хочу сюди!
 

Татьяна

56 років, телець, познайомиться з хлопцем у віці 55-58 років

Замітки з міткою «современность»

Ребята с нашего двора. (Прощай дворовая культура!)

Ребята с нашего двора. Многие слышали эту душевную песню группы «Любэ» о том, как пиво носили в бидонах, и про звуки баяна во дворе итд. «Машина Времени» отрядила теме родного двора свою песню «На заднем дворе», где ребята играли в чижа, а мамы зовут все сильней ребят домой. В общем, городская культура второй половины ХХ века неизменно вмещала в себя этот «фактор родного двора», как отчетливый элемент «малой родины» личности. Да и вообще личности нескольких послевоенных поколений формировались под влиянием этакой привязки к родным дворам, окруженных кирпичными жилыми домами.
Эти дворы буквально переполнялись детьми, подростками и юношами разных возрастов, и все знали друг друга по именам. Маленькие мальчишки с восхищением смотрели на старших пацанов, которые пытались модно одеваться, курить папиросы и толком не знали что делать с появляющимися усами. Помню как я, будучи лет шести отроду, стоя в кружке из себе подобных мальчишек, с восхищением смотрел как старший пацан демонстративно бил футбольный мяч выше пятиэтажного дома, а ему снова приносили мальчишки этот мяч и с уважением говорили: "ударь так опять!" Потом мы естественно пытались сами повторять этот трюк, что могло кончиться разбитым окном в этой же пятиэтажке.
Бывало, мальчишкам во дворе повезет, и кто-то из старших ребят женится – тогда от свадьбы много пользы получить можно: и конфеты, и мелочь. А если кто-то из старших приходил с армии на побывку или просто демобилизировался, тогда у мальчишек восторга нет предела, когда увидят своего старшего товарища в военной форме, возмужавшего. Каждый просто мечтал сам поскорее вырасти и попасть в армию на два года и придти как-нибудь в родной двор в военной форме под восхищенными взглядами мальчишек, а главное и девчонок.
Во дворе играли во многие игры: в чижа (как «Машина Времени» спела, хотя я честно говоря не знаю правил), пекаря, «войнушки» (это культовая игра детства) и другие. А футбол! Как играли двор на двор на ящик лимонада – «Буратино», наверное. Было обязательное ментальное соперничество дворов, каждый мальчуган знал, что именно его двор самый лучший, футбольная команда лучше, до трамвайной остановки ближе и до школы идти удобнее.
А по вечерам из окон доносились крики молодых мам, которые придя после работы домой и приготовив ужин кричали в окна: «Са-ша (Ма-ша, Ми-ша, Ва-ся, Ко-ля итп), до-мой!». И этот/эта Са-ша (Ма-ша, Ми-ша, Ва-ся, Ко-ля итп) слегка повесив нос неохотно шел/шла домой ужинать, оставив в процессе какой-нибудь увлекательной игры своих друзей и подружек.
Другими словами, во второй половине ХХ века по всей стране была сформирована целая «дворовая культура», дети которой сейчас стали основой общества и родили уже новое ставшее «информационно-технологическим» поколение.
Да, времена изменились вконец. В эру бездушных бетонных высоток и мобильной связи никто из молодых мамаш, открыв металлопластиковое окно, не будет кричать своему ребенку во дворе, а просто позвонит. Многие мамы, наверное, даже не осмелятся отпустить 5-7 летнего ребенка играть одному во дворе – не знаю… Кто сейчас знает друг друга по именам ребят одного «бетонного» двора?
Мой приятель купил себе новую квартиру на бог-знает-каком этаже. Разумеется, его дом построен на месте, где раньше постыдились бы поставить голубятню, - на отрезке «суши» окруженном дорогами, путепроводами и эстакадами. На мое восклицание: «Так там же двора нет!», мой приятель довольный своим решенным «квартирным вопросом» ответил: «А где сейчас в Киеве строят дома с нормальными дворами под ними? Вокруг новостроек одни дороги да и только!»
Вот такие дела, мои выросшие во дворах современники, вымерла наша с вами «дворовая культура». Не знал я, что, не дожив и до 30-ти лет, буду так четко ощущать бег времени, смену уклада городской жизни с её безумным темпом. Живя сам в новом районе, состоящем из бетонных высотных «джунглей», не могу ощутить знакомого из детства чувства уюта, привязанности к новым домам, осознания каких-либо уединенных мест, где можно было б побыть наедине с собой. Напротив, всюду толпы людей, идущих утром к метро, а вечером обратно по одному и тому же маршруту.
Современные дворы набиты автомобилями, которых нередко паркуют и на зеленой зоне (а больше негде). На месте, где мог бы быть нормальный двор в лучших традициях моего детства, умудряются «втулить» стройплощадку для новой высотки, а протесты местных жителей, как правило, ни к чему не приводят. Откуда ж тогда взяться новой «дворовой культуре», если дворов как таковых уже не планируют?
Играть двор на двор в футбол сейчас вряд ли кто-то будет. В армию идти у пацанов желания мало, а когда кто-то женится – мало кто знает в округе имена молодоженов. Дай Бог, чтоб в лифте здоровались друг с другом.

«Дворовая культура» перестала существовать, а жаль…

Христос без Креста.Протоиерей Андрей Ткачев.

24 ноября 2010 г. Источник: Отрок.ua Американская игрушка

Американская игрушка.

 

Как-то так случилось, без усилий с моей стороны, что многие мои статьи вызывают шквал эмоций и бурные обсуждения. Часто это касается тех работ, где прямо или косвенно затрагивается протестантизм. Меньше всего в жизни я люблю спорить. Но раз молчать нельзя, а споры возникают сами, то придётся продолжать тему. К тому же, я хорошо знаю, что самая бурная негативная реакция возникает у тех, кого «зацепило», кто чувствует правду сказанного, но не готов согласиться. Отсюда пафос сопротивления и ломка копий о чужой щит. Кто молча прочёл и молча забыл, тот, скорее всего, долго останется без перемен. А кто возмущён и молчать не может, тот, того и гляди, через годик напишет: «Вы были правы. Спасибо».
В качестве продолжения духовного пиршества я хочу предложить вам изысканное блюдо, которым насладился много лет назад и вкус которого забыть не могу. Это ёмкая фраза, состоящая из немногих слов, описывающая современный протестантизм. Автор слов — протоиерей Фома Хопко, клирик Американской Православной Церкви. Он пишет: «Что такое современный протестантизм? Это вера в то, что некий Бог (без гнева) спасает некоего человека (без греха) и вводит его в некий рай (без суда) при помощи некоего Христа (без Креста)». Прежде чем читать дальше, перечитайте эту фразу ещё разок-другой и помолчите.
А теперь можем продолжать. Можем постараться «разжевать» смысл этой ёмкой и для многих обидной фразы. Бога не хотят бояться. Его сразу хотят любить. Хотя второе без первого невозможно. «Сначала я боялся Бога. Теперь я люблю Его». Это слова Антония Великого. Это голос Православия. Протестантизм же (современный, подчеркнём) начинает строить дом с крыши. Самому Богу протестантизм отказывает в гневе, делая вид, что это не Он навёл на мир воды потопа и не Он сжёг Содом и Гоморру. Сказать, что был другой Бог, мстительный Бог Ветхого Завета, означает попасть в гностики, то есть в ересь. Сочетать любовь и наказание трудно. Иногда и Апокалипсис с описанием казней трудно читать. Поэтому будем говорить только о любви, попросту, нальём молоко в миску из-под дёгтя. Будем делать вид, что живём любовью, хотя сердце для любви не очищено. Тут смиренный голос Православия устами святых отцов скажет нам, что жить нужно между страхом и надеждой, что уныние врачуется мыслями о любви Бога, а грех умирает от страха Божия. Но всё это нужно кающемуся. Гордящемуся это неинтересно. Гордящемуся интереснее иной тезис. Бог без гнева спасает человека без греха.
Православный человек всегда скажет, что грешен. Протестант же может сказать, что он «был грешен». Грех считается побеждённым, коль скоро человек не пьет и не курит. Не ругается матом и не изменяет жене. Всё это вещи очень хорошие, но никак не являющиеся святостью. Святость — это иное. Богословие протестантизма, как ни странно, похоже в этой части на богословие ислама. Ислам считает человека хорошим, для ислама грех человека не испортил. И протестантизм, сдувая пыль с поверхности, считает, что человек уже хорош. Православие глубже, а значит, драматичнее. Истина в том, что человек именно испорчен, глубоко испорчен грехом, и, как говорил Гоголь, «не видно добра в добре». Тщеславие и самохвальство так тесно сплетены со всяким добрым делом, что истинные мудрецы те, кто оплакивает свои добродетели наравне с грехами.
Протестантизм юридичен. Была вина — простили. Был долг — он заплачен. Была пропасть — её засыпали. Остаётся только радоваться. И великое дело, в самом деле, о Воскресшем Господе порадоваться. Но неужели совесть не шепчет, что внутри души грех не побеждён, что голова змея мною не растоптана, что, по Павлу, я «имею начаток Духа», но всё ещё «бедный я человек»? Генеза протестантизма совпадает с генезой капитализма. А капитализм — это выход вовне, опьянение от внешних побед, захват пространства и утрата внутренней целостности. Чистая рубашка, белая улыбка, Библия в портфеле, нет вредных привычек, вот тебе и новый тип святости. И Бог — Любовь, и я без греха.
Верующий на Суд не приходит. Это вам всякий протестант скажет и приведёт главу и стих из Евангелия. Рай приобретает черты неизбежной реальности, некоего Богом проплаченного счёта в швейцарском банке. Без слёз, без взлётов и падений, без болезненного снимания старой кожи, без преображения. Только по факту уверования. А ведь вроде ту же Библию читаем, но как-то по-разному читаем. Мы читаем, что «Царство Божие силою берётся», что «многими скорбями надлежит в него войти», что многие пророчествовавшие и творившие чудеса в оный День услышат: «Отойдите от Меня». А они прочли, что «на суд не приходит» — и всё, можно успокоиться. Но ведь там же дальше написано, что таковой «перешёл от смерти в жизнь». Неужели можно, находясь в здравом уме и правой вере, сказать, что ты уже совершил переход. Что в тебе нет ничего мёртвого, то есть греховного и ветхого, но всё, что в тебе, — это жизнь, то есть Бог! Не говорит такого Православие. Оно тихо говорит нам, что в раю нет не распятых. Оно утешает скорбящих, устрашает беспечных, смиряет разгордившихся. Оно предлагает нам для ободрения и укрепления жизненные примеры великих святых и их святые мощи. Оно говорит нам: вот те, кто стал храмом Бога живого. Те, кто не жалел себя ради Господа. Оно говорит нам: «Отдай кровь и прими Дух». Но это духовная пища для имеющих уши. Но те, кто злоупотребляет словом «любовь» и убеждён в личном безгрешии, уверен также в неминуемом вхождении в рай без всяких судебных процедур.
Ну и последняя, четвёртая часть. Та, что о Христе без Креста. Павел писал коринфянам, что пришёл к ним как бы не зная ничего, «кроме Иисуса Христа, и притом распятого» (1 Кор. 2, 2) И апостольская вера такова, что крестом знаменуются, Кресту поклоняются и крест свой жизненный несут. Причём, до конца и не сбрасывая. А когда крест несут, то тут ни до гордости, ни до наслаждения собственной святостью. Чтобы совершить быстрый прыжок в воображаемое царство благодати, нужно изменить отношение к крестоношению или даже вовсе от Креста отказаться, как это сделали лжесвидетели из «Сторожевой башни». Иисус протестантских брошюр добр и весел, аккуратно подстрижен и расположен к дружеской беседе. Но мы, зная, что могут «проповедовать другого Иисуса, которого апостолы не проповедовали» (см. 2 Кор. 11, 4), чтобы не ошибиться, будем, подобно Фоме, искать на Его теле «раны от гвоздей». Придёт ведь однажды обманщик, который захочет быть вместо Иисуса и захочет всемирной славы, только распинаться не будет.
Теперь ещё раз перечитаем слова отца Фомы Хопко полностью. Они сказаны о современном протестантизме. Классический протестантизм — это англиканство и лютеранство, и они другие. Они серьёзнее и глубже, поскольку их связь с Апостольской Церковью не порвана так решительно и навсегда. Лютеранство, к примеру, родило Баха, а англиканство Льюиса, а это многого стоит. Речь идёт о бесчисленных конфессиях, появившихся в результате того распада, который продолжается и будет продолжаться в протестантизме. Есть протестанты, молящиеся долго и тихо, склоняющиеся перед Крестом, читающие отцов, понимающие сложность борьбы с грехами. Есть протестанты, стремящиеся к тому типу благочестия, которое можно назвать неосознанным Православием. Это — наши люди и завтрашние братья наши. Их много. Я их люблю. Но есть другие. Шумные, гордые, не могущие проповедовать, стоя на одном месте, но скачущие по сцене туда и сюда. Половина их проповедей о десятине и о земном преуспеянии. Мир для них уже во зле не лежит. Мир расстилается перед ними, как арена наслаждений и поле реализации амбиций. Они хорошие шоумены и хитрые бизнесмены, лукавые пиарщики и прирождённые менеджеры по работе с персоналом. Их влияние в мире сравнимо с действием оружия массового поражения. Многие «наши» протестанты на эти слова скажут «аминь».
Я опять повторю то, что говорил уже неоднократно. «Наши» протестанты, «интуитивно православные» протестанты, это люди, с которыми можно и нужно общаться, можно вместе трудиться, можно говорить о Господе. Они ведь протестанты только потому, что никто не потрудился раскрыть перед ними двери в Церковь. Теперь они взрослые, и когда созревают, открывают её сами. В Православной Церкви, в которой их научили видеть золушку и замарашку, они постепенно узнают Принцессу, которую любит Небесный Принц. Эта статья не должна их ранить, поскольку она не о них. Ну а кого ранило, стоит призадуматься.

Пусть дети остаются детьми - игумен Петр (Мещеринов)






…Небольшой храм на окраине города. Идёт Божественная литургия. Прихожане сосредоточенно молятся. Во время чтения Евангелия двери храма открываются, и входит православная мама с двумя детьми: один — лет трёх, другой — совсем маленький. Старший, постояв возле мамы десять секунд, начинает ходить по храму, пробираясь между людьми, топоча и разговаривая с самим собою на своём детском языке. Младший на руках мамаши то гулит, то лопочет, а то громко вскрикивает, затем начинает плакать. Мамаша принимается успокаивать его. Сосредоточенная молитва улетучивается; молящиеся начинают испытывать ужасное неудобство. Наконец кто-то из прихожан осмеливается сделать замечание. В ответ на него он видит решительно сжатые губы или слышит отповедь: «Как же, Христос сказал: не препятствуйте детям приходить ко Мне; а вы что, гоните меня с детьми из храма?» У всех взвинчены нервы…

…Выносится Чаша. К ней две женщины — мама и бабушка — подносят вопящего ребёнка. Он орёт: «Не хочу!!!», выгибается дугой, бьёт воздух руками и ногами. Мама скручивает ему руки и ноги, бабушка удерживает голову, что-то сюсюкая. Наконец причащаются. На лицах мамаши и бабушки счастливая улыбка. Дитя продолжает кричать и биться…

…Вот дети постарше. Всенощное бдение в большом соборе. Мамаши в умилении молятся, стоя у солеи; их дети, сбившись в стаю, с визгом возятся в приделе. Порой детский шум заглушает хор, не говоря уже о чтецах. Попытки церковных служительниц урезонить их не имеют никакого успеха. В ответ на свои замечания они видят раскрасневшиеся лица и безсмысленные глаза. Ребёнок на мгновение останавливается — и тут же опять вливается в безчинную детскую общность.

…Вот дети ещё постарше. Воскресенье. Мама трясёт Ваню за плечо. «Вставай, сынок, пора уже на раннюю, а потом — воскресная школа». Ваня, продирая глаза, жалобно стонет: «Мама, можно, я не пойду? Я так устал в школе за неделю…» Взгляд мамы становится жёстким: «Иван! Вставай! Разве можно пропускать литургию! Да и в школе сегодня опрос!» Бедный Ваня чуть не плачет… но ничего не поделаешь. Через полчаса Ваня понуро бредёт рядом с мамой в предрассветной зимней мгле. «Господи, за что!..» — не по-детски думает он. Вот церковь. Исповедь. В руки сына мама суёт написанную ею бумажку с надписью: «Грехи Вани» и подталкивает его в спину по направлению к аналою. Ваня даёт бумажку батюшке; тот пробегает её глазами и, накладывая епитрахиль на Ванину голову, читает разрешительную молитву, одновременно глядя усталым взором на сто человек, желающих исповедоваться. На литургии Ваня дремлет, прислонившись к стене. В воскресной школе Ваня клюёт носом и получает двойку за то, что не знает, каким именно образом соединяются во Христе Божественная и человеческая природа. Вечером мама отчитывает сына за двойку… а ещё математику делать, завтра в школе контрольная. «Кончится это когда-нибудь?» — обречённо думает Ваня…

…Но наконец всё и кончается. Дети вырастают, становятся юношами и девушками. Мама горько жалуется подруге, которая только вчера вернулась из паломнической поездки по монастырям: «Сына как подменили. Ничего не понимаю. Был помладше — такой был хороший: и молитвы читал, и в церковь ходил… а сейчас — курит, домой поздно ночью приходит, хамит, даже богохульствует. Ты представляешь, я ему говорю что-то, а он мне: «Мама, ты достала меня со своей церковью! Я никогда больше не пойду в неё!» На мамины глаза наворачиваются слёзы…

Знакомая картина, не правда ли?

В чём же причины этого? Ведь мы исполнены самых благих намерений: изо всех сил воцерковляем своих детей, учим… а они, вырастая, отвергают Церковь. Почему наши усилия дают обратный результат? Давайте попробуем разобраться в этом. В деле церковного воспитания детей имеются две основные ошибки. Первая — подмена внутреннего религиозного развития внешним. Вторая — перекладывание религиозного воспитания с семьи на Церковь.

Да, Христос сказал: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф.19:14). Но что значат эти слова Христа? Ведь, наверное, нельзя их понимать исключительно в том смысле, чтобы не препятствовать детям посещать богослужения (и безчинствовать на них).

Нельзя всю религиозную жизнь души сводить к «хождению в церковь», тем более не получается это в отношении детей. Многие родители уверены, что их дети могут познать Бога только в храме; между тем это совсем не так. Детское религиозное восприятие существенно отличается от взрослого. Не случайно сказал Господь: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф.18:3). Эта заповедь, разумеется, не повелевает взрослым «примитивизировать» себя. Ап.Павел говорит: «Не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1Кор.14:20); это значит — уподобиться детям в отношении к Богу. Дети способны воспринимать Живого Бога непосредственно, они чувствуют Его всюду: в окружающем их прекрасном и удивительном мире, в детской сиюминутной радости жизни и т.д. Но ближайшим образом дети способны ощутить Бога в атмосфере мира и любви, которая окружает их. И тут-то вся загвоздка: таковая атмосфера должна быть в семье. Мама и папа должны любить друг друга и своих детей; в семье должен быть мир; родители должны именно этим создавать условия, чтобы не мешать детям воспринимать Бога и духовную сферу жизни. Это делается вовсе не разговорами о Боге на «птичьем языке» (типа: «Смотри, Боженька-то тебя накажет»), а исключительно примером жизни. Если для мамы и папы Христос не нечто внешнее, не правило, не обязанность посещать храм, не кнут и пряник в попытках духовного воспитания, а самое дорогое, важное и ценное для самих себя, то дети без всяких слов воспримут Христа как Источник мира, добра и любви, которые есть в семье.

Но очень редки такие семьи. Чаще бывает: шум, скандалы, капризная неуступчивость родителей друг другу вплоть до мелочей, а главное — несоответствие исповедуемой веры и собственной жизни. Причём сами родители могут это осознавать, но нет у них ни сил, ни желания, ни умения организовывать свою семейную жизнь так, чтобы в основе её лежали поклонение Богу в духе и истине, христианская нравственность, чтобы семья становилась подлинной домашней церковью. Причина этих неумения и нежелания заключается в том, что духовная жизнь воспринимается внешне-формально, авторитарно, книжно, схематически. В таких условиях вполне логично желание переложить религиозное воспитание на Церковь, а так как она понимается формально-автоматически, почти магически, то и церковность эта становится исключительно внешней: посещение богослужений, воскресной школы и т.д.

Разумеется, я вовсе не собираюсь отвергать важность и нужность всего этого; я лишь хочу подчеркнуть, что всё должно быть на своём месте. Начинается религиозное воспитание с того, что семья всеми силами должна стараться какими угодно способами достигать того, чтобы Бог был не просто неким символом, служение которому отнимает время, отдых и силы, а Живым Богом, Тем, Кто есть центр жизни семьи. Никакое напичкивание внешней церковностью этого не даст; нужен целенаправленный и осмысленный нравственный труд семьи, ориентированный не на соблюдение «буквы», а на создание настоящей домашней Церкви.

Необходимо учитывать и психологические особенности детей. Большинство сегодняшних православных родителей сами воцерковились в зрелом возрасте через чтение книг, посещение храмов и монастырей, через «взрослое», по сути, осмысление жизни и т.д. У нас нет опыта собственного церковного детства, поэтому мы и детей наших хотим воцерковить как маленьких взрослых. Но это ошибочно, потому что дети воспринимают мир по-другому. Их стихия — движение, игра и непосредственное восприятие мира, духовного в том числе. Детям трудно сосредоточиться, долго и неподвижно стоять на одном месте. Поэтому к храмовому богослужению у них совсем другое отношение, чем у взрослых. Дети радуются красоте храма и церковного действа, но больше 5-10 минут не могут выдержать и начинают развлекаться. Многие взрослые не понимают того, что происходит в церкви, а дети — и подавно; они не могут воспринимать богослужение умом, как это требуется по сути его; а для непосредственного восприятия им достаточно небольшого времени.

То же относится и к домашней молитве. Многие родители требуют от своих детей заучивания ими молитвенных текстов; и вот дети стоят перед иконами и бубнят их, а мама слушает и поправляет: «Не поклонимся, а поклонимся, сколько раз тебе говорить?» Между тем дети знают и любят молитву и склонны к ней — только у них она занимает несколько минут, дальше внимание рассеивается. И нужно научить детей, чтобы они в эти несколько минут именно молились, обращали своё чистое сердечко к Богу, а не механически читали детские молитвословы или ковыряли в носу, пока мама читает своё полуторачасовое правило.

Итак, как нам приобщать детей к церковности? Во-первых, пусть дети остаются детьми. Ни в коем случае нельзя превращать их в маленьких монахов и монахинь. Пусть они бегают, играют со своими сверстниками, шумят, дерутся (только не в церкви, разумеется); пусть они учатся, общаются, познают мир. Во-вторых, нужно очень тщательно определить детям меру внешней церковности — чуть меньше, чем «по силам»; а всё внимание обратить на воспитание в детях благоговейного чувства Живого Бога, чтобы Церковь была для детей праздником, наградой, а не рутиной и обязаловкой. Митрополит Антоний Сурожский рассказывал, что как-то, идя на всенощную, он зашёл по дороге за В.Н.Лосским и увидел, что его дети остаются дома. Владыка спросил Владимира Николаевича, почему дети не идут с ним на службу. Тот ответил: «Они так себя вели всю эту неделю, что недостойны идти в храм». Протоиерей Владимир Воробьёв, вспоминая своё детство, рассказывал, что мама приводила их в храм очень редко и только ко Причастию; она не позволяла им смотреть по сторонам, развлекаться. Причастившись, они стояли с благоговением несколько минут и уходили домой. И это, говорил о.Владимир, было для них праздником и подарком. Вот подлинно церковный опыт; так воспитывается благоговение. У нас же по большей части бывает по-другому. Сын: «Не хочу причащаться!» Мамаша: «Нет, будешь!» — и, схватив сына за руку, волочёт его в церковь. Или: «Совсем что-то распустился ребёнок, надо причастить его». Плодом такого подхода закономерно является потеря благоговения и в дальнейшем отход от Церкви.

Как-то я спросил десятилетнего мальчика из хорошей церковной семьи: «А как ты воспринимаешь Христа? Чувствуешь ли ты Его рядом, чувствуешь ли ты Его любовь — вот как если бы Он был твоим лучшим Другом?» Мальчик пожал плечами: он не понял, о чём я его спрашиваю. Конечно, религиозное чувство у людей, у детей в том числе, бывает разным, но в деле религиозного воспитания важна не сила, а направление религиозного чувства — на внутреннее, на личного Бога, Живого Христа.

Очень важно, когда в церковной жизни участвует вся семья. Захотели мы, например, причастить ребёнка — мама и папа готовятся, всей семьёй причащаемся. А не так, когда Причастие превращается в какую-то регулярную процедуру вроде визита в поликлинику, притом что родители холодны к собственному участию в Евхаристии и других таинствах Церкви.

Итак, духовное и церковное воспитание детей будет совершаться естественно, как сама жизнь, без натуги, но только при условии, если таковой жизнью обладает семья.

Игумен Петр (Мещеринов), www.pravmir.ru
Газета " Чадушки " № 23, январь 2009г.

Записки на полях души.БЛАГОЧЕСТИВЫЙ ОТРОК.ua

Записки на полях души. №2 (2)
Игумен Валериан (Головченко)


Игумен Валериан (Головченко) —
настоятель храма свв. Новомучеников и Исповедников
на Лукьяновском кладбище (г. Киев). Постоянный ведущий
«молодежки» в Свято-Троицком Ионинском монастыре.
Член редколлегии и постоянный автор журнала «Отрок.ua».
e-mail: [email protected]
Веб-страница: o-val.ru



Чудеса

Господь посылает лишь те чудеса, которые мы способны уразуметь и вместить. Один монах говорил: «Если ты „обезьяна“, не жди, что тебе явится ангел, бряцающий на псалтири. Скорее всего, милость Божия явится в виде перевернувшегося перед тобою грузовика с бананами».

* * *

Один батюшка пребывал в унынии от экономических проблем прихода. Глянул на иконку Святителя Иоанна (Максимовича), архиеп. Шанхайского и Сан-Франциского. В сердцах не то чтобы молился, но возопиил: «Святитель! Ты знаешь, что такое нищий приход! Помоги мне, дай денёг!» И все. Просто крик мятущейся души. Ровно через полторы недели, на Маковеев, пришла какая-то незнакомая женщина. Говорила, что её дочь как-то давно беседовала с батюшкой об отце Серафиме (Роуз). Просила помолиться, передала записочку, фотографию могилки отца Серафима, 100 $ и акафист Свт. Иоанну. Батюшка стоял с открытым от удивления ртом. Святитель прислал свою помощь и даже «указал адрес отправителя»!


Неосуждение

Проходящая дамочка видит крепко выпившего мужика, лежащего на земле: «Вот, напился как свинья! Развелось тут алкоголиков проклятых!» Мужик, приоткрыв глаза, отвечает: «А у тебя ноги кривые — а я завтра трезвый буду!»

Тот, которого ты осудил, может покаяться, если уже не сделал этого.

* * *

Один архимандрит был немощен «русским недугом» — сильно пил водку. Служил крайне редко. Студенты духовного училища насмехались над ним и осуждали.

Недавно спросил: «Как там этот батюшка?» Сказали, что ушел в монастырскую братию, в одночасье и полностью исцелился от пьянства. Теперь светлый и благообразный, часто служит. «А где насмешники и судьи?» Один униатский «парох», другой раскольничий батюшкО…


Пост

Старушка спросила, как ей соблюдать пост. Мол, к вере пришла поздно, здоровье слабое, навыка постничества не имела. Батюшка дал ей самое суровое благословение: весь пост не смотреть телесериалов, а время это посвятить молитве.

Латиноамериканские телестрасти стали для старшего поколения бесовской ловушкой. В них увязают, как мухи в липучке. Совсем не боятся умереть без покаяния. Боятся отойти в мир иной, не досмотрев «про Лопеса, Гарсию и инженера Мендисабаля».


Гонения

Приходил «ревнитель веры». Говорил, какие плохие сейчас священники: пьяницы, негодяи, развратники… Сказал, что Церковь надо «очищать». Батюшка «посочувствовал» ему:

— Наверное, жалеете, что поздно родились? Вам бы жить в 30-е годы…

— Да, батюшка. Вот в дни гонений я бы и мученичества сподобился…

— Нет. В дни гонений Вы бы сломя голову бежали в НКВД с просьбой помочь «очистить Церковь»…

* * *

Наши храмы разрушали не инородцы. Те самые Васыльки та Ванюшки, которых мамы водили к заутреней в начале ХХ века. Внешнее благочестие без сердечной Веры и любви к Богу приносит страшные плоды…

* * *

Престольный праздник. В храме теснота. Кадильный дым заполнил своды. Мерно и торжественно идет служба. Ярко светит летнее солнышко…

…Вдруг небо потемнело. Подворье храма наполнилось гулом тяжелых грузовиков. Крепкие ребята в касках, с автоматами ввалились в храм. Старший, с портупеей, став посредине, громко сказал:

— Так! Туристы, которые просто «зашли посмотреть» могут отправляться по домам. Всем верующим — на месте, лицом к стене!!!

Как-то вмиг стало малолюдно. Да и батюшки не все остались…

Ярко светит летнее солнышко. Вновь обилие молящихся в храме. Что это мне вдруг почудилось?

Господи! Не попусти ногам моим уйти от Тебя!


Крестоношение

«Всякое ныне житейское отложим попечение…»

Чтобы пойти за Христом не стоит долго собираться. Тебе не придется долго упаковывать вещи в контейнер и заказывать фургон. Просто возьми свой Крест и иди…


Расколы и ереси

— Почему Вы говорите, что нельзя ходить в раскольничьи храмы. Ведь Бог один, да и служба там такая же?

Вместо разговора о наличии благодати, батюшка предложил вопрошающему поесть конфет. Дал две, с виду одинаковые. Одна простая, вторая «пустышка». Свернутый фантик — «старый детский фокус». Разница есть.

Рядом с Кирилловской церковью есть место, где каждый может объявить себя Киевским Патриархом. Но прислуживать ему будут санитары…

* * *

Современное сектантство похоже на пластмассовую ёлку. Для «малогабаритной» души вполне удобно — не занимает много места. Все веточки ровненькие — ни сучка, ни задоринки. Не осыпается, не портится. Если мешает — можно разобрать и спрятать в кладовку. Чтобы изобразить «ёлочный» Дух, предлагается попшикать входящим в комплект спреем.

Но ощущение пластмассовой искусственности все равно не проходит. Хочется натурального, Живого.

Харизматы — псевдоевангельский «гербалайф». «Опирамидили» душу…

Сектантское «богослужение» — «Партсобрание им. Иисуса».


Башнёр

Со слов семинариста А.Л.

«Башнёра» считали глупым. Он был неразговорчивым, каким-то «серым». В короткие перерывы между боями он с педантичностью маньяка перебирал свои «игрушки» — КПВТ и ПКТ. Чистил, смазывал, выверял, пристреливал. Когда пулеметы были в полном порядке, протирал от въевшейся афганской пыли приборы наблюдения. Скрупулезность рбота. На выходах тоже не унимался — постоянно крутил башней нашего БТР-70, раздражая сидящий на броне десант.

Путь лежал через заброшенный кишлак. Мин не ожидалось. Вперед все же пустили БМР-ку (Боевая Машина Разграждения — «тральщик»). Дорога была относительно безопасной, но можно было нарваться на шальную пулю «местного чапаева», отбившегося от племени. Десант перебрался с брони внутрь машины.

…Моджахед-одиночка молча ждал, когда бортовой люк БТР-а шурави поравняется с проломом в дувале. Точный выстрел из гранатомета РПГ-7 «доработанной» гранатой перебьет бронемашину пополам. У неверных не будет ни малейшего шанса выжить! А он затаится на время в колодце-кяризе, чтобы получить потом милости от Аллаха и деньги от «белобрысого американа». Что это русские башней крутят?

Башнёр продолжал «крутиться». Краем глаза уловив чью-то тень, вдруг дико заорал. В следующий миг всё утонуло в грохоте его пулемётов. За дувалом раздался взрыв. Бронегруппа на мгновение замерла, десант повыскакивал из БэТэРа, занимая оборону. Но все вокруг было тихо…

Одна из первых выпущенных БТР-ом пуль угодила прямо в гранату. Душмана-гранатометчика разнесло в клочья. Лишь дымящиеся обрывки халата на узловатом дереве напоминали о провалившейся засаде.

Башнёр получил тогда БЗ-шку (медаль «За Боевые Заслуги»). С той поры прошло много лет. Но каждый из нас обязан жизнью «глупому» Башнёру.


Записки на полях израненной души

Один послушник в унынии пришел к духовнику:

— Батюшка! Я уже 5 лет в монастыре. Вроде и вечерние молитвы читаю, а ночью война снится. Снятся погибшие ребята из нашей роты, снятся притаившиеся за камнями душманы… Будто снова куда-то бегу, в кого-то стреляю… Неужели я такой пропащий человек, что до сих пор одержим злобой и человекоубийством?

— О погибших друзьях помолись. А про остальное я тебе лишь «по-книжному» ответить могу… Сходи-ка лучше к Старцу, отцу N. Он тебе проще объяснит.

Убеленный сединами старец внимательно выслушал и кротко улыбнулся:

— Не отчаивайся, сыночек. Я уже 50 лет как с войны пришел, а мне Сталинград до сих пор снится. Такой Крест у солдата… Господь попускает нам памятование скорбей не для того, чтобы мы унывали, но чтобы более помнили о Его милосердии и ценили время жизни нашей.

«Когда я впервые стрелял в человека, я не испытывал никаких эмоций. Все чувства просто растворились в суматохе боя. Дал короткую очередь — бородатая голова в чалме дернулась и скрылась за камнем. Как мишень в тире. Через пару минут рванули вперед. Пробегая, я оглянулся на убитого душмана. Мне и раньше доводилось видеть убитых. И наших, и ихних. Но этот, с дыркой в голове, был мой. Я убил человека. Потом были и другие, но этого, первого, я не забуду никогда. После того боя мне было плохо. Муторно на душе, тошно. Предложили „травы“ — слава Богу, отказался!»

* * *

Пришла женщина в черном. Просила отпеть сына-самоубийцу. Батюшка спросил, как это произошло. Оказалось, что ее сын подорвал себя гранатой вместе с врагами, не желая попасть в душманский плен… Сердце подсказывало ответ, но отправил ее за советом к епархиальному архиерею. Владыка благословил отпевать. Один из собратьев сказал батюшке, мол, не стоит такого отпевать — мол «и в плену люди живут». Батюшка ничего не ответил. Стоило ли рассказывать человеку, сидящему в теплом кресле об ужасе афганского плена?

* * *

1992 год. Видел в Лавре двух казаков. Первый был немолод. Лихо закрученные усы, хитроватый бегающий взгляд. Весь в лампасах, аксельбантах, немыслимых золотых погонах с обилием звезд. Явно пошитая на заказ форма. Гроздья каких-то непонятных наград «за ледовое побоище».

Второй был проще. Форма из советской парадки. Погоны с сержантскими лычками и споротыми буквами «СА». На груди советская медаль «За отвагу», о происхождении которой красноречиво говорил багровый рубец на лице хозяина. Совсем молодой с седыми висками и глазами старика.

Долго смотрел им в след — старому скомороху и молодому ветерану.

* * *

Старец Паисий Святогорец рассказывал о некоем монахе, радовавшемся, что самолет похож на Крест, плывущий по небу. Современные Стелсы (истребитель-бомбардировщик F-117A и стратегический бомбер B-2) похожи на бесов… Да и вертолеты уже больше не похожи на добрых железных стрекоз. Демоноподобие…

* * *

Восемьдесят процентов боевых потерь — по своей вине. Чего-то недоучил, недосмотрел, не отработал, не учел. В остальных двадцати твоей вины нет — просто Господь призвал.

На войне принимают Божию волю — смерти не ищут и от смерти не прячутся.

* * *

«Историки когда-нибудь будут долго спорить, правы ли были тогда политики. Эта война стала нашей болью, нашим позором. Но она стала и нашей гордостью, нашей славой — ибо ее прошли лучшие сыны Отчизны».

Эти слова стоит написать на памятнике
«СОЛДАТУ ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ».


Ранее опубликовано: ОТРОК.ua № 2

«Наколи мне, кольщик, купола…»

Нас захлестнула мода на наколки. Разноцветные и обычные, они украшают тела многих. Считается, что это что-то вроде граффити, но только на теле. Что это и протест, и желание выделиться, и много чего еще. Это уже целая культура. Наколки делают себе актеры, футболисты, политики… Есть уже даже целые музеи, в которых можно увидеть весь спектр рукотворных изделий.

Наколки-юморески, наколки, говорящие о сексуальной ориентации… Но всех чаще можно встретить наколки, сообщающие о социальном статусе их владельца. Например, бабочка или одинокая птичка говорит о том, что данная дама свободна и готова ко многому. Таких сигналов на теле нынешней молодежи очень много: на ногах, руках, головах… Можно даже не спрашивать ничего, а сразу предлагать то, о чем сигнализирует та или иная наколка.

История татуировки насчитывает около 4000 лет. Делать узоры на теле стали еще при первобытнообщинном строе. В то время наколка указывала на принадлежность к определенному роду и на социальный статус ее владельца. Кстати, самые древние татуировки были найдены при раскопках египетских пирамид на высохшей коже мумий.

Некоторые народы из века в век верили, что изображения на теле обладают разными магическими свойствами: оберегают детей от сглаза, взрослых защищают в бою и на охоте, стариков хранят от болезней. При этом магическую силу тату почитали не только дикари: в XVIII–XIX веках британские моряки часто накалывали у себя на спине огромные распятия, надеясь, что они уберегут их во время плавания. А у арабов самым надежным защитным талисманом считалась татуировка с текстами из Корана.

Но в России наколка все же имеет явный уголовный подтекст. В сталинское время, когда осужденные по политическим статьям заполонили тюрьмы, появилась уркаганская наколка. Чтобы выделить своих, уголовных, и транслировать нужную информацию. Наколки сразу стали массовым явлением. Кстати, популярны были рисунки со Сталиным и Берией. Считалось, что если наколоть портреты вождей в районе сердца, стрелять в него не будут, надо только рубашку рвануть.

Кольщики на зоне – уважаемые люди; чаще всего это бывшие художники, попавшие на зону за преступления.

У В. Высоцкого есть такая песня: «А моя, верней, твоя татуировка, много лучше и красивей, чем его». Так как на зоне не разрешали носить портреты любимых женщин, их рисовали на теле. Еще кололи иконы, картины известных художников. Использовали иглу-машинку, обмотанную ниткой (как пропитку), и тушь. Процедура достаточно болезненная. Вершиной всего этого художества стали наколки с православной символикой, но сообщающие о том, что перед вами человек, имеющий такую-то уголовную историю или принадлежность к такой-то тюремной касте (масти): на спине и груди стали колоть купола, каждый из которых сообщал о ходке в «места, не столь отдаленные». Видимо, осужденные все-таки верят в то, что храмы на их телах сделают их не только привлекательней и мужественней, но и защитят, как тех моряков далекого прошлого, которые накалывали себе распятия.

Дети в детских домах тоже делают себе наколки.

Была у нас в детском доме такая шуточная интерпретация слов песни: «Синий-синий иней лег на провода…» – это изрядно исколотый зек. В детский дом частенько приезжали бывшие воспитанники уже в наколках, отбыв наказание в тюрьме. Многие ребята, подражая им, кололи и себе, копируя то, что видели. Актеру Евгению Леонову, игравшему в фильме «Джентльмены удачи» якобы маститого уголовника, гротескно нанесли наколки, каких, в общем-то, в уголовном мире и не было, чтобы сбить ореол романтизма с тех, кто сидит на нарах советских тюрем. Это смотрится даже смешно. Но нынешняя ситуация с наколками в подростковой среде не такая уж и смешная.

К сожалению, все чаще вижу, как дети-сироты и дети, живущие в спецшколах или находящиеся в СИЗО, накалывают себе наколки, за которые в тюрьме очень даже строго спрашивают. Потому что детки еще «не имеют права» на эти наколки. Есть даже такое тюремное понятие – «спрос за беспредел». Дети об этом узнают уже много позже. Наличие «детских глупостей» дает повод сразу «опустить» человека в низшую касту. Но не знающие этого сироты стараются обезобразить себя еще до входа в ворота тюрем. Когда ты проведешь с ними разъяснительную беседу о том, какой смысл несет та или иная наколка, они бегут сводить ее, порой на деньги спонсоров. Но шрамы остаются, значит, вопрос, что это было, все равно зададут им, если они все же попадут в камеру.

Часто подростки колют наколки уже в СИЗО, не получив еще судебного приговора. Они наносят себе всевозможные аббревиатуры, чтобы идентифицировать себя как часть этой системы. Сам факт, что они в камере, кружит им головы, и они видят себя Леньками Пантелеевыми, грозой Питера 1920-х годов, не осознавая, что это дорога совсем в другую сторону. Наколки делают и девочки, но, конечно, не такие «суровые», но также транслирующие социальное состояние. Любое ощущение причастности к какой-то группе себе подобных подогревает в детях стадное чувство, а наколки только усиливают этот эффект.

Для подростков, имеющих некоторые комплексы в саморазвитии, наколка является компенсаторным замещением их иллюзий об образе мужчины. Ильи Муромцы не бередят их души, их кумиры из глянца и кино. Исколотый Бред Питт, например. Но у детей, копирующих образы сильных и успешных героев, нет никакой возможности к саморазвитию, потому что, натянув на себя чужую маску, они удобно живут под ней. Но когда они оказываются в трудной жизненной ситуации, когда надо показать не то, что ты наколол, а иные качества, они становятся заложниками своего ничегонеделания.

Почему дети колют наколки? Почему их кумирами становятся уркаганы и герои кино? Почему они разрушают образ Божий тем, что колют на себе? Ведь наколки уродуют не только то, что снаружи, но и то, что внутри, они делают их самих хуже и уводят от тех ценностей, которые могли бы привести их к жизни вне этого социополя. Конечно, потому, что рядом нет взрослых, которые своей жизнью, примером показывали бы этим детям, что можно жить иначе, не тратить время на глупости. Это могут быть спортивные тренеры или просто неравнодушные люди, желающие подарить этим детям смысл жизни. Чтобы они не корежили свои еще молодые тела и души тем, что колют на себе купола. Купола, к которым надо приходить, ища в Боге любовь и защиту.

А пока… «У него душа исколота внутри…» (В. Высоцкий).
Александр Гезалов

30 ноября 2010 года
+

В итоге - здравствуйте, «общество потребителей» приветствует Вас

 

Сегодня наступило время, когда все нас окружающее подстегивает стать не просто потребителями, но потребителями с большой буквы.


Как же получилось так, что милосердие, сострадание, любовь к близким и др. исконно присущее нашему народу  вдруг заменилось   тем, о чем предостерегает  Евангелие?

«Общество виновато», - напрашивается ответ, и, возможно, в этом даже есть доля истины: социум сегодня живет «жаждой благосостояния». Но ведь родители обязаны обеспечивать своим детям образование и по мере взросления всем необходимым для жизни? Да, должны.  Но когда человек переходит определенную грань, и его желание несколько трансформируется, вот тогда начинается погоня за призраком…

Сегодня нужно одно, завтра - другое, послезавтра  - третье, и не потому, что  это действительно необходимо, а потому что у нас должно быть самое модное, самое лучшее, самое передовое. И так без остановки. Мне нужно, нужно, нужно… И так день за днем.

В итоге - здравствуйте, «общество потребителей» приветствует Вас!

И совсем ни причем тут общество, совсем ни причем реклама, совсем ни причем сосед, у которого новая машина – это наша жизнь, и строим ее мы.

Погоня за материальным достатком – это поклонение мамоне. За ней человек забывает, что Господь говорил о невозможности   служить и Ему и мамоне. Значит, ведя такую жизнь, человек служит не Богу…

Необходимость поддержания материального достатка на высоком уровне заставляет находиться на взводе ежеминутно, ведь нужно все успеть, ничего не упустить, и как результат - постоянное состояние стресса. Ни времени, ни сил, к примеру,  на супруга(у)  уже не хватает, а его (ее) попытки заботы натыкаются на взрывы гнева (дома-то можно расслабиться, выпустить пар, это на работе нельзя, т.к. это отрицательно скажется на имидже, что для бизнесмена, или бизнесвумен просто недопустимо).

Душа незаметно черствеет, сердце ожесточается и постепенно человек превращается в машину по зарабатыванию денег. Он  уже не слышит голоса совести, или тот настолько слаб, что человек с легкостью находит аргументы в пользу не благопристойных поступков и оправдывает неисполнение Заповедей. Ему  уже не интересны люди, он не откликается на просьбы, его интересует только собственное благополучие, собственное удовольствие, собственный достаток….

Каковы перспективы? Малоутешительные. Талант, данный Богом,  был  потрачен на СЕБЯ, растрачен в собственное удовольствие.

Протоиерей Андрей Ткачев — « Знаю – не знаю»

 


 

Протоиерей Андрей Ткачев — «Знаю – не знаю»


Сколько в мире прекрасных слов! Забудем на время о Символе веры и о словах любовных признаний. Обратим внимание на чудесную фразу «не знаю». Бог видит, что я не вру, когда говорю о её красоте. Она ничуть не менее красива, чем торжествующий крик «Эврика!»

От человека, который заявляет, что знает всё, нужно бежать, как от прокажённого. Напротив, человек, смиренно говорящий: «Я этого не знаю», — приятен. Он даже красив в этот момент, независимо от черт лица, пола и возраста.

Один кричит, что даст ответы на все вопросы, и к нему бежит толпа людей, как правило, состоящая из тех, чьи вопросы несерьёзны. Другой говорит, что нечто превосходит его понимание, — и с ним хочется общаться. Он знает главное — границы своего понимания.

Незнание спасает. Вот в аквариуме плавает рыбка. Она, по сути, находится в тюрьме, и за ней то и дело безразлично наблюдают. Если бы рыбка знала о своём унижении, она отказалась бы есть и через два дня всплыла бы брюхом кверху, мёртвая от обиды и праздных взглядов. Вместо этого она плавает по одному и тому же маршруту, приближается к стеклу в ответ на стук ногтя, и по ней видно, что она — не человек. Осознанное страдание — не её чаша.

Мы тоже немножко в тюрьме, и за нами тоже наблюдают. Причём не немножко. Но мы этого не знаем, не чувствуем, и оттого бываем счастливы и беззаботны.

Я, к примеру, не знаю, о чём думает сосед в маршрутном такси. Если бы мне это было известно, мог бы я спокойно ехать рядом? Вряд ли. Если бы мне были открыты изгибы и повороты судеб всех людей, с которыми я пересекался в жизни, разве мог бы я жить спокойно? Разве мы подавали бы друг другу руки, если бы всё друг о друге знали? Вопрос риторический. Не подавали бы. Мы бы возненавидели друг друга, возгнушались бы своим соседством. Заповедь о любви предполагает некое божественное незнание о тайне человека и нежелание в эту тайну проникать. Вот почему любовь к грешнику, не гаснущая при виде его грехов, выше и чудеснее, чем воскрешение мёртвых.


Наше незнание — такой же подарок от Бога, как и наши относительные знания и умения. Из этой светотени, из сложных сочетаний «знаю — не знаю» и составляется красота человеческого мира. Пусть нам твердят о том, что мир не чёрно-бел, что в нём есть много оттенков. Всё-таки чёрно-белые фотографии рельефней и сочнее. Они лучше ловят момент и передают жизнь. Пёстрые цвета — это лубок и почтовая открытка, отправленная к Рождеству без всякой веры в воплотившегося Бога. Чёрный и белый цвет с богатством оттенков — это правдивая и вовсе не однообразная жизнь. И одна из сторон сложной чёрно-белой правды — сложное сочетание «знаю — не знаю».

Знаю, к примеру, что умру, но не знаю — когда. Даже знать не хочу, чтобы этим поистине убийственным знанием не отравить радость новизны и свободу творческого поведения. Знаю, что грешен, но не знаю насколько, потому что не я себе судья и не за мною слово оправдания или осуждения. Я много знаю, и ещё больше не знаю. Моё незнание радует меня ничуть не меньше, чем интеллектуальный экстаз, рождённый решённой задачей или новой понятой мыслью. Отказываюсь от желания знать всё. Хочу быть рыбой, счастливо плавающей в ничтожном, но достаточном пространстве аквариума. Хочу только быть молящейся рыбой. Хочу быть Гамлетом, познающим Вселенную из маленькой скорлупы, но не боящимся ночных кошмаров.

Не нужно гордости. Не нужно лишнего пафоса. Даже улетая в космос и возвращаясь, человек не должен говорить: «Я покорил космос». Ты, человек, просто засунул любопытный нос в новый мир, и тебя, дурака, там потерпели. Всегда пожимал я плечами, слыша из уст моряков или альпинистов речи о том, что они «покорили» море или горные вершины. Ты залез высоко и счастливо слез. Ты всё ещё жив, а вершина как стояла, так и стоит. Нет никаких гарантий, что ты залезешь на ту же высоту ещё раз. Откуда пафос покорения?

Может быть, ты покорил себя, свой страх, свою лень? Но тогда это другой разговор. Это и есть путь. На этом пути победы славнее и необходимее. Мир внешний познаётся изнутри. Огромность внешнего мира блекнет перед глубиной внутреннего. И загадок там больше.

Саранча сожрала посевы пшеницы, но так и не познала пшеницу. Жадный ум захватчика опьянел от внешних успехов. Это не навсегда, я вас уверяю. Если ум не смирится и в звательном падеже не обратится к Богу — Господи! — всё сильно изменится, не к радости гордого естествоиспытателя.

Может случиться, что человек захочет пить, но воды не будет. Вместо настоящей воды, журчащей, искрящейся, прохладной, останется только формула воды. Она никого не напоит, эта формула. Она только раздражит того, кто её знает. Так раздражает химический состав хлеба, поданный на листе бумаги голодному вместо настоящей краюхи. Это бессилие и раздражение от ложных успехов — перспектива всякого гордого знания. Вода в тот день, день жажды и голода, будет только у рыбы. Или у того, кто чуть-чуть похож на рыбу — то есть доволен маленьким пространством и счастлив внутри него, не желая проглатывать жадным умом всю Вселенную.

08 Октябрь 2010


http://www.pravoslavie.ru/smi/41935.htm

Можно ли потерять себя в церкви. Часть 1.

Пожалуй, я не ошибусь, если скажу, что самой большой ценностью в современном мире считается человеческое “я”. С малых лет человеку внушают, что нет ничего важнее отстаивания им собственных интересов, нет ничего интереснее и прекраснее проявлений его индивидуальности, какими бы они ни были.

Нам говорят, что такое самоощущение — естественный и закономерный результат развития человечества, воплощение его самых светлых идеалов, которые были заложены в эпоху античности. Правда, сомнительность такого мировоззрения уже в античные времена (когда, кстати, представление о личности было довольно смутным) была очевидной. В еврипидовской “Медее” муж оставляет героиню, отнимает у неё детей, а саму её изгоняет, — потому, что опасается её мести. Но его представление о характере супруги оказывается неполным: на издевательский вопрос вестника: “Что у тебя осталось, гордая Медея?” она в ярости отвечает: “Я! И этого достаточно”, — и приступает к планомерному уничтожению людей: убивает соперницу, её отца и собственных детей. Вот такое видение человеческого “я” в его наивысшем проявлении оставил нам в наследство великий греческий драматург.

В нашем обществе с советских атеистических времён сохраняются некие стереотипы. Один из них провозглашает свободу личности вершиной человеческой культуры; второй указывает на Церковь как на институт подавления человеческой личности, всех её свободных проявлений.

К сожалению, стереотипы страшно живучи, причём чем больше они лишены обоснования, тем сильнее укрепляются в качестве прописной истины. Те, о которых мы говорим, приняты даже в самых образованных кругах, потому что при сколь угодно высоком образовательном статусе знания человека о христианстве и Церкви могут быть совершенно превратными. И поскольку сегодня в Церковь приходят, как правило, взрослые, вполне сложившиеся люди, то даже если они всерьёз ищут Бога, с уважением воспринимают то церковное учение, которое познают, они всё равно подчас спотыкаются об эти стереотипы и начинают задумываться: не теряет ли человек в Церкви собственное “я”?

Действительно, в Церкви внимание к слову “я” всегда было очень пристальным и настороженным. С одной стороны, признавая высочайшее достоинство человека как образа Божия, Церковь говорит о том, что каждый из нас индивидуален и неповторим. Индивидуальность — это то, что заложено в человека Богом: совокупность его талантов, способность к миропознанию, — и в таком понимании слово индивидуальность не несёт никакого отрицательного смысла.

Но современный мир называет индивидуальностью, собственным “я” нечто совершенно другое — то, что святые Отцы понимали под словом самость. Самость — это когда человек делает своё “я” мерилом всего окружающего, а в конечном итоге — всего мироздания, и все события, происходящие вокруг, других людей, их поступки оценивает именно через призму своего “я”. В этом смысле даже с точки зрения расхожего представления о человеческой нравственности самость — недостаток, понятие того же ряда, что и эгоизм. А с точки зрения святых Отцов воля человека, понимаемая как его самость, — медная стена между ним и Богом (преподобный Пимен Великий).

Нашему современнику, как правило, ещё не обладающему опытом духовной жизни, трудно это понять. И это неудивительно, потому что мы даже не сознаём порой, насколько катастрофично то, что бльшую часть информации об окружающем мире и о своей собственной природе человек получает сегодня из недостоверных источников, какими являются массовая культура, реклама и СМИ. Вся мощь этого потока направлена на то, чтобы взрастить в человеке непоколебимую уверенность в абсолютной ценности его собственного “я”. К чему это приводит?

На уровне своей внутренней жизни человек оказывается совершенно дезориентированным. Находясь на воображаемом пьедестале, он не может построить нормальные, здоровые, добрые взаимоотношения с людьми, тем более — предать свою жизнь Богу, довериться Ему. На другом уровне, во всех областях человеческой деятельности это всё складывается в парадоксальную ситуацию: первенство уверенно завоёвывает воинствующий непрофессионализм. И это неудивительно: если человек стремится утвердить своё “я”, свою индивидуальность как самое ценное, что есть на свете, то учиться необязательно, осваивать азы профессии, так называемую “школу” — излишне, изучать и учитывать опыт предыдущих поколений — напрасная трата времени. Сплошь и рядом мы видим: непрофессионал дерзает войти в сообщество профессионалов, просто заявив: “А я вижу это так”.

И люди, которые понимают, что это его «видение» не стоит выеденного яйца, что оно наивно и даже безумно, уже боятся называть вещи своими именами, поскольку их могут обвинить в неуважении к личности. Возникает лавинный эффект: человек случайно или преднамеренно встретился и поговорил с кем-то “нужным”, тот благодушно решил, что в речах его что-то есть, помог опубликовать нечто в газете, а то и выступить по телевидению... И дело сделано: отныне его будут и печатать, и приглашать, и представлять как философа-политолога-историка-культуролога (и очень скоро — со всесокрушающим довеском наш известный...). И даже не потому только, что критерии истинного знания размыты и что СМИ обладают колоссальной силой воздействия, но и потому что считается необходимым уважать право личности на личное мнение и на высказывание этого мнения. Правда, при этом заметно, что во всех проходящих в СМИ общественных дискуссиях некоторые выступающие “более равны” [1]...

Эффект “голого короля” из сказки Андерсена со временем не только никуда не исчезает, но наоборот, усиливается, — может быть, и потому, что не находится эфирного времени для ребёнка настолько наивного, чтобы он мог крикнуть: “А король-то голый!” [2]. Особенно заметно это на примерах так называемого авангардного искусства: вещи, которые на взгляд огромного количества людей являются всего лишь новым платьем короля, занимают места в музеях, о них пишут книги, их изучают, продают и покупают за огромные деньги. Из них даже устраиваются выставки в … притворах храмов.

Символом, знаковым явлением авангарда считается “Чёрный квадрат” Малевича. Мне всегда было интересно узнать, что на самом деле думал этот художник, видя такой ажиотаж вокруг своих бесчисленных чёрных (красных, белых) квадратов (крестов, кругов)? Очень показательно, что как на первой выставке, где был представлен “Чёрный квадрат” (в 1915 г.), так и на совсем недавних экспозициях, в состав которых он входил, подчёркивалось, что эта картина занимает место иконы в красном углу, что она создана в противоположность иконе [3]. Всё это, конечно, не случайно. Путь человека, каким видит его современное искусство — это путь к абсолютной самости, который не просто уводит творение от Создателя, заставляя забыть о Нём, но и придаёт безумную смелость бросать Ему вызов (Рече безумен в сердце своем: несть Бог [Пс 13:1]).

Невозможно отрицать, что древнерусская культура обогатила человечество несомненными шедеврами. А между тем её по праву можно назвать культурой смирения; наверное, это её главное основополагающее свойство. Но беда в том, что стараниями многих поколений общественных, политических деятелей и публицистов слово смирение в языке секулярного общества приобрело несвойственный ему смысл чего-то серого, умственно и эстетически убогого, заурядного.

На самом деле смирение — это глубоко укоренённое в сознании понимание сущности предстояния человека перед Богом. Смирение — это умение властвовать собой перед лицом Божиим, трезвое понимание своей роли в мире, причём не только относительно его Творца, но и относительно других людей, — и не только людей, но и всякой твари. Смирение человека творческого способствует расцвету его таланта, между тем как личностные амбиции зачастую ведут к творческой деградации. Вопреки распространённому мнению, уныл и однообразен — грех, ибо отец его, он же князь мира сего, пуст и бесплоден. Бог же как совершенный Творец одаривает смиренного творческим даром: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (Иак 4:6).

Попытаемся рассмотреть, как именно проявляется смирение в культуре Руси, и начнём с речевой культуры. Обратитесь к любому памятнику древнерусской письменности — и вы увидите, что автор, летописец, переводчик, составитель, переписчик всячески подчёркивают, что их собственный труд совершенно ничтожен, незначителен. В этом — глубокое понимание того, что творчество есть дар Божий, а такое понимание влечёт за собой и искреннее самоумаление пред Богом. Оно ничего общего не имеет с униженностью; просто человек испытывает благодарность к Творцу и умеет трезво взглянуть на себя: Кто Он — и кто я?

Нужно сказать, что жёсткого требования анонимности письменной культуры в Православии нет. Творения отцов Церкви личностны; в православной гимнографии приняты указания на авторство: в богослужебных книгах перед текстом канона или стихиры обычно пишется, например, творение господина Иосифа. В самих текстах канонов имя их авторов может быть заключено в виде акростиха, так называемого краегранесия: первые буквы тропарей образуют соответствующее надписание.

В молитве перед отпущением грехов кающемуся священник называет себя недостойным, и это не фигура речи, а трезвая констатация. Точно так же ощущают своё недостоинство и те, кто создаёт произведения церковного искусства. Так, когда иконописец готовится к своему труду, он не только подбирает и грунтует доску и выбирает образцы, но и себя готовит постом и молитвой. Для него время написания иконы — это время духовного труда, предстояния перед Господом. И вот — с древнейших времён ни один иконописец никогда не ставил своего имени на иконе [4]. Это было немыслимым, потому что когда человек творил в Церкви, посвящая свой труд Богу, ему не приходило в голову каким-то образом отмечать своё авторство.

Современная текстология отмечает некоторые взаимозаимствования в книгах святых Отцов. Сегодня использование никак не выделенных цитат назвали бы плагиатом, автора укорили бы в использовании чужой интеллектуальной собственности. Но когда замечательный мыслитель и подвижник, подаривший миру удивительные по своей глубине толкования Священного Писания или описание аскетического опыта, вдруг вносил в свой текст “без кавычек” слова какого-то другого автора, это вовсе не было признаком творческой беспомощности — просто здесь этот текст был уместен, потому что очень точные слова относительно описываемого явления уже были найдены [5]…

Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу (Пс 113:9). Эти слова псалма были очень глубоко поняты и приняты христианскими авторами, ведь по мере духовного роста человека его чувство самости уступает место чувству общности в Боге.

Можно ли потерять себя в церкви. Часть 2.


Приходя в Церковь, человек просто не может “потерять себя” — человеческая душа пред Богом не может потеряться, она драгоценна для Него. Однако если он по-настоящему становится христианином — меняется его восприятие мира, его чувства и поступки. И хотя они становятся более правильными, это может быть непонятным для окружающих — так рождаются упреки “со стороны” в том, что человек потерял себя. Насколько они оправданы?

Когда христианин начинает борьбу с грехом, он видит, что в его жизни многое не так, но не имеет ещё навыка “различения духов”, не имеет рассудительности и трезвости (а это самые ценные и на самом деле самые тяжело приобретаемые качества). У него зачастую нет перед глазами живого примера христианской жизни. Порой нет и духовника, с которым можно было бы посоветоваться. Главная проблема современного христианина — он обрёл веру, но не знает, как ему реализовать её в своей жизни, как жить по-христиански. Ему хочется совместить веру со своей привычной жизнью, — но необходимо ведь и от чего-то отказаться.

У неофита, который всю свою жизнь провёл вне Церкви, возникают вопросы, которые могут показаться кому-то маловажными: можно ли слушать музыку? а можно ли заниматься спортом? можно ли читать какие-то книги, кроме духовной литературы? Вот авву Дорофея прочитал, Феофана Затворника тоже… А можно ли, просто чтобы отдохнуть, Донцову с Акуниным?.. Как трудно оказывается оторвать от себя не только грех, но и какие-то устоявшиеся привычки, — то, что на поверхности!

Если уж говорить о допустимости или недопустимости чтения светской литературы, то здесь не может быть обязательных для всех категорических указаний. Всё зависит, во-первых, от того, кто читает, потому что на разных людей одна и та же книга может повлиять по-разному — помочь или повредить; а во-вторых, немаловажен и выбор литературы. Всё-таки есть книги однозначно вредные, отстаивающие в качестве ценностей прямо враждебные человеку (любому, а не только верующему) воззрения. Есть книги просто пустые, которые читают для того, чтобы развлечься, отвлечься (от чего?), наконец, просто-напросто убить время, — как будто его у нас с избытком, как будто не ценен в деле нашего духовного возрастания каждый миг. Точно то же и с музыкой — но никто ведь не призывает уверовавшего отвергнуть Баха, Моцарта, Вивальди.

На первых этапах человек часто движется ощупью, хотя на самом деле его интуиция во многом правильна. Очень многое из того, с чем он сроднился, живя без Бога, действительно лучше оставить, потому что это несовместимо с верой, с поведением христианина, — но нельзя перечёркивать всю свою жизнь. А поскольку дара рассудительности нет, то, конечно, какие-то щепки и летят…

* * *

Для того чтобы трезво относиться к самому себе, надо приобрести верное представление о человеческой природе. Надо помнить, что человек весь повреждён грехом, поэтому он легко склоняется ко греху, легко совершает его. Мы удобопреклонны ко греху, легче грешим, чем творим добро. И всё же именно наши разум и чувства дают нам способность к богопознанию. Наша вера — не “слепая”.

Разум, обученный рассуждать, владеет таким инструментом, как логика. Он способен наблюдать, анализировать, накапливать некие примеры одного ряда, связывать их друг с другом. Разум способен остановить человека, поддавшегося внезапно вспыхнувшему чувству. Человек, живущий эмоциями, чаще делает ошибки; не рассуждая, он может “наломать дров”.

Но что такое общение с Богом? Для человека оно ни на что не похоже. Логика подводит: у разума нет прецедента, он не может классифицировать, отнести общение с Богом ни к одному из привычных видов общения… А при этом чувства становятся тем открытым “окном”, в которое мы видим Бога. Однако нужно не просто увидеть Его и застыть поражённым, но принять, впустить Бога, открыть Ему двери своего сердца. И здесь уже должен вступить в действие разум: должно начаться познание самого себя, основ духовной жизни, должно прийти осознание своей греховности, немощи — тогда у человека появится воля к исправлению и всё будет более или менее правильно.

По мере того как человек, ведущий духовную жизнь, очищается и приближается к Богу, его “я”, его самость действительно исчезает — но не в привычном для нас смысле. Индивидуальность не уничтожается как нечто бессмысленное и никому не нужное — просто в человеке начинает действовать Бог. Он действует в нас настолько, насколько мы предоставляем Ему такую возможность, в зависимости от того, какое место мы позволяем Ему занять в нашей душе. Даже самая крохотная частица Божества неизмеримо больше любого нашего “я”, которое не уничтожается, не подавляется в верующем человеке — а растворяется в Боге. Духовная жизнь действительно меняет человека: из жертвы падшего мира он становится таким, каким его задумал Бог, то есть неизмеримо более совершенным, нежели он сам мог себе представить в самых дерзостных мечтах о том, каким он хотел бы быть.

Епископ Саратовский и Вольский Лонгин
Альфа и Омега, 2010, № 2 (58)

[1] В знаменитой сатире Дж. Оруэлла Animal Farm (это название переводили и как “Скотный двор”, и как “Ферма животных”, и по-другому) приводятся законы “общества всеобщего равенства” и поправки к ним: Все животные равны — но некоторые более равны. — Ред.

[2] Это усиление в современном обществе подметил в своё время Евг. Шварц: если у Андерсена вся коллизия разрешается именно этим правдивым восклицанием ребёнка, то в пьесе Шварца король реагирует так: “Я нарочно ... Я повелеваю: отныне все должны венчаться голыми!”. — Ред.

[3] Один современный искусствовед-священник на вопрос о содержании этой картины ответил лаконично: “Бездна; какое там ещё может быть содержание?”. — Ред.

[4] В позднее время это правило, к сожалению, стало нарушаться. С XIX в. отдельные иконописцы некоторых школ (например, Палеха) писали свои имена микроскопическими буквами на полях икон, а чаще — на обороте. Но это можно считать исключением, подтверждающим правило. — Ред.

[5] Лингвистическая семантика утверждает, что мысль, высказанная человеком, становится достоянием всего человечества. Эта закономерность не отменяет авторского права хотя бы потому, что “работает” на более высоком уровне: никто не собирается отнимать у сэра Исаака Ньютона его бином, но пользоваться им может каждый. — Ред.

Возьми свой крест...



Мысли по поводу

«ВОЗЬМИ СВОЙ КРЕСТ…»




Недавно встретил одну знакомую. Узнал, что она уже в третий раз замужем. Первый муж оказался, по ее словам, безпробудным пьяницей: пропивал почти всю свою зарплату и уже принялся продавать за безценок одежду и мебель. Женщина не выдержала и ушла от него к человеку непьющему, трудолюбивому; однако, как выяснилось позже, "ужасному скряге, дрожащему над каждой копейкой" и постоянно ругающему свою супругу за неоправданные расходы. И тогда моя знакомая сбежала к "новому русскому", который уже не отказывал ей ни в чем, но завел себе любовницу.
- Одни непутевые мужики мне встречаются, - с негодованием заключила она, - хоть опять разводись…

Такая вот судьба. И подобных случаев, когда человек, стараясь выйти из нелегкой ситуации, попадает в аналогичную или еще более худшую, я знаю немало. Например, одна женщина, узнав, что ее новорожденная дочь имеет серьезную патологию мозга, грозящую девочке пожизненной олигофренией, т.е. умственной отсталостью, написала заявление об отказе от своего ребенка. А ее родившийся затем сын оказался хроническим астматиком.

Или такой случай. Другая моя знакомая, решив избавиться от котенка, коего, по ее словам, ей стало не на что кормить, - вывезла его за город и бросила в овраг. Примерно через неделю ее обокрали, вынесли из квартиры почти все; и теперь она стала нуждаться еще больше.

К чему я привожу эти примеры? Да к тому, о чем уже давно предупреждают Святые Отцы Православной Церкви: нельзя стремиться сбросить с себя крест, посылаемый нам Господом, иначе Он может возложить на наши плечи ношу в несколько раз тяжелее прежней - для вразумления!

Цель сотворения человека заключается не в том, чтобы он сидел в мягком уютном кресле и, отхлебывая из чашечки кофе, смотрел телевизор - такие существа не представляли бы для Неба никакой ценности, - а в его духовно-нравственном развитии: "Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный" (Мф.5,48). И крест как раз посылается людям для того, чтобы они не предавались веселой и разгульной жизни, животным страстям и похоти, не были бы эгоистичны и себялюбивы, горды, надменны и равнодушны к страданиям окружающих. А в иных ситуациях - и с целью спасения души ближнего. Так, в описанном выше случае с моей знакомой, ее муж-пьяница, возможно, избавился бы от своего порока, прояви супруга к нему терпение и доброту, молясь о нем и уповая на Бога. Она же бросилась на поиски спокойной жизни без забот, тем самым не только не способствовав спасению души своего несчастного мужа, но и, вероятно, погубив свою.

Давно замечено, что среди прихожан есть такие, кои веру в Бога воспринимают как возможность получить от Господа безоблачную и обезпеченную жизнь, молясь исключительно о телесном здоровье, счастье в личной жизни, успехах, карьере… - по сути, прося Господа снять с них крест. Таким людям ап.Иаков сказал: "Просите и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений" (Иак.4,3). Порой такие христиане, возможно, сами того не осознавая, разделяют убеждения Льва Толстого, считавшего, что и евангельские заповеди даны человеку исключительно ради облегчения его земного существования. Действительно, если бы все люди, как один, "возлюбили ближних, как самих себя", многое в нашей жизни изменилось бы к лучшему - исчезли бы войны, терроризм, преступность. Однако главные и очень существенные следствия первородного греха, связанные с изменением физиологии человеческого организма, - болезни, старение и смерть - все равно бы остались (ибо таков закон Всевышнего, возвещенный в Библии: "человекам положено однажды умереть…" (Евр.9,27)), и они перечеркнут любые попытки людей обрести счастье в физическом мире. Вспомните слова Спасителя: "Царство Мое не от мира сего" (Ин.18,36), а также: "В мире будете иметь скорбь" (Ин. 16,33).
А потому, по мнению Святых Отцов, земля - не место для рая, а всего лишь стартовая площадка к нему, полигон для испытания человека на предмет его сознательного выбора между грязью и чистотой, эгоизмом и милосердием. И выбор этот, дающий мощный импульс к дальнейшему духовному развитию человека - отнюдь не ограниченному рамками его земного бытия, - без попущенных Господом страданий и скорбей, а значит, без несения человеком креста - невозможен.

Владимир КУЗИН, г.Владимир
Газ." Православный Санкт-Петербург " № 11(154)