Кто взорвет вселенную? Веллер, Познер, Рязанов. Путин - фанера
- 18.11.12, 21:30
Смотрел сегодня по TVCI "Временно доступен" с Михаилом Веллером. Конечно весь диалог приводить бессмысленно, но немного из сказанного все же будет. Но чуть ниже и прежде чем начать цитировать, хочу ясно дать понять, что ни философия Веллера, ни всяческие другие "очень умные" мысли меня и не удивляют и не вставляют. Скорее, мне очень странно, что есть люди которые не понимают таких простых вещей. Когда я читаю Познера - то вижу то, что и так знаю сам практически с рождения. Слушаю Веллера - и тоже ничего нового. Говорить они оба умеют много и даже лекции читают. Меня удивляет только - для кого? Зачем идти слушать то, что само собой разумеется?
И второе - сегодня юбилей Эльдара Рязанова. 85 - это здорово! Даже если не учитывать все остальное. Практически весь день смотрел его фильмы и радовался тому, что застал эпоху расцвета Рязанова живьем. Вот и Путин его тоже поздравил. Жалкая попытка примазаться. Через двадцать лет никто, кроме историков спецхрана не будет знать, кто такой Путин. Но то, что он лично поздравил Эльдара Александровича возможно и сохранится ненадолго в памяти потомков.
Я согласен с Веллером и в том, что человечество - предпоследний шаг к новому Большому взрыву. Мне вообще удивительно то, что он так глупо гордится этим своим "открытием". Лично я буквально с пятнадцати лет уже знал, что все в конце концов громко бабахнет. Думаете зря только сейчас человечество подошло к теории Большого Взрыва? Нет. Именно потому, что забабахнуть следующий взрыв предначертано именно ему. Сраному человечеству
Ну а теперь - выдержки из сегодняшнего выпуска "Временно доступен" с Веллером.Только помните, что все эти слова я привел не потому что, а просто как иллюстрацию того, чем отличается человек думающий от человека тупо поглощающего или политического. Всё это по большому счету такие глупости, что совершенно не стоит искать смысла, кроме того, который был заложен изначально, но некоторым недоступен.
***
Михаил Веллер: Правильно ли я понимаю, что сейчас состоится процесс прессования и уничтожения маленькой планеты?
— А вас что, можно прессовать? Ну, давайте попробуем. Вот цитата: «Я очень низкого мнения об умственных способностях критиков, литературоведов и журналистов. Эта профессия для недоумков, непригодных для нормального дела». Это ваши слова?
Михаил Веллер: Думаю, что если и не дословно, но очень близко к тексту, однако из контекста несколько вырванные. Потому что контекст — всегда шире. Я однажды написал, как мы гуляли с Василием Аксеновым по Великой китайской стене. Следующая фраза в скобках: «Правда, мы там не вдвоем гуляли. Там рядом еще сотня уродов гуляла». Под ними подразумеваются остальные 90 человек писательской организации, где «уроды» — вовсе не характеристика многоуважаемых коллег по цеху и по мастерским, а так, вообще, чтобы веселей было…Чисто разговорное. Назвать сообщество «шайкой идиотов» — не означает, что ты их считаешь шайкой идиотов. Просто предлагается некий шутливый, иронический уровень разговора.
— Иногда кажется, что сам спор вам важнее, чем истина, которая может в нем родиться. Это так?
Михаил Веллер: Думаю, что идеальный спорщик — это тот, кто в результате с нами полностью соглашается. Во-вторых, говорить надо то, что ты полагаешь истинным на самом деле. Потому что все иное может носить характер некой шутливой пикировки.
— Сами с собой часто спорите?
Михаил Веллер: Этот вопрос мне непонятен. Я с собой постоянно разговариваю. Пытаясь методом того диалога, который еще древние греки канонизировали, разобраться в каком-то предмете. Но спорить с самим собой… Я и с другими-то не спорю.
— Насколько мы знаем, выходит книга «Друзья и звезды»?
Михаил Веллер: Книга вроде бы благополучно вышла.
— Но вы когда-то говорили, что про друзей своих писать не будете?
Михаил Веллер: Знаете, действительно говорил. Но люди, которые представлены в этой книге, давно на обозрении публики, самым блистательным образом. Без какой бы то ни было моей помощи. И книга эта не добавит славы ни им, ни мне. Речь идет о том, что каждый талант уникален, имеет свою точку зрения, смотрит на все происходящее с тропы своего пути и всегда видит что-то, что не видит никто, кроме него. И когда он еще прошедшей эпохи… Прошедшей — не в смысле «кончилась», а в смысле — он прошел этот этап. Например, начиная с 60-х и до нашего времени. Когда говорит Юрский о театре, Стругацкий — о философской и одновременно фантастической литературе, Макаревич — о роке, Суворов — об истории Второй мировой войны, то у нас получается такой двенадцатигранный ствол всей этой эпохи. Мне представляется, что в этой книге могут быть какие-то сугубо поучительные для читателя места. Не назидательные, а те, из которых легко извлекать уроки.
— У вас есть в книге объяснения для простого человека, в чем существо его жизни?
Михаил Веллер: Речь идет о том, что внутри каждого из нас находится приблизительно одно и то же. И мы все одного хотим, об одном мечтаем и к одному стремимся. Если выйти на улицу и остановить 10 или 100, или 1000 человек с одним вопросом: «Вот что в жизни вам по большому счету надо?», то ответов будет от силы дюжина. И все ответят одно и то же, только в разном порядке. Потому что люди юные на первое место поставят любовь, люди тридцатилетние — профессиональный успех и деньги, люди пожилые — здоровье, и чтобы были здоровы и счастливы все близкие… Но набор будет один и тот же. И все это можно обобщить одним словом: счастье. И если люди знают, в чем их личное счастье, то почему же они так несчастливы?Я не знаю, что такое душа. Никогда не брался это формулировать, не оперирую этим понятием. Я материалист. И исходно, может быть, вульгарный материалист. Дайте мне это пощупать. Расскажите, что это такое. Расскажите, как это можно измерить, обонять, осязать…Одно из несчастий моей жизни (а у каждого есть свои несчастья) — то, что я живу на этом свете дольше вас. За это время я успел думать дольше, а кто «длиньше», тот иногда и дольше. И если ты доходишь до истоков и начал от теории Большого взрыва до психологии отдельного человека, то все остальное у тебя болтается, как между крайними обкладками аккумулятора… Есть еще одно модное слово, но которое я не люблю: «разговор происходит в иной парадигме». Человек делает то, что он делает. Ибо инстинкт жизни повелевает ему стремиться к максимальной самореализации. В тех формах, которые ему доступны. А инстинкт к жизни — это проявление вселенского инстинкта бытия. Это аспект энергоэволюции вселенной применительно к социальной материи.Думаю: «Что, вот, есть господь Бог» или: «А вот это есть душа» — это как в старом русском рассказе, в котором одному мальчику говорили: «А потому что перпендикуляр!». Он как-то озадаченно замолкал, не имея, что возразить. И когда мать у него однажды строго спросила, почему же он напачкал в комнате и разбил чашку, он ответил: «А потому что перпендикуляр». Это в сущности ничего не объясняет. Это говорит о том, что есть некая конечная, исходная точка, непознаваемая, непостижимая, неделимая. Но, поскольку она есть такова, и это все — меня не устраивает этот уровень ответов. Мне нравится свинтить всё это в единую систему… Что касается души, то в моей гипотезе я не видел в ней необходимости.
— Ирина Хакамада природу мужественности в своем характере объясняет японскими корнями, а женственности — русскими…
Михаил Веллер: На мой взгляд, так же как не существует единого Запада, так же не существует единого Востока. Культура Китая, индийская, арабская, полинезийская культуры, которые для нас могут быть объединены одним словом «Восток», на самом деле разнятся до чрезвычайности. Если мы часто понимаем под восточной культурой нечто вроде дзен-буддизма — непротивление, невмешательство, то давайте посмотрим на историю Китая, в которой пролито столько крови, сколько Европе просто не снилось. Уже только по той простой причине, что в Европе не было столько народу. Когда люди убивали друг друга десятками миллионов. Когда население империи за 200 лет войн сократилось в четыре раза! В Германии тоже это было в столетие войн и реформаций, но там народу было меньше. Степень агрессивности при столкновении с внешним фактором — это свойственно и Западу, и Востоку.
— А что же тогда прогресс?
Михаил Веллер: Представители разных философских школ дадут разный ответ. В нашем бытовом представлении это было более примитивно, более бедно, более жестоко и антигуманно, а стало — более научно, более комфортно, более гуманно, более сложно и изощренно. Гуманисты говорят, что самое главное — гуманистический аспект. А технари говорят, что это научно-технический аспект. А я подозреваю, что, наверное, и то, и другое, и третье. Но если найти общебазовый уровень, то в основе всего будет не нравственность – Первая и Вторая мировые войны показали это, когда люди горели живьем. Это будет, наверное, не архитектурное совершенство, потому что у стеклянного куба нет никаких преимуществ перед Парфеноном, это будет не в искусстве, потому что современная литература постмодерна по сравнению с литературой XIX века выглядит очень жалко. Это же относится к живописи, скульптуре… Если сюда сунуть дикаря, он будет смешон: он не сумеет сесть в автобус, не сумеет включить газовую плиту, воспользоваться деньгами… Но если любого из нас сунуть в тот лес, где живет дикарь, то для нас очень быстро наступит конец. Фокус в том, что информационные емкости в мозгу человека одного объема. И одна информация вытесняет другую. Меняется качество информации.
— Вопрос как к писателю и философу. Говорят, что у писателя жена должна быть такая, которая тихонечко принесла борщ к столу и медленно ушла, чтобы не отвлечь от мысли. А философ должен жениться на сварливой женщине — именно она делает философа философом. Кто же та женщина, которая позволяет выслушивать интересные, со смыслом сплетенные слова?
Михаил Веллер: Мы, как честные люди, вынуждены признать, что на сварливых женщинах женато большое количество мужчин. А философом стал один Сократ. Моя жена когда-то давно окончила журфак Московского университета, и познакомились мы с ней благодаря литературе много лет назад в Русской секции Союза писателей Эстонии, куда я зашел перекурить от нечего делать, как заходили все. А там на краешке стола сидела очень красивая зеленоглазая блондинка, а вокруг нее, как коты в марте, подковой сидела дюжина писателей разной степени ободранности и смотрела на нее мужественными, героическими глазами. А потом, сколько-то лет спустя, когда каждый из нас жил своей жизнью, мы встретились опять же в Союзе писателей, на юбилее одного из русских писателей Эстонии. Потом оказалось, что она работает в журнале «Таллин», а я принес туда свой рассказ. Вот так мы с ней и поженились.
