Это дерево: листья сухие.
Солнце смертницу в злато рядит.
Эту смертницу мучит стихия,
украшеньем дари`т за труды.

Это дерево тихо и слепо
приготовилось к смерти: гряди.
Пара месяцев на размышленья
осчастливили золота стыд.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Это дерево с ветхой листвою
стало солнечным златом литым,-
это деревце скорбное стало
склепом мертвенным...и золотым.

Приготовилось к смерти спокойно,
примирилось уже, что мертво...
Два томительных месяца муки
позлатили страданья его.

Перевод П.Грушко

Терджиман Адаоглу Кырымлы "Полдень. Кладбище", 2009 г.

Когда- в ночи- века являют
всей красоты своей сиянье,
земли глубинное единство
объемлет своды мирозданья.

И наша жизнь постичь разгадку
существования стремится:
мы все- равны, мы все- царями
земли. Она одна -царица.

Её бескрайний слышим голос,
огромный лоб её над нами,
и собраны мы воедино
ёе могучими руками.

И плоть людская- твердь земная,
и кровь людская- океан,
всех нас её огонь сжирает,
всем нам единый воздух дан.

Она- навеки- вместе с нами,
и мы -навеки- вместе с ней;
за кратость жизни позволяет
узнать о вечности своей.

И нас высоким озареньем
земная одаряет твердь.
И нам надеждой: остаёмся
с ней, что не знает слова "смерть".

Перевод В.Андреева (с)

Когда века, красуясь ночью,
врачаются, глубин единство
подъёмля общее, земное,
грядёт союзно с небом слиться,

тогда мы тянемся к началам
закона разума: нас много,-
на этом свете всяк- начальник-
мужей царицы всеземного,

висок её бескрайний видим,
её глас всюду проникает,
мы чувствуем себя единым
её правдивыми руками.

А наша плоть- её каменья,
а кровь людскую- все моря-
её, единый, воздух пенит;
тела в огне, сплошном, горят.

Она одна -со всеми нами,
а, скопом, мы, и порознь- с ней;
её довольно вечной дани,
которой обделённых нет.

А мы, в лучистые зениты
свои макушки устремив,
надеждой вечности упиты,
живём от преходящих нив.

перевод с испанского Терждимана Кырымлы

Душе всё родней мглистый
закат над листвой сухою.
Коснись меня, луч осенний,
своей потайной тоскою!

Деревья сырого сада
размыто сквозят в тумане
и кажутся наречённой,
с которой все ждут свиданья,
и тянутся листья с тропок
подобно живым ладоням...
Листком обернёмся, сердце,
и в палой листве потонем!

Приветный, потусторонний
закат золотит аллею,
и самое потайное
под зыбким лучом светлее.

Ласкающий листья отсвет
так нежен в касанье робком!
Созвучья иного лада
плывут по размокшим тропкам-
напевов и ароматов
согласие неземное,
что сад золотит нездешней
и вечной своей весною.

Сияние нежит листья
и, дымчато-золотое,
в душе зацветает смутной,
неведомой красотою.

Перевод с испанского Б. Дубина (с)

Душа моя- сестрица неба
темна`го, падали листвяной!
О, Солнце нутряное- Осень,
тоскою утоли меня ты.

Садовые дерева`
туманом нагружены лёгким:
сердце моё- им невеста:
"Свидимся ли мимоходом?"
Из луж мне пятернями
руки тянет сухая падаль.
Обернулась душа б листочком-
и ,упав, средь тех пропала б!

Солнце странного злата
луч отослало аллее,
зыбучий луч, сладкий
свет - её тайникам.

Сколь нежен последний
луч к листья иссохшим!
Всюду по тропам ходит
вечная чуткая ключница
му`зык и сутей,
что сад озво`нчит великой
божественной весною.

Луч этот дымка да злата
дарит` листопад собою,
сердечным палатам
моим алтари строит.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

В этих сумерках, что приближаются к ночи,
заливается сердце, глаза мои красит...
Отзвонили; Венера восстала; карета
почтарей: ровно семь; холодает...На красном
небе пальма, звонни`ца, терраса
поверяют истории старые мне, из забытых,
словно я заблудился в тумане, прокрался
между лоз, детка, спящий убито...

Поворот: вот карета уж стоном зальётся,
в мир несётся! Мой свет,он ещё существует!?
А мне кажется родиной новой зовётся
слёз поток этих. Молкну, печалясь, ликуя.

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Этой смутной порой, когда воздух темнеет,
задыхается сердце и рвётся на волю...
Лёг туман, отзвонили, звезда леденеет
над почтовой каретой семичасовою...
А закат, колокольня и ветви над домом
наполняются смыслом забытым и странным,
словно я заблудился в саду незнакомом,
как ребёнок во сне, и смешался с туманом.

Развернётся карета, застонут вагоны
и потянутся вдаль...если есть ещё дали!
Я стою одиноко и заворожённо,
не достигший отчизны паломник печали.

Перевод А.Гелескула

Терджиман Адаоглу Кырымлы "Спальный район Акмесджита", 2009 г.

Лежал я на земле, посередине
Кастилии долины бесконечной
политой мёдом осени сердечно
от чистых уст закатного светила.

Вершил свою нарезку плуг неспешный
продольно полость отворяя. Семя
рука простая щедро слала в темень-
то пахарь управлялся ходом пешим.

Я думал: сердце вырванное брошу,
бездонное, высокое от чувства,
в широкую бразду родной землицы
чтоб увидать : погибнет ли, а позже,
весной, взрастёт ли миру густо
любовью чтоб несорной колоситься.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Я наземь лёг- и, ярко догорая,
вечерняя заря передо мною
слилась в одно с осенней желтизною
в кастильском поле без конца и края.

За плугом борозда, ещё сырая,
ложилась параллельно с бороздою,
и пахарь шёл, рукой своей простою
в земное лоно зёрна посылая.

И думал я: настало моё время-
я вырву сердце, звонкое, живое,
вручу земле, пока не отзвенело,
и поглядим. взойдёт ли это семя,
чтоб по весне высокою листвою
нетленная любовь зазеленела.

Перевод А. Гелескула

О да! лбом забодать
в осколки кубок естества,
поболе свету взять в трофеи
умом, что поместить в пределы
сосуда бывшего!...
                           И пусть бы мне
простор оставшийся казался
воскресной ул(оч)кой невокзальной
пустой, притихшей, надоевшей,
глазам ненужной пламеневшим
моей души.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

О да! С усилием густую крону
природы лбом раздвинуть пред собой.
И, дав своим раздумьям больше света,
навеки заключить их в мир иной,
расширенный!...
                       Чтоб бесконечность эта,
оставшаяся вне, была такой,
как улица пустая в день воскресный:
безмолвной, неживой, неинтересной
и духу озарённому-
чужой.

Первевод с испанского Н.Ванхаанен (с)

  Иду неустанно

Иду неустанно;
и слушаю голос стеклянный
растоптанной мною равнины песчаной.

Иду неустанно;
седлать скакуна я не стану,
пускай я от прочих отстану,-
                   иду неустанно,-
отдам свою душу песчинкам стеклянным
растоптанной мною равнины песчаной.

Иду неустанно.
По дальним и ближним полянам
огромная ночь разлилась океаном.

Иду неустанно.
На сердце и сладко и странно;
со всем, что встречаю, сливаюсь нежданно-
                   иду неустанно!-
и ноги купаются в травах туманных,
и весь я наполнен теплынью медвяной.

Иду неустанно,
чтоб слышать все слёзы и раны
доро`г, о которых пою постояннно!

Перевод с испанского Н. Горской (с)

Шагая, ступая,
желаю услышать, как гравий
уступами в песню слагаю.

Шагая, ступая,
я пренебрегаю конями;
хотеньем своим опоздаю,-
шагая, ступая,
мне душу песчинкам отдать бы,
земным исхожалым террасам.

Шагая, ступая...
О, ночь велика! ты, отрада,
её предо мной опростала!

Шагая, ступая...
На сердце и сладко и праздно;
я сам- что меня ожидает;
а стопы, поди, остывают,
прохлада мне сердце лобзает.

Шагая, ступая...
Мне плата- прослышать все плачи
дороги, что я воспеваю!

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Пастырь, зачем-то медля,
с посохом на плечах,
видит, мурлыча, сосны
там, на сыром горизонте;
и тянется сонное стадо
тучи вздымая пыли;
а бубенцы язычками
плачут под месяцем дивным.

В белой долине деревня
дымнотуманна. Всё
что веселилось под солнцем, видит
сны о плакучих аморах.

Уж не видать тёмной речушки,
что затаилась в себе. Только
в глу`хой тиши застойной
чуется :тут вода глыбо`ка.
Дымка клубится бела`. Долина
сумрачна и одинока. Глуше
плач бубенцов под злато`ю.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Посох держа на плече,
смотрит пастух отрешённо,
как расплываются сосны
там, на краю небосклона;
тянется пыльное стадо,
тихое в час этот поздний,
и бубенцы под луною
всё монотонней и слёзней.

В белых туманах укрылся
хутор. Ни света, ни луга-
только сквозящая всюду
вечная чья-то разлука.

Речка в себе затаилась,
и, хоть не видны протоки,
из тишины непроглядной
слышно, как воды глубоки.
Всё расплывается. Глухо,
словно над вымершим краем.
Лишь под луной золотою
плач бубенцов нескончаем.

Перевод с испанского А. Гелескула (с)

Сколь покой расфиолечен
вдоль дороги да под вечер!
Конь уносит в путь поэта...
Затишек синь-фиолетов!

Сладко пышет речка, речка,
пахнет ка`мышами, влагой,
освежает хутор, лечит...
Дух дари`т усадьбе речка...

Конь уносит в даль поэта...
Сколь покой синь-фиолетов!

А душа уже ущербна,
в боли кается бальзаме,
просит зелени прощенья...
А душа уже в ущербе...

Конь уносит в даль поэта...
Сколь покой синь-фиолетов!

Уж рукой подать до злата...
Мысль последняя поэта
солнце, солнце усыпляет.
И рукой подать до злата...

Сколь покой расфиолечен
вдоль дороги да под вечер!
Конь уносит в путь поэта...
Затишек синь-фиолетов!

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

 Поэт на коне

Сон сиреневого цвета
над вечернею тропою!
Конь уносит в ночь поэта...
Сон сиреневого цвета!

Чистый час речной прохлады.
Влажный запах камышовый
проникает за ограды...
Тихий час речной прохлады.

Конь уносит в ночь поэта...
Сон сиреневого цвета!

А душа моя томится-
так тревожно и дурманно
душу бередит душица...
И душа моя томится.

Конь уносит в ночь поэта...
Сон сиреневого цвета!

Золотыми стали плёсы...
За последним вздохом солнца
сон нисходит на откосы...
Золотыми стали плёсы...

Сон сиреневого цвета
над вечернею тропою!
Конь уносит в ночь поэта...
Сон сиреневого цвета!

перевод П.Грушко