"Эпизоды с Ментом (Из цикла `Мои любимые фрики`)" Мама Стифлера

Сейчас, отматывая плёнку на десять лет назад, я смутно вспоминаю, что первым фриком в моей жизни был некий Валентин. У Валентина были фиалкового цвета контактные линзы, он был худ и кривоног, и моя мама брезгливо называла его «Валька-глист», после того как Валентин уснул у меня дома диване, накрывшись с головой пледом, а мама приняла очертания его телес на складку на покрывале, и раздавила Валентина жопой. Ему потом долгое время было очень худо, а мне – очень стыдно. Поэтому я неделю исцеляла Валентина зарубежными лекарствами, а они оказались с побочным эффектом. Наевшись американских пилюль, Валентин начал красть у меня чешскую бижутерию и несвежие трусы, а по итогу стал наркоманом. После этого я прекратила его исцелять, и отказала ему от дома. Вот так я стала коллекционером. Но по-настоящему фриковый фрик встретился мне полгода спустя после расставания с Валентином, и его звали Мент.

Эпизод первый. Мент и его семья.

Впервые Мента я увидела у входа в дешёвый ночной клуб, куда ходила по пятницам с шиком попить местного димедрольного разливного пива на пятьдесят рублей. Мент работал в клубе охранником, а я ежепятнично приносила клубу пятирублёвую прибыль. Сама судьба благоволила нашему с ним знакомству. Он был в меру неуродлив, а после двух кружек пива выглядел в моих глазах даже сексуально. Даже то, что у него не закрывался до конца левый глаз, и дёргалась губа – я находила очень эротичным и пикантным моментом. Я же была молода, энергична, и некоторые мужчины тоже считали, что в профиль я очень даже ничего. Если в темноте и после пива. И судьбоносное знакомство состоялось. Я подошла к нему первой, и игриво дёрнула Мента за сисечные волосы, торчащие из ворота его расстёгнутой рубашки. Мент вздрогнул, и задёргал губой. - Лида. – Представилась я, и потупилась, скатывая между пальцев волосатый шарик из сисечной растительности Мента. - Девушка, вы пьяны. Подышите полчасика. – Ответил Мент, и вежливо вышвырнул меня на улицу. В шесть утра, когда клуб закрылся, а Мент получил зарплату, мы пошли с ним встречать рассвет в супермаркет, где Мент купил мне плюшевую свинью и коробочку копчёной мойвы. Я с нежностью нажала хряку на пятак, и он непредсказуемо заорал с китайским акцентом: «Теперь я Чебурашка, и каждая дворняжка!» - после чего замолчал навсегда. Я влюбилась. Мент тоже. Мы съели с ним мойву, сидя на бетонном парапете клуба, а потом, забив Орбитом-сладкая-мята запах вагинального трихомоноза во рту, стали исступлённо целоваться. На седьмой минуте я подавилась Диролом, а Мент с хрустом ударил меня кулаком по спине, и сказал: - Поехали ко мне, валькирия. Я выплюнула на парапет Дирол и последнюю съеденную мойву, и с радостью приняла приглашение. Жил Мент в Люблино, вместе со своими бабушкой и дедушкой. И с собакой породы стаффордширский терьер. Про собаку мне ничего не сказали, но я это поняла сама, как только переступила порог Ментовской квартиры. Что-то большое и тяжёлое повалило меня на пол, и откусило мне кусок уха. - Это Лорд. – Мент ласково потрепал по загривку жующего мою плоть каннибала, и пожурил его: - Фу, Лорд. Это свои. Плюнь, плюнь бяку. Выплюнутую жёваную бяку мы положили в морозилку, и стали ждать приезда «Скорой», а так же знакомиться с ментовской бабушкой. Бабушка Мента была майором в отставке, у неё была заячья губа, и она немедленно устроила мне допрос с пристрастием. - Москвичка? – Старушка нехорошо посмотрела на мой, рязанско-пензенской формы, нос, и потребовала: – Ваши документы? Я достала из сумочки паспорт. Майор его внимательно изучила, и убрала в карман своего халата. - Отдельная жилплощадь есть? – Допрос только начался. - Есть. - Метраж? - Пятьдесят два. - Лоджия? - Десять метров. - Санузел? - Раздельный. - Работаешь? - Работаю. - Сколько получаешь? Откусанное ухо стрельнуло фантомной болью, и я вышла из транса: - Бабушка, вы, часом, не собираетесь ли ко мне жить переехать вместе со своим мутантом? – Я неопределённо кивнула в сторону собаки, Мента и тихо приковылявшего на кухню ментовского дедушки. Двое последних смутились. - Я должна знать, кому я своего внука доверяю. – Рявкнула бабушка. – Внук у меня инвалид. Он боксом занимался – вот кубки призовые. В прошлом году он удар в голову пропустил – и ему лицо парализовало, и мозг пострадал. Ты его не зли. Шестым чувством я догадалась, что бабушкина заячья губа – это не врождённое. И ухо у меня болеть тут же перестало. Мент безмятежно улыбался, и хлопал дверью морозилки. - Мой внук, - продолжала бабушка, - честный милиционер. Взяток не берёт, трудится на совесть. Не курит и не пьёт. Ты должна это ценить. Я кивнула. - Обрати внимание на цвет его лица. – Майор в отставке схватила Мента за подбородок, и приблизило его лицо к моему. От Мента пахло мятной рыбой и кровью. Я вздрогнула. – У моего внука очень здоровый цвет лица. А вот у тебя… Старушка с сомнением посмотрела на мой мэйк-ап, плюнула на палец, и соскоблила румяна с моей щеки. - А вот у тебя цвет лица очень плохой. Куришь? Я опять кивнула. - Дурная девка, Дима. – Бабушка посмотрела на Мента, и покачала головой. - Дурная. И наколка у неё на плече мне не нравится. Или проститутка, или преступница. Я была очень напугана, и непрерывно кивала головой как старый слоник. - Клизмы делаешь с лимоном? – Снова повернулась ко мне бабушка, а я тоненько крикнула: - Не надо мне клизму! - Надо! – Отчеканил бывший майор, и рявкнула в сторону дедушки: - Коля, принеси! Я затравленно оглянулась на Мента. Мент стоял у холодильника, смотрел в открытую дверцу морозилки, и безмятежно улыбался. На кухню вновь просочился дедушка, и, вопреки моим опасениям, положил передо мной тетрадь и ручку. - Бери ручку, записывай. – Скомандовала бабушка, и начала диктовать: - Тебе потребуется: клизма на два литра с силиконовым мягким наконечником, два лимона, будильник… Ты записывай, записывай! Кочан капусты, свекла, большой огурец… - ЗАЧЕМ ОГУРЕЦ?! – Я пересрала окончательно. - Сок, девушка. Овощной сок. Печень чистить чтобы. Цвет лица у тебя нехороший. Землистый какой-то. Циррозный. – Бабушка снова харкнула себе в руку, и потянулась к моему лицу. Я отшатнулась, и сползла под стол. - Дима, она насквозь больная! – Бабушка всплеснула руками, и утратила свою суровость. – Её толстый кишечник забит окаменевшим калом и шлаками! Ты посмотри на цвет её лица! Она же серая! Она же курит! Она не делает клизмы! - Она хорошая. – Улыбнулся из холодильника Мент. – У неё рот большой. Я сидела под столом, и мелко крестилась. - Кого она тебе родит, эта горгулья?! – Истерично громыхала над моей головой бабушка. – Серых уродцев? Сиамских близнецов, пиписьками сросшихся?! Карликов шестипалых?! Она же калом забита доверху! - Никого она мне не родит. – Голосом кота Матроскина ответил Мент, и я услышала как захлопнулась дверь холодильника. – Я её в гандоне ебать буду. Тут в дверь позвонили. Это приехала Скорая. Под аккомпанемент бабушкиных рекомендаций по поводу клизмы с лимоном, мне пришили ухо, и за пятьсот рублей отвезли домой. Дома, напившись водки, я прислушалась к своему внутреннему голосу, в надежде, что он подскажет мне что теперь делать с Ментом. Но внутренний голос нажрался, и посоветовал мне дать Менту шанс. И я дала.

Эпизод второй. Мент и его либидо.

Мент очень любил ебаться. Клизмование, чистый кишечник, и отсутствие вредных привычек положительно сказались на либидо Мента, и он готов был совокупляться круглосуточно. К сожалению, я круглосуточно совокупляться не могла. Наверное, окаменевший кал в толстом кишечнике не позволял. После пятого-шестого полового акта, совершённого подряд в течении двух часов, я забивалась в угол и громко плакала, какбэ ненароком демонстрируя при этом свои пришедшие в негодность гениталии. В общем, темпераменты у нас с Ментом не совпадали. Он всё время хотел ебаться, а я всё время пряталась в углу. Неудовлетворённое либидо Мента и его большие, похожие на сизые груши, яйца, толкали его на измену. Приходя вечером с работы, и привычно обнаруживая меня, сидящей в углу, Мент вздыхал, и под малиновый звон своих яиц уходил «на дежурство». С «дежурства» он возвращался под утро, местами поцарапанный, местами покусанный, местами в губной помаде, и всё равно неудовлетворённый. Стараясь не разбудить меня, он пытался незаметно причинить вред моим негодным гениталиям, но я на этом моменте просыпалась, и начинала браниться. Временами я пыталась представить себе как выглядит Ментовское дежурство: блондинка оно, или брюнетка? Юное как горный эдельвейс, или тёртая жизнью разбитная разведёнка в годах и с грыжей? Нравится ли ей Ментовская привычка во время оргазма кричать «Бабуля-а-а-а-а-а-а-а-а-а!», или её это тоже немного настораживает? Но потом я плюнула на эти раздумья. Какая мне разница как она выглядит? Главное, чтобы меня по шесть раз в день не кантовали. Ментовское дежурство нашло меня само. И выглядело как имя «Пол», высветившееся на дисплее Ментовского телефона в момент входящего звонка. - Тебе какой-то Пол звонит! – Крикнула я под дверь туалета, где Мент в одиночку удовлетворял своё либидо вот уже почти два часа. – Что ему сказать? - Ничего. – Закряхтел из-за закрытой двери Мент. – Не поднимай трубку. Пол – негр, а ты негритянского языка не знаешь. - А ты знаешь? – Я сомневалась в лингвистических навыках Мента. И у меня на то были основания. Кроме фразы «Ту ти ту ту» (Два чая в двадцать второй номер) – Мент не знал ни одного слова по-негритянски. - А я – знаю. – Сурово солгал Мент, и заорал: - «Бабуля-а-а-а-а-а-а!!!» Я предусмотрительно отошла от двери подальше, и подождала ещё пару минут. Мент не вышел. Видимо, его отклизмованное либидо всё ещё не было удовлетворено. Пол позвонил вторично. - Хай, нигга! – Я подняла трубку, и блеснула прекрасным знанием негритянского разговорного. – Хау ду ю ду? Вот ю дуинг? Шоу маст гоу он? - Это Лида? – Спросил меня Пол на чистейшем русском, писклявым женским голосом. - О, йес! Итс ми! - Вы дура? – Вдруг вопросительно нагрубил мне Пол, а я поперхнулась: - Сам ты мудак черножопый! - Кто мудак? – Тупил Пол - Ты, кто ж ещё. Мент мне сказал что ты… Тут до меня дошло, что Мент меня попросту наебал. Пол как минимум баба, и как максимум - вообще не Пол. - Ты кто? – Я перешла на «ты» без всяких брудершафтов. - Я Полина. – Ответил Пол, и мы немного помолчали. - А Мент сейчас дрочит… - Невпопад сказала я, чтобы как-то разрядить обстановку. - В туалете? – Оживилась Полина. – «Бабуля-а-а-а-а!!» кричит? - Минут пять назад третий раз кричал. – Я обрадовалась тому, что у нас появилась общая тема для разговора. Мы деликатно посмеялись, и я осторожно поинтересовалась: - Это ты штоль? Полина в трубке вздохнула: - Да, это я… На автомате я чуть не пошутила: «Людк, а Людк, смари: это ж Риса-Писа!», но что-то мне подсказало, что сейчас не время для шуток. - А чо Менту звонишь? – Мне было ужасно интересно узнать побольше о Ментовском дежурстве. - Хотела сказать, чтобы он сегодня не приезжал… - Смутилась Полина и зачастила: - Понимаешь, у меня после шестого раза… - Писька приходит в негодность? – Подсказала я. – Некроз тканей происходит? - Да-да! – Обрадовалась Полина. – Полный некроз! - Сначала щиплет, потом болит, потом… - Да! Раздувается как у слона, и.. - ТЫ ЕЁ НЕ ЧУВСТВУЕШЬ! – Закончили мы хором, и снова деликатно засмеялись. Вспомнилась реклама «Как я вас понимаю..» - «Нет, не понимаете!» - «Очень понимаю» Полина мне определённо нравилась. - Ну, ты это… Звони, если что. – Из туалета в четвёртый раз раздалось «Бабуля-а-а-а-а!!!», и я поняла, что телефонный разговор пора заканчивать. – Я Менту передам, что ты звонила. - Спасибо, Лида. – С чувством поблагодарила меня Полина, и добавила. – Чмаки, дорогая. Мне было приятно. Положив трубку, я подошла к двери туалета, постучалась туда, и сказала: - Тебе сейчас опять звонил негр Пол, и просил сегодня не приезжать на дежурство. Говорит, дежурную часть на ремонт закрыли. Недели на две. - Да? – Не сразу спросил Мент, и зашуршал туалетной бумагй. – Недели на две? - А то и на три. – Подтвердила я, просовывая Менту под дверь крем для рук. – Крепись. Крем тут же исчез, и, спустя секунд десять из туалета снова послышалось сопение и тихий стон: «Три недели, блять… Дежурная часть на ремонте… А чёрный ход, вроде, не заколочен?» Мой внутренний голос меня не подвёл. Менту определённо стоило дать тогда шанс. Он был забавным фриком.

Эпизод третий. Мент и его бабушка.

В принципе, про бабушку Мента я уже рассказывала в Эпизоде первом. Но то было поверхностно всё, в общих чертах. Про бабушку стоит рассказать подробнее. Бабушку Мента звали Вера Павловна, ей было шестьдесят семь лет, она дважды была замужем, а от первого мужа ушла потому что её гениталии пришли в полную негодность. Повышенная ебливость в Ментовской семье передавалась по мужской линии. Вторым мужем Веры Павловны был тихий дедушка-импотент, который разделял бабушкину любовь к клизмам, и секс его совершенно не интересовал. А ещё пожилая супружеская чета очень любила Мента, и не любила меня. Мента любили за его здоровый цвет лица, и жалели как инвалида, а меня не любили за нездоровый цвет лица, и за то, что я не делаю Менту клизмы с лимоном. И теперь Мента любят только как инвалида. Потому что кожа у него без клизм стала очень нехорошей. Периодически Мент оставался на пару дней у бабушки, где она энергично чистила ему печень и толстый кишечник, и возвращался он оттуда розовым, пахнущим цитрусом, и с хуем наперевес. В те дни, когда Мент проходил сеансы гидроколонотерапии у бабушки, я наслаждалась жизнью, и обильно смазывала свои гениталии антисептическим кремом «Спасатель». Пахло не очень, конечно, но некроз отступал. В очередной раз вернувшись от бабушки, Мент привычно заперся в туалете, а я смотрела шестую серию «Бригады». И тут зазвонил телефон. - У аппарата. – Сказала я в трубку. - Где Дима? – Не размениваясь на китайские церемонии спросила меня ментовская бабушка. - В туалете. – Ответила я, и прибавила звук в телевизоре, потому что Мент снова стал звать бабулю. - Он в туалете, Коля! – Трагично закричала бабушка куда-то в сторону. Видимо, дедушке. – Он в туалете! И как он там? – Это она уже мне. Я пожала плечами: - Откуда я знаю? Наверное, хорошо. - Вот! – Загрохотала бабушка голосом майора милиции. – Вот! Ты даже не интересуешься тем, что Дима делает в туалете! Ты не следишь за его кишечником! Шлаки не выводишь вовремя! Я расслабилась. Разговоры о ментовском кишечнике были у его бабушки излюбленной и единственной темой для разговоров со мной. - Ты не покупаешь ему кефирчик «Данон» и живые бифидобактерии Актимель! – Продолжала проклинать меня бабушка. – Ты не следишь за его стулом! А стул у Димы должен, запомни, Лида, ДОЛЖЕН быть регулярным и мягким! Меня даже не тошнило. Я с Ментом второй год уже живу. Наслушалась. - И тебя не интересует, что произошло сегодня ночью! – Взвизгнула бабушка, а я убавила звук в телевизоре: - А что произошло сегодня ночью? Если это не связано с Диминым говном – то очень даже интересует. - Коля! – Взвыла на том конце трубки бабушка. – Коля, она ругается матом! При мне! Она сейчас сказала про Диму ТАКОЕ… - Вера Павловна. – Мои нервы стали сдавать. – Давайте уже быстрее. Про говно, не про говно, а уже рассказывайте, а то я положу трубку, и скажу Диме, что вы умерли. Он уедет к вам, а я в это время сменю замок в двери. Дима не сможет вернуться, и останется у вас навсегда, приведёт в ваш дом одноногую молдавскую проститутку с сифилисом, и они нарожают вам карликовых правнуков с серыми лицами. Бабушка всхлипнула, глубоко вздохнула, и начала: - Сегодня ночью мы с дедушкой не могли уснуть. Дима каждые полчаса бегал в туалет. Мы очень испугались, что у него начался цистит. Я послала дедушку послушать под дверью туалета, как бы это сказать… Звуки. Я неприлично гыгыкнула. Если бабушка и оскорбилась, то виду не подала, и продолжала: - И это был не цистит, Лида! – бабушка повысила голос, и я поняла, что она близка к истерике: - У ДИМЫ СЛУЧИЛСЯ ПОНОСИК!!!!! И тут её понесло… - Он пукал, Лида! Да-да! Дедушка всё-всё слышал! Дима пукал, и очень страдал! Судя по звукам – а дедушка всё-всё слышал – Диме было мучительно больно! А виновата в этом ты, Лида! Дрянная, дурная, курящая девка! Ты не давала Диме Данончик и лактобактерии, ты не включила в его ежедневный рацион кисломолочные продукты и цельные злаки! У Димы теперь дисбактериоз, а тебе всё равно! Он сейчас мучается и страдает в туалете, а ты смотришь «Бригаду»! Да! Мы с дедушкой всё-всё слышим! Немедленно, слышишь, немедленно сейчас встань, и сходи посмотри какой у Димочки кал! Потом вернёшься, и расскажешь мне. Трубку я класть не буду. Ты всё поняла? Я вздохнула: - Всё. Я отложила в сторону телефонную трубку, полминуты потопала ногами, а потом подняла её снова: - Всё ужасно, Вера Павловна. У Димы буйный алый понос. С вкраплениями зелёной слизи и корейской морковки. На ощупь – немного жидковат. На вкус – кислый, и рот вяжет. Полагаю, жопа у Димы от него болит нехуйственно. Думаю, это холера. Сейчас он просрётся, выйдет, я сразу помою унитаз с хлоркой, надену резиновые перчатки, упакую в пластиковые мешки Димины шмотки и самого Диму, и отправлю эту бандероль к вам домой. Ибо заебали меня и вы, и ваш Дима, и ваши поносы, и даже лимоны. До свиданья, Вера Павловна. Ебитесь вы в рот. Я положила трубку, выдернула телефон из розетки, и постучала в дверь туалета: - Ты там скоро? - Скоро. – Прокряхтел Мент. – А что? - Да дедушка щас твой звонил. Сказал, бабушке чота хуёво стало. Поносит она. То ли лимон был несвеж, то ли с клизмой переборщила, то ли помирает. Ты там это… Съездил бы что ли? - Бабуля-а-а-а-а-а-а!!! – Раненой птицей забился в туалете Мент, но я так и не поняла: то ли это он кончил, то ли моей историей проникся. Когда за Ментом захлопнулась входная дверь, я включила в сеть телефон, набрала номер своего папы, подождала несколько секунд, и сказала в трубку: - Пап, это я. Приходи, я тебе стольник отдам. Выигрыш твой. Ога. Не продержалась я два года. И нечего подъёбывать. Захвати, кстати, инструменты. Личинку в замке менять будем. Да, купила. Да, давно. Пиво? Есть. Всё, жду. Я наклонилась, выдернула из розетки телефонный шнур, и пошла на кухню доставать из морозилки крабовые палочки, папе под пиво, попутно размышляя о том, какой меня ждёт новый фрик, и куда сажать третьего китайского хряка, который, я не сомневалась, у меня скоро обязательно появится.

To be continued…