- Расскажи, пожалуйста, что это вообще такое – контролируемая глупость.
Дон Хуан громко рассмеялся и звучно хлопнул себя по ляжке сложенной лодочкой ладонью.
- Вот это и есть контролируемая глупость, – со смехом воскликнул он, и хлопнул еще раз.
- Не понял…
-
Я рад, что через столько лет ты, наконец, созрел и удосужился задать
этот вопрос. В то же время, если б ты никогда этого не сделал, мне было
бы все равно. Тем не менее, я выбрал радость, как будто меня в самом
деле волнует, спросишь ты или нет. Словно для меня это важнее всего на
свете. Понимаешь? Это и есть контролируемая глупость.
Мы оба расхохотались. Я обнял его за плечи. Объяснение показалось мне замечательным, хотя я так ничего и не понял.<…>
- По отношению к кому ты практикуешь контролируемую глупость, дон Хуан? – спросил я после продолжительной паузы.
Он усмехнулся.
- По отношению ко всем.
- Хорошо, тогда давай иначе. Как ты выбираешь, когда следует практиковать контролируемую глупость, а когда – нет?
- Я практикую ее все время.
Тогда я спросил, значит ли это, что он никогда не действует искренне, и что все его поступки – лишь актерская игра.
- Мои поступки всегда искренни, – ответил дон Хуан. – И все же они – не более, чем актерская игра.
– Но тогда все, что ты делаешь, должно быть контролируемой глупостью, – изумился я.
- Так и есть, – подтвердил он.
- Но этого не может быть! – возразил я. – Не могут все твои действия быть контролируемой глупостью.
- А почему бы и нет? – с загадочным видом спросил он.
-
Это означало бы, что в действительности тебе ни до чего и ни до кого
нет дела. Вот, я, например. Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе
безразлично, стану я человеком знания или нет, жив я или умер, и что
вообще со мной происходит?
-
Совершенно верно. Меня это абсолютно не интересует. И ты, и Лусио, и
любой другой в моей жизни – не более, чем объекты для практики
контролируемой глупости.<…>
-
Я подозреваю, что мы говорим о разных вещах, – сказал я. – Не следовало
брать меня в качестве примера. Я хотел сказать – должно же быть в мире
хоть что-то, тебе небезразличное, что не было бы объектом для
контролируемой глупости. Не представляю, как можно жить, когда ничто не
имеет значения.
-
Это было бы верно, если бы речь шла о тебе, - сказал он. – Происходящее
в мире людей имеет значение для тебя. Но ты спрашивал обо мне, о моей
контролируемой глупости. Я и ответил, что все мои действия по отношению к
самому себе и к остальным людям – не более, чем контролируемая
глупость, поскольку нет ничего, что имело бы для меня значение.
- Хорошо, но если для тебя больше ничто не имеет значения, то как же ты живешь, дон Хуан? Ведь это не жизнь.
Он засмеялся и какое-то время молчал, как бы прикидывая, стоит ли отвечать. Потом встал и направился за дом. Я поспешил за ним.
– Постой, но ведь я действительно хочу понять! Объясни мне, что ты имеешь в виду.
-
Пожалуй, объяснения тут бесполезны. Это невозможно объяснить, – сказал
он. – В твоей жизни есть важные вещи, которые имеют для тебя большое
значение. Это относится и к большинству твоих действий. У меня – все
иначе. Для меня больше нет ничего важного – ни вещей, ни событий, ни
людей, ни явлений, ни действий – ничего. Но все-таки я продолжаю жить,
потому что обладаю волей. Эта воля закалена всей моей жизнью и в
результате стала целостной и совершенной. И теперь для меня не важно,
имеет что-то значение или нет. Глупость моей жизни контролируется волей.
<…>
-
Научившись видеть, человек обнаруживает, что одинок в мире. Больше нет
никого и ничего, кроме той глупости, о которой мы говорим, – загадочно
произнес дон Хуан.
Он помолчал, глядя на меня и как бы оценивая эффект своих слов.
- Твои действия, равно как и действия твоих ближних, имеют значение лишь постольку, поскольку ты научился думать, что они важны.
~ Карлос Кастанеда "Отдельная реальность"