І нашим, і вашим: корисно знати і бути!

Александр Исаевич Солженицын

ЖИТЬ НЕ ПО ЛЖИ!


Когда-то мы не смели и шёпотом шелестеть.  Теперь вот пишем и
читаем Самиздат, а уж друг другу-то, сойдясь в курилках  НИИ, от души
нажалуемся:  чего  только  они  не  накуролесят,  куда  только  не  тянут  нас!
И ненужное  космическое  хвастовство  при  разорении  и  бедности  дома;  и
укрепление дальних диких  режимов; и разжигание гражданских  войн; и
безрассудно вырастили Мао Цзе-дуна (на наши средства) —  и нас  же на
него  погонят,  и  придётся  идти,  куда  денешься?  и  судят,  кого  хотят,  и
здоровых загоняют в умалишённые — всё «они», а мы — бессильны.
Уже  до  донышка  доходит,  уже  всеобщая  духовная  гибель  насу-
нулась  на  всех  нас,  и  физическая  вот-вот  запылает  и  сожжёт  и  нас,  и
наших  детей,  —  а  мы  по-прежнему  всё  улыбаемся  трусливо  и  лепечем
косноязычно:
— А чем же мы помешаем? У нас нет сил.
Мы так безнадёжно расчеловечились, что за сегодняшнюю скром-
ную  кормушку  отдадим  все  принципы,  душу  свою,  все  усилия  наших
предков, все возможности для потомков — только бы не расстроить своего
утлого  существования.  Не  осталось  у  нас  ни  твёрдости,  ни  гордости,  ни
сердечного жара. Мы даже всеобщей атомной смерти не боимся, третьей
мировой  войны  не  боимся  (может,  в  щёлочку  спрячемся),  —  мы  только
боимся  шагов  гражданского  мужества!  Нам  только  бы  не  оторваться  от
стада, не сделать шага в одиночку — и вдруг оказаться без белых батонов,
без газовой колонки, без московской прописки.
Уж как долбили нам на политкружках, так в нас и вросло, удобно
жить,  на  весь  век  хорошо:  среда,  социальные  условия,  из  них  не
выскочишь,  бытие  определяет  сознание,  мы-то  при  чём?  мы  ничего  не
можем.
А мы можем — в с ё! — но сами себе лжём, чтобы себя успокоить.
Никакие не «они» во всём виноваты —  м ы   с а м и, только  м ы!
Возразят:  но  ведь  действительно  ничего  не  придумаешь!  Нам
закляпили  рты,  нас  не  слушают,  не  спрашивают.  Как  же  заставить  их
послушать нас?
Переубедить их — невозможно.
Естественно было бы их переизбрать! — но перевыборов не быва-
ет в нашей стране.
На Западе люди знают забастовки, демонстрации протеста, — но
мы слишком забиты, нам это страшно: как это вдруг — отказаться от ра-
боты, как это вдруг — выйти на улицу?
Все  же  другие  роковые  пути,  за  последний  век  отпробованные  в
горькой  русской истории, — тем  более не для нас, и вправду  — не  надо!
Теперь, когда все топоры своего дорубились, когда всё посеянное взошло,
— видно нам, как заблудились, как зачадились те молодые, самонадеян-
ные, кто думали террором, кровавым восстанием и гражданской  войной
сделать  страну  справедливой  и  счастливой.  Нет,  спасибо,  отцы  просве-
щения!  Теперь-то  знаем  мы,  что  гнусность  методов  распложается  в
гнусности результатов. Наши руки — да будут чистыми!
Так круг — замкнулся? И выхода — действительно нет? И остаётся
нам только бездейственно ждать: вдруг случится что-нибудь  с а м о?
Но  никогда  оно  от  нас  не  отлипнет    с а м о,    если  все мы  все  дни
будем  его  признавать,  прославлять  и  упрочнять,  если  не  оттолкнёмся
хотя б от самой его чувствительной точки.
От — лжи.
Когда  насилие  врывается  в  мирную  людскую  жизнь  —  его  лицо
пылает  от  самоуверенности,  оно  так  и  на  флаге  несёт,  и  кричит:  «Я  —
Насилие!  Разойдись,  расступись  —  раздавлю!»  Но  насилие  быстро  ста-
реет, немного лет — оно уже не уверено в себе, и, чтобы держаться, чтобы
выглядеть  прилично,  —  непременно  вызывает  себе  в  союзники  Ложь.
Ибо:  насилию  нечем  прикрыться,  кроме  лжи,  а  ложь  может  держаться
только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладёт насилие
свою  тяжёлую  лапу:  оно  требует  от  нас  только  покорности  лжи,
ежедневного участия во лжи — и в этом вся верноподданность.
И  здесь-то  лежит  пренебрегаемый  нами,  самый  простой,  самый
доступный  ключ  к  нашему  освобождению:  личное  неучастие  во  лжи!
Пусть  ложь  всё  покрыла,  пусть  ложь  всем  владеет,  но  в  самом  малом
упрёмся: пусть владеет не через меня!
И это  — прорез  во  мнимом кольце нашего  бездействия! — самый
лёгкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отша-
тываются ото лжи — она просто перестаёт существовать. Как зараза, она
может существовать только на людях.
Не призываемся, не созрели мы идти на площади и громогласить
правду, высказывать вслух, что думаем, — не надо, это страшно. Но хоть
откажемся говорить то, чего не думаем!
Вот  это  и  есть  наш  путь,  самый  лёгкий  и  доступный  при  нашей
проросшей  органической  трусости,  гораздо  легче  (страшно  выговорить)
гражданского неповиновения по Ганди.
Наш путь: ни в чём не поддерживать лжи сознательно! Осознав,
где граница лжи (для каждого она ещё по-разному видна), — отступиться
от этой гангренной границы! Не подклеивать мёртвых косточек и чешуек
Идеологии,  не  сшивать  гнилого  тряпья  —  и  мы  поражены  будем,  как
быстро  и  беспомощно  ложь  опадёт,  и  чему  надлежит  быть  голым  —  то
явится миру голым.
Итак,  через  робость нашу пусть каждый  выберет: остаётся ли он
сознательным  слугою  лжи  (о,  разумеется,  не  по  склонности,  но  для  про-
кормления  семьи,  для  воспитания  детей  в  духе  лжи!),  или  пришла  ему
пора  отряхнуться  честным  человеком,  достойным  уважения  и  детей
своих и современников. И с этого дня он:
— впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким спо-
собом ни единой фразы, искривляющей, по его мнению, правду;
— такой фразы ни в частной беседе, ни многолюдно не выскажет
ни от себя, ни по шпаргалке, ни в роли агитатора, учителя, воспитателя,
ни по театральной роли;
— живописно,  скульптурно,  фотографически,  технически,  музы-
кально не изобразит, не сопроводит, не протранслирует ни одной ложной
мысли, ни одного искажения истины, которое различает;
— не  приведёт  ни  устно,  ни  письменно  ни  одной  «руководящей»
цитаты из угождения, для страховки, для успеха своей работы, если цити-
руемой мысли не разделяет полностью или она не относится точно сюда;
— не даст принудить себя идти на демонстрацию или митинг, ес-
ли это против его желания и воли; не возьмёт в руки, не подымет транспа-
ранта, лозунга, которого не разделяет полностью;
— не поднимет голосующей руки за предложение, которому не со-
чувствует  искренне;  не  проголосует  ни  явно,  ни  тайно  за  лицо,  которое
считает недостойным или сомнительным;
— не даст загнать себя на собрание, где ожидается принудитель-
ное, искажённое обсуждение вопроса;
— тотчас покинет заседание, собрание, лекцию, спектакль, кино-
сеанс,  как  только  услышит  от  оратора  ложь,  идеологический  вздор  или
беззастенчивую пропаганду;
— не подпишется и не купит в рознице такую газету или журнал,
где информация искажается, первосущные факты скрываются.
Мы  перечислили,  разумеется,  не  все  возможные  и  необходимые
уклонения ото лжи. Но тот, кто станет очищаться, — взором очищенным
легко различит и другие случаи.
Да, на первых порах выйдет не равно. Кому-то на время лишиться
работы.  Молодым,  желающим  жить  по  правде,  это  очень  осложнит  их
молодую жизнь при начале: ведь и отвечаемые уроки набиты ложью, надо
выбирать.  Но  и  ни  для  кого,  кто  хочет  быть  честным,  здесь  не  осталось
лазейки:  никакой  день  никому  из  нас  даже  в  самых  безопасных
технических  науках  не  обминуть  хоть  одного  из  названных  шагов  —  в
сторону  правды  или  в  сторону  лжи;  в  сторону  духовной  независимости
или  духовного  лакейства.  И  тот,  у  кого  недостанет  смелости  даже  на
защиту своей души, — пусть не гордится своими передовыми взглядами,
не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель
или генерал, — так пусть и скажет себе: я — быдло и трус, мне лишь бы
сытно и тепло.
Даже  этот  путь  —  самый  умеренный  изо  всех  путей  сопротивле-
ния  —  для  засидевшихся  нас  будет  нелёгок.  Но  насколько  же  легче
самосожжения  или  даже  голодовки:  пламя  не  охватит  твоего  туловища,
глаза  не  лопнут  от  жара,  и  чёрный-то  хлеб  с  чистой  водою  всегда  най-
дётся для твоей семьи.
Преданный  нами,  обманутый  нами  великий  народ  Европы  —
чехословацкий  —  неужели  не  показал  нам,  как  даже  против  танков
выстаивает незащищенная грудь, если в ней достойное сердце?
Это  будет  нелёгкий  путь?  —  но  самый  лёгкий  из  возможных.
Нелёгкий выбор для тела, — но  единственный для души. Нелёгкий путь,
— однако есть уже у нас люди, даже десятки их, кто годами выдерживает
все эти пункты, живёт по правде.
Итак: не первыми вступить на этот путь, а — присоединиться! Тем
легче и тем короче окажется всем нам этот путь, чем дружнее, чем гуще
мы на него вступим! Будут нас тысячи — и не управятся ни с кем ничего
поделать. Станут нас десятки тысяч — и мы не узнаем нашей страны!
Если  ж  мы  струсим,  то  довольно  жаловаться,  что  кто-то  нам  не
даёт  дышать  —  это  мы  сами  себе  не  даём!  Пригнёмся  ещё,  подождём,  а
наши  братья  биологи  помогут  приблизить  чтение  наших  мыслей  и
переделку наших генов.
Если и в   э т о м  мы струсим, то мы — ничтожны, безнадёжны, и
это к нам пушкинское презрение:
К чему стадам дары свободы?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
 
12 февраля 1974