хочу сюди!
 

Киев

49 років, рак, познайомиться з хлопцем у віці 42-53 років

Замітки з міткою «стихъ»

Гольфстрим

твои берега омываю 
волна за волной
и слизываю по краю
попробуй мою волну
возьми и напейся мной
на всю глубину
напейся мной до краёв

в глаза посмотри
я течение твоё

твой Гольфстрим

не жмёт

возлюбить больше себя самого
это небо курящее в сторонке
чашу испить, мутного дня самогон
за стеклянной гранью, за кромкой

как себя, возлюбить эти лица
и слова их принять за мёд

"хорошо на кресте висится?
не жмёт?"

Челюскин о чём-то другом

День себя проспал. Сам себя прОпил.
Не в своей тарелке. Но из своей room-ки.
Белая гадость цепляет лучше чем опиум
по линиям вен, строем, по струнке.

Как учили, друг другу в затылок глЯдя.
Где же обещанный воздушный флот?
Ждать помощи - то же, что верности бляди.
Когда рок-н-ролл, порошок и бухло.

Полярный круг на шею петлёй наброшен, и
артерия сонная азбукой морзе
по буквам вздувается - всего хорошего,
все замёрзнут.

Зарывать больше нечего, собаки съедены.
Человек за бортом звучит как насмешка.
Солнце гонгом гремит, оскалившись медью.
Я играю белыми, хожу пешкой.

*

Ёлочки, игрушечки, как всё мило.
На окнах таблички с надписью Exit.
А вы в Мексике когда нибудь были?
Я тоже никогда не был в Мексике.

Не были и не парьтесь, значит ну её к хуям.
При встрече нас простят за это
Дон Хуан и Карлос Кастанеда

*

Всё будет хорошо без обмана.
Перечеркнув эту зиму,
мы выпадем из кармана.

"Очистить корзину"

последнее воскресенье

за окном предвкушение. что-то типа декабря.
старого конец, нового начало.
мне так много об этом рассказывали. и всё зря.
лучше бы промолчали.

чтоб ни целого, ни дробей. ни слова, ни жеста.
мне в это не въехать. никогда не понять.

истинно говорю тебе. честно.

когда чёрное будет в разноцветных огнях.
и наполнится искрами.
ты придёшь и убьёшь меня
взгляда выстрелом.

прикоснёшься. и я воскресну.

рождественское

потеряв счёт суткам,
вечером приходила ночь, и
смотрела, как оно, сука,
додыхает, корчась.

смотрела безразлично
зачёркнутыми глазами 
куклы тряпичной,
как обжигает, догорая, спичка,
в наказание.

и волхвы спешили с дарами
на стене в картинной раме

мы сорвёмся

люби меня

зимняя дикая 
коснувшись вскрой
по капле тикая

жидким рубиновым

я буду кровь
по коже бледной 
предплечья

иди навстречу
по тонкой нитке
потоком липким
под нами небо
над нами солнце
 
и мы сорвёмся


на диво

ночь под сердцем пригрелась.

пространство слишком малО, чтобы
вместить иссохшую серость 
сморщенных губ тишины,
безвременье потолка, окнА, шторы,
теней дыханье, мёртвые сны...

знакомые, а значит, уже и не страшные

как будто бы этот мир меня вынашивает
своей идеей, замыслом неким,
и я в утробе от плоти плоть.
как будто сплю, но открыты веки,
и выход ищу - "холодно", "теплее", "тепло",
"рождение", "смерть", "идентично".

фотограф в глаза мне тычет
стекляшкой объектива.

улыбочка  - сейчас вылетит птичка

на диво.


***

и бежать больше некуда. только тонуть.
в невесомость глубин океанов лунных.
что глядят мне в глаза из под чёлки.

и об этом узнать. не узнать никому.
мой язык неизвестен. и тайные руны
я рисую наощюпь на кожи шелке.

тишина. запах слов не рождённых ещё.
не воспитанных в духе тетрадных клеток.
ничего не спрячешь. я уже нашёл.

ладоней твоих долгожданное лето.

следующий уровень

раздваиваясь, растраиваясь, смеясь
уползает прочь этой ночи змея
заснеженная, белошкурая

следующий уровень

в лучах восходящего аромата кофейного
и в дымке снов ещё не развеянных
из спальни на кухню, как нитка с иголкой
с началом одного из зимних дней

ты доброе утро под футболку
своими руками впускаешь мне

Красное

Каждым ударом сердца 
вздуваются артерии.
Красному внутри тесно. 
Красное рвётся наружу,
не считаясь с потерями, 
не боясь разрушить.
Не мы последние, не мы первые 
красным на белом:
я хочу твоё тело
забирай мою душу.
Забирай, ну же?