Талантливые люди-талантливы во всём..Андрей Макаревич-художник

РИСУНКИ МАКАРЕВИЧА ТУТ и ТУТ

Художник, который занимается музыкой

Итак, "жил-был художник один". "Один" в нашем случае не в смысле "одинокий". А в смысле "некий"… И, как всякий художник, любил рисовать. Причем с детства.

Тогда это были ледокол "Ленин", космические спутники, война, динозавры – в общем, ничего особенного. Но рисование в школе, как можно было ожидать, художник не любил. Просто потому, что дома у него был более авторитетный пример – отец, талантливый график, преподаватель Московского архитектурного института.

Учительница рисования это тоже понимала, и у них с будущим художником были нормальные отношения. Детские рисунки художника практически не сохранились. Да и, по его словам, не представляли они никакого интереса:

– Я совершенно не подавал надежд как художник. Это уже к классу восьмому-девятому, когда начал готовиться к институту, что-то стало проявляться… И потом, уверяю вас, я не так торжественно к себе отношусь, чтобы хранить детские рисунки.

Но рисовал художник много. В школе, в Архитектурном институте, когда было скучно сидеть на уроках или лекциях, по истории КПСС например. И все тетрадки у него были изрисованы всякими глупостями.

Но в МАРХИ, как вы понимаете, учили не только истории КПСС. Художник прошел там хорошую классическую школу: рисовал с гипса греческие головы и статуи, натуру. И как все студенты МАРХИ, периодически выезжал на практику, после которой в институте традиционно устраивались выставки студенческих работ. Правда, кем он будет по окончании МАРХИ, художник, по его словам, не задумывался: был так занят, что у него не было времени посмотреть на себя со стороны. Кроме того, ему очень нравилось играть на гитаре. Но он прекрасно понимал, что пока советская власть жива (а жить она будет вечно) – с музыкой ничего не выйдет. Поэтому никаких иллюзий художник себе не строил. Они сидели с друзьями в подвале, сочиняли песни, там же выступали и были абсолютно счастливы.

"Для художника прежде всего важен глаз, – так говорил его учитель. – И руки здесь ни при чем, – добавлял он же. – А если человек – художник, то глаз у него работает постоянно, пока он не спит. Если глаз точный, то рука глаз послушает, если плохой, то никакая рука не спасет".

– Возможно, многие удивятся, – рассказывает Андрей Макаревич, – но если говорить о профессии, данной мне, то в первую очередь я считаю себя художником. Во-первых, потому что меня этому хорошо учили. Во-вторых, потому что этим я занимался всю жизнь и продолжаю заниматься до сих пор.

Мне было бы неприятно, если бы кому-то пришла в голову мысль: дескать, вот "он еще и рисует". Меня несколько раз уговаривали принять участие в выставках "Музыканты, которые рисуют", но я отказывался, потому что я – художник, который к тому же занимается музыкой. И если в ранние годы я не выставлялся, то просто потому, что общая ситуация не позволяла, да и не до того было. А сейчас я очень рад тому, что у меня проходят выставки. Жалею лишь о том, что не могу посвятить этому занятию все свое время.

К слову, о времени, когда он рисует. Чаще – по утрам. Не потому, что жаворонок. А потому что, если утро свободное и никуда не надо спешить (что бывает редко), то настроение уже хорошее.

Рисовал и рисует художник только в хорошем настроении. Причем всегда дома. Такого, чтоб вдохновение настигло его в пути, или в гостях, или еще где в неподходящем месте, у него не бывает. Потому что он убежден: "Есть хочется, только когда видишь хорошо накрытый стол. С рисованием так же".

Короче, желание рисовать к художнику приходит за большим рабочим столом, который он сделал себе сам. Трехчастный, по его собственному гордому выражению, где слева лежит бумага, справа – краски. Потому что очень важно, особенно для той техники, которую использует Андрей, чтобы все было под рукой и использовалось молниеносно. Как у хирурга.

Андрей использует смешанную технику, которая допускает абсолютно все. Поэтому и под рукой должны быть и тушь, и краски, и масса всяких других вещей, которые, по словам Макаревича, нормальные люди не используют.

– Это не мое изобретение, – говорит Андрей, – отец любил пользоваться такой техникой, а я усиленно это развил. Правда, в те времена, когда работал отец, даже ему, как члену Союза художников, трудно было доставать хорошие краски. Была закрытая "лавка", и когда туда что-то приличное завозили, выстраивалась очередь из членов союза и все разбиралось моментально. А сейчас такое изобилие, что глаза разбегаются. Когда бываю в Штатах, захожу в специальный магазин с разными сортами бумаги – фактурной, ручной работы, с вкраплением чего угодно: лепестков, соломы, газеты… И оттуда привожу рулон, который в состоянии унести. Я могу использовать оберточную бумагу, картон да еще массу неожиданных вещей. Но все я вам рассказывать не хочу… – интригующе прерывает свой рассказ Андрей, – будет неинтересно.

– И все-таки, что служит толчком для того, чтобы схватиться за перо или кисти?

– А я уже сказал – ничего. Просто свободное утро. Это такой праздник, что сразу же хочется отметить его рисованием.

– Почему именно рисованием? Можно песню написать.

– Во-первых, в голове может совершенно спокойно параллельно идти работа. Во-вторых, написание песни в последнее время у меня все больше связывается с какими-то обязательствами: нужно дописать пластинку, доделать куплет туда, припев – сюда. А в рисовании я абсолютно ничем не связан. И такая полная свобода очень приятна.

Однажды Андрей сказал, что архитектурное образование помогает ему сочинять музыку.

-Интересно, а музыкальность помогает в графике?

– Думаю, что обратная связь меньше, – отвечает он, – потому что я знаю большое количество музыкальных людей, которые не только не умеют рисовать, но и не очень разбираются, что хорошо, а что плохо в изобразительном искусстве. Но, по-моему, все, кто занимается рисованием, музыку чувствуют очень хорошо.

Не знаю, как вам, а мне всегда было любопытно узнать, как сочетаются в одном человеке абсолютно разные таланты. И Макаревич в этом смысле персонаж интереснейший. Художественный, музыкальный, поэтический дар – и все высшей пробы.

-Какую грань личности выявляет каждый из них?

– Господи боже мой! Ненавижу советский психоанализ! Мне это совершенно неинтересно!

– А природа у них общая?

– Не знаю, – отмахивается он. – Я счастлив, что есть и то, и другое, и третье.

– А творческие ощущения похожи?

– Ну, радость от того, что у тебя что-то получилось, – конечно, – улыбается Андрей.

– Значит, "Ай да Пушкин, ай да молодец!" вам знакомо?

– Да еще как! – произносит он с интонацией васюкинских любителей шахмат, отвечающих на вопрос Кисы Воробьянинова: "Господа, неужели вы нас будете бить?!"

-А есть ли у вас автопортрет?

– Нет, надо себя очень любить, чтобы рисовать свой автопортрет.

Развивать тему любви или нелюбви к себе, ввиду его особых отношений с психоанализом, не вижу резона. Поэтому перехожу к конкретике.

-Сколько у вас всего работ и где они?

Разумеется, он их не считал. Тем более что последние годы его графика продается, и довольно хорошо. Сходите в галерею Аллы Булянской – там есть на что посмотреть!

– Сначала мне было жалко продавать свои работы каким-то незнакомым людям, – рассказывает Андрей. – Особенно если он придет, собака, на выставку и выберет самую лучшую вещь. Но потом я понял, что это лучший способ заставить себя что-то делать дальше. Место освободилось – и продолжай!

– Интересовались, кто покупает вашу графику?

– Нет, не интересовался. Вообще-то картины и пишут для того, чтобы их покупали.

– Отдам картину в хорошие руки…

– Продам картину в хорошие руки, – смеется Андрей. – По возможности – дорого!

– А рисуете специально кому-то в подарок?

– Конечно. Но нечасто. Самым близким людям, которых я уважаю и которые дали мне понять, что моя графика их интересует. Потому что нет ничего более бестактного, чем подарить картину человеку, которому она не нужна. Он будет мучиться, потому что на стену повесить противно, а не повесить – автор обидится.

…На последней персональной выставке художника в Манеже "50 женщин Андрея Макаревича" Эдуард Тополь заметил, что о каждой девушке он мог бы написать рассказ. Андрей идею подхватил: "Давай сделаем книжку!"

Через месяц Тополь принес двенадцать историй. Для книжки, пожалуй, маловато, – посчитали соавторы и теперь подумывают, а не сделать ли из этого календарь? Во всяком случае, обоим затея нравится…

(Елена Цыганкова Сайт: sem40.ru)

За ссылки на работы Макаревича, особая благодарность моему Другу netunika