Я вбирал в себя тонны привлекательности, распухал переполняясь сладчайшим чувством своей безмерной значимости, неописуемой красоты и непревзойденным интеллектом. Хотелось встать и кричать во весь голос - я САМЫЙ САМЫЙ, любите меня, обожайте меня, боготворите! Ведь Бог подобен только мне, но и Он лишь жалкая тень моего всепоглощающего величия - я больше и дольше вечности, длиннее и шире бесконечности, объемней и тяжелее всемерности. И даже еще больше, Больше, БОЛЬШЕ!!! А-а-а-а - я взрывался пространством и материей, разлетаясь во все стороны неустанно сотворяя пределы для этого разлетания, но все как-то получалось не симметрично, однобоко, вдруг стал становиться каким-то одномерно-уплощеным. Резко сузившийся горизонт как-то сам собою отсек все побочные перспективы заставив сосредоточиться на одном - равномерном округлении. Ну не круглый ли дурак я так упростить мир?! Но видимо таковы законы мироздания, подозреваю даже что мною и придуманные.

Я мчал по холмам и долинам, унося с собою юную пассию в далекое путешествие в неизведанное. Мимо пролетали желтые пшеничные поля и темно-зеленые леса, кустатые буераки и селения из глинобитных изб. Ночь сменяла день, а закат рассвет - шли часы, проходили недели. И где-то уже на исходе сил мы остановились в одинокой таежной стороже. Я бережно положил хрупкое создание на деревянное ложе устланное медвежьей шкурой, а сам отправился растапливать в баньку. Трескучие дрова быстро разогрели пар и с меня скатилось семь потов, как семь прожитых жизнь. Первый пот - грязный, словно жизнь в трущобах городского разбойника. Второй пот - липкий, как судьба уличного сутенера. Третий пот - соленый, словно доля работающего за жизнь сталевара в литейном цеху. Четвертый пот - горький, как существование опустившегося пьянчужки. Пятый пот - сладкий, подобный безбедному прожиганию времени наследником несметного состояния. Шестой пот - кислый, пахнущий безисходностью кончающего самоубийством прирожденного неудачника. И, наконец, последний сошедший седьмой пот - безвкусный и безцветный как очищение от груза былых поступков. Хорошо пропарившись я вошел в предбанничек, где уже был накрыт стол с пивом и раками, а она, потупив взор, скромно стояла в приоткрытых дверях.

Под моими филешками что-то тихо хрустнуло, я пошарил под своим задом и обнаружил на дерматине сиденья грязно-серую помятую брошюру плохой печати. ЛЮБВИ НЕТ - гласила надпись на ней. Я раскрыл куцую книжонку на середине и равнодушно стал читать с произвольного места: ... таким образом, утверждение об уникальности объекта любви теряет всякую значимость, если подойти к вопросу с логической точки зрения, например, используя элементарную статистику; допустим, молодой человек за свою недолгую жизнь встречал 10 тысяч самых разнообразных особ могущих претендовать на его любовь, если принять во внимание 10 миллиардное население нашей планеты, то, даже с большим допуском, откинув всех потенциально неподходящих для любви людей, мы будем иметь по крайней мере 1 миллиард потенциальных кандидаток на сердце нашего условного юноши; получается, что 10 тысяч от 1 миллиарда будет составлять всего лишь одну тысячную процента, следовательно всего лишь один из ста тысяч юношей сможет обрести свою единственную любовь, в то время как специализированные опросы показывают, что с любовью сталкиваются более трети опрашиваемых, отсюда следует вывод, что... Тут я ощутил резкий толчок, брошюрка выпала из моих рук на грязный пол и тут же пропитавшись нечистотами стала абсолютно нечитаемой, впрочем мне уже было не до околонаучного бульварного чтива - складные двери раскрылись и в проеме открылся впечатляющий вид на залитый золотым освещением белокаменный дворец стоящий светящимся янтарем в ночи.

Уверенное центральное русло при подходе к большой воде распалось на множество протоков и ответвлений, но куда б ты ни шел все равно попадешь в океан хаоса, как попал в него я. Не далеко от дельты потоки целостности еще не полностью перемешаны в первичный суп и поэтому там встречаются разрозненные островки стабильности, за один из которых обреченно цеплялся я. Комната в салатовых обоях, линолеумный в серый рисунок пол, штукатуренный потолок, выцвевший в бежевый крашенный подоконник удерживающий запотевшее окно, на окне - герань. Последний обломок реальности в котором я еще пробуду несколько мгновений перед тем как мироздание расстворится в самом себе.

Промеж двух вековых дубов я склонился над девой исполненной дивных огненных волос. Рыжая бестия улыбнулась мне и сонмом колючих песчинок вошел в мою плоть. Она познала все мои тайны, а я её. Она узнала мое имя и стала произносить его (я никогда не буду). - Мария Магдалина, - назвал я ее. Фемина внутри встрепенулась, кинулась было наружу, но не тут-то было. Моя плоть закаленная в огне и крепленая стужей прочной клетью держала бьющуюся птицу пойманной чародейки. Женская сущность - суть прах земли и сила ее в камнях, песке, почве, глине и эта стихия теперь живет во мне, в моем сердце в гармонии с жарким пламенем и студеным льдом.

И тут ты подобрала меня круглого и плоского, лежащего в снегу. Поставив на проигрыватель ты раскручиваешь меня (как пластинку) все быстрее и быстрее пока я не зазвучал. Сначала неторопливыми басами аккордеона, после добавил хрипы саксофона и уже на полной скорости разродился переливами трелей свирели. Трение винила о воздух постепенно наэлектризовывало атмосферу, уже между случайными штырьками и уголками с легким треском проскакивали небольшие разряды, в воздухе запахло озоном. Ты наклонила свою голову надо мной и твои распущенные волосы опали на вращающуюся черную матовую поверхность генерируя при этом значительную полевую напряженность, отчего я, конечно, встал и с этого момента вращался уже перед тобой, прямо возле твоего лица почти касаясь кончика носа. Задев ребристой канавкой твою ресничку я выпустил синюю искорку, отчего весь объем немедленно сдетонировал разрывая пространство многочисленными молниями, которые все замкнулись на тебе, разрушая твой энергетический барьер отделяющий внутреннее от внешнего.

На грязной деревянное сцене маленькая девочка исполняла мужественный танец с саблями. Видимо контраст хрупкого гнущегося детского тельца и огромных блестящих вертящихся орудий смерти должен был стимулировать у зрителей желание расстаться с чуть большим, чем обычно количеством мелочи, бросаемой под ноги исполнителям. Я же получал алкогольно-никотиновый релакс - мерно затягивался ароматнейшей кохибой да потягивал шестнадцатилетний ром из широкого стакана. Мне интересно было наблюдать за мельтешащими по потолку отблесками света отбрасываемыми начищенными саблями и слушать хрипящую из старинного музыкального автомата оркестровую музыку. Но и я не без щедрости в сердце, поэтому после окончания танцевального номера подозвал запарившуюся девчушку к себе, вручил ей золотой дукат и усадил ее себе на колени. Мне хотелось поговорить.

Я зашел в дымную прохладную комнатку, опустился на софу из блестящей рыжей кожи, на стеклянном столике уже попыхивал предусмотрительно раскуренный кальян и стояла чаша с пряным шербетом. Теплые голоса невидимых гурий гипнотически вещали со всех сторон: - Расслабься, путник, час отдохновения настал, вкуси райского наслаждения, подремай часок и отправляйся дальше в трудный путь, ведь затянувшееся блаженство перестает доставлять первоначальную радость уже на тридцатой минуте, а через час улетучивается как дым из потухшей курительной трубки... И я прилег, затянул сладчайший аромат кальянной смеси, глотнул божественной амброзии и погрузился на получасовую вечность в состояние рафинированной эйфории.

И снова я живу - во плоти, пусть в большей мере кремниево-металлической, чем углеводородной, но все же весь в движении и преисполнен сил. Прогулка по городу - разрушенные дома, разбитые дороги, поваленные вышки. Легкий пинок по плотине и водная масса угрюмо шумя покрыла населенную мелкими человеками цветущую долину - ну кто так строит, чтоб дамба была над жильем? Пошел дальше, оставляя округлые следы на черноземах и песках. Показались горы, на вид не особо и высокие - в половину моего роста, с азартам потоптался по каменюкам - по-состряхивал снег с вершин. Дальше - величественный океан, поплавал немного, выбрался на ледяную шапку планеты, надо мной луна. Попрыгал на месте увеличивая амплитуду и в могущественном прыжке запрыгнул на ночное светило оставив под собой расколотые континентальными кусками льдины. На Луне все так же серо и уныло, добавил на ее поверхность с десяток новых кратеров, оттолкнулся одной левой от Моря Спокойствия и лег на долгий космический дрейф в сторону Юпитера.

Скоростной спуск по гладкому желобу закончился неожиданным трамплином и я грохнулся на рассохшуюся почву возле покосившегося деревянного указателя, направлявшего под углом в 45 градусов прямо в землю заострённой дощечкой с полустёртой надписью "Занзибар". Рассчитав точно точку вхождения вектора указателя в плоскость поверхности, я послюнявил средний палец правой руки и приложил его к расчетному месту воздействия. Этого было вполне достаточно для рекреации духовной кондиции и обретения материальной связки с внешним миром, да и Африка сделалась менее инферально черной в астральной проекции. Вот теперь, после проделанной ответственной работы, кстати, не плохо бы и повеселиться. Эй, аборигены, где вы там, поддайте музыки с плясками!