то справа, то слева, то сверху, то из-под
земли, точно над степью носился невидимый дух и пел. Егорушка оглядывался и не
понимал, откуда эта странная песня; потом же, когда он прислушался, ему стало
казаться, что это пела трава; в своей песне она, полумертвая, уже погибшая, без
слов, но жалобно и искренно убеждала кого-то, что она ни в чем не виновата, что
солнце выжгло ее понапрасну; она уверяла, что ей страстно хочется жить, что она
еще молода и была бы красивой, если бы не зной и не засуха; вины не было, но
она все-таки просила у кого-то прощения и клялась, что ей невыносимо больно,
грустно и жалко себя...»
Спасибо Януковичу, что он напомнил всем нам о Чехове, пусть и таким неожиданным приемом.
