Уход в женский монастырь: условия, обстоятельства,
- 27.07.13, 10:12
Кириченко Олег Викторович,
кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН
В синодальный период особенно ясно обозначилась тенденция не единичного, а массового ухода в женские монастыри представительниц разных сословий. На это указывают и большое число вновь возникших за этот период обителей, и их многолюдность, и факт сильно увеличившегося абсолютного числа насельниц по сравнению с началом синодального периода1.
Каждое сословие внесло свою существенную лепту в образование новых общин и монастырей по всей территории Российской империи. Женские обители синодального периода не могли бы приобрести силы и размаха без массового участия в их созидании представительниц крестьянского сословия. Статистические данные, отчеты обер-прокуроров Св. Синода указывают на высокий процент крестьянок в женских монастырях уже в 1820-е гг. — 42,5%. В 1840 — 1850-е гг. крестьянок догоняют представительницы купеческого и мещанского сословия. На эти две группы приходится 31,6%. К началу XX в. процентная доля крестьянок в монастырях вырастает до 62 — 70,4%2. Но и другие сословия вносили свою лепту в то, чтобы женский монашеский ренессанс в России состоялся: дворянство и купечество как организаторы и финансисты (и деньгами и землей) этого процесса, и в немалой степени как деятели духовного (в том числе богословски книжного) просвещения, а в городах была заметна активность мещанства в деле организации городских и слободских женских монастырей.
Увольнения на жительство в монастырь оформлялось юридически в той форме, какая была принята для каждого сословия. В основном требовалось представить «увольнение от общества», подтвержденное соответствующими органами. Для крестьян это увольнение узаконивало волостное управление. Но сначала вопрос об уходе девушки или вдовы из села в монастырь обсуждался на сельском сходе и после одобрения мира деревенский представитель оглашал это дело в волостном управлении и при благополучном исходе давались необходимые документы. Документы из волости могли быть запрошены и высланы задним числом, уже после ухода девушки в монастырь (но с согласия сельского мира).
До отмены крепостного права в 1861 г. из всего крестьянского сословия только представители государственного крестьянства имели более облегченную возможность ухода в монастырь. Для крестьянских девушек, если их родители были не против монашества, оставалось преодолеть одно препятствие — получить разрешение от крестьянского мира (и далее волостных органов местной власти) на увольнение от общества. Надела земли девушке не полагалось, но все же ее судьба была не безразлична крестьянскому миру своей возможностью быть в будущем матерью и сельской работницей. Однако не известны случаи, когда крестьянский сход отказывал девушке или женщине-вдове, пожелавшим уйти в монастырь. Напротив, девушек провожали тепло, как молитвенниц за крестьянский мир родного села. Формально свое решение, прежде всего, выносил сельский сход, а потом уже дело обсуждалось в волости, и оттуда, со временем, девица получала необходимые документы после того как волость сама получала разрешение от вышестоящих органов на увольнение ревизской души.
Процедура вынесения мирского приговора выглядела следующим образом. Перед нами общественный приговор мирского схода 23 февраля 1833 г. Ярославской губернии Мологского уезда, Байловского волостного правления. На нем присутствовали: волостной голова, выборный, старшины и рядовые крестьяне из 15 деревень. Слушали "словесную просьбу крестьянской девки оной же волости деревни Сысоево Евдокии Титовой, которая объяснила, что хотя и дан ей был мирской приговор об увольнении из нашей волости для поступления в монашеское звание в Георгиевскую пустынь, каковой приговор и явлен был в Мологском уездном суде, но после того она не рассудила поступать в оную пустынь, а ныне, приискав себе другой девичий монастырь, а именно Нижегородской губернии Арзамасского уезда Николаевский третьеклассный, в который желая поступить, просила учинить о сем новый приговор... Означенная же девка приметами: росту среднего, волос и брови русые, лица щербовата, глаза серые, от роду двадцати пяти лет... Сей приговор в том, что ее Титову, увольняем в означенный Николаевский монастырь с тем, чтоб наперед сей приговор представлен был в Мологский уездный суд для утверждения"3.
Если поступал дополнительный запрос об увольнении, чтобы получить девице «узаконенную гербовую бумагу», то ответ приходил из волостного правления: "...действительно крестьянская девица деревни Сысоево Авдотья Титова по 4-й ревизии писана в семействе отца ее Тита Андреева, которая в 1833 году обществом уволена в монашество, на что и дан ей приговор, в коем объяснено (чтобы поступить ей в Николаевский монастырь, состоящий Нижегородской губернии в Арзамасском уезде), но в случае неприятия ее в оный, она может поступить в другой, где только будет принята, отчего и в 8-ю ревизию в семействе отца ее Тита Андреева не значится, так как отпущена обществом навсегда монашество"4.
В монастырь попадало свидетельство, как официальное уведомление об откреплении от прежнего места жительства и фактически от прежней сословной среды. Например, Мария Спиридоновна Суслина, направляясь в Софийский Девичий монастырь в г. Усмань, имела следующий документ: "Свидетельство дано от Тамбовской казенной палаты, с разрешения генерал-губернатора государственной крестьянке Липецкого у. Сырской волости с. Сырского девице Марии Спиридоновне Суслиной в том, что по сказкам 10-й ревизии по данным на 26 апреля 1858 г. она 24 лет под судом и следствием не состояла, долгами не обязана, со стороны общества крестьян, Волостного Правления и Казенной палаты препятствий на увольнение ея в монашество нет, если же она до следующей ревизии не поступит в монашество, то должна подать о себе ревизионную сказку"5.
Увольнение от общества требовалось лишь для поступления в монастырь, если же речь шла об общине, то от испытуемой требовалось представить только «вид на проживание», то есть своего рода паспорт. "Не встречается надобности в требовании от лиц в оную вступающих, увольнительных от обществ и надлежащих от начальств документов, так как документы сии требуются собственно для поступления в монастырь, в монашество, в общине же пострижения монашеского не допускается, а потому документы общежительниц могут ограничиваться одним только надлежащим видом на проживание"6.
В отношении девицы из дворян не употреблялось выражение «уволена от общества», а существовала формулировка «поступила в монастырь согласно указу Духовной консистории». Дворянки должны были привозить письма от родителей или опекунов, иногда — благословение епархиального архиерея. Перевод из монастыря в монастырь дворяне вели также через епархиальных (или знакомых) архиереев. Также был особый пункт увольнения из общества в монастырь у представительниц купеческого и мещанского сословий в «Увольнении от общества и Градской думы 1823 года 23 августа». Купеческие дочери привозили свой документ от городских властей. В нем было записано: «Уволена от Землянской градской ратуши и с согласия матери». Священнические, дьяконские и пономарские дочери действовали в соответствии с прошением их епархиального архиерея, например: «По прошению Преосвященного Николая, указом определена в монастырь».
