Куда бы ты ни шел, ты увидишь звезды.
Где бы ни сделал привал, ты упрешься в камень.
Ты можешь стать гордым орлом в белой дырявой туче,
А можешь просто оставить след в борозде лопатой.
Но все-равно твоя песня
Затихающей последней нотой,
Собирая огонь в надежде,
Вольется в собственное Солнце.
http://uda4a.org.ua/
Одна из тайн той женской прелести,
что не видна для них самих -
в неясном, смутном, слитном шелесте
тепла, клубящегося в них.
****
Процесс эмансипации не сложен
и мною наблюдался много раз:
везде, где быть мужчиной мы не можем,
подруги ускользают из-под нас.
****
Тоска мужчины о престиже
и горечь вражеской хулы
бледней становятся и жиже
от женской стонущей хвалы.
****
Ключ к женщине - восторг и фимиам,
ей больше ничего от нас не надо,
и стоит нам упасть к ее ногам,
как женщина, вздохнув, ложится рядом.
****
У женщин дух и тело слитны,
они способны к чудесам,
когда как руки для молитвы,
Подъемлют ноги к небесам.
****
Когда устал и жить не хочешь,
Полезно вспомнить в гневе белом,
Что есть такие дни и ночи,
Что жизнь оправдывают в целом...
****
Губерман
- Перестань пить мою измученную кровь - кричала крепко сбитая женщина своему мужу, тщедушно-астенического вида мужчине, обреченно смотрящему в собственные носки туфлей тридцать восьмого размера. Женщина, увлеченно разбрызгивая желчь по всему периметру отдела супермаркета, продолжала:
- Вот же ж достался мне аспид непутевый. Специалист по нервовыматыванию. Нет, сидел бы себе дома и читал журнальчик научный. Так вместо этого поперся в магазин с дорогим товаром, куда только люди, понимающие толк в прекрасном, ходят. И за что мне это наказание? У всех мужья как мужья. А у меня - ходячая кладезь неприятностей. Вот, скажи, зачем тебе этот бинокль? На девок издали смотреть? Так ты давно уже плотью не интересуешься. Все в высших сферах бродишь. Мудило недотесаное... На звезды по ночам зыркать? Ну да! Конечно! Занятие, достойное уважения. Как-раз для людей с развитой мускулатурой! Эх, дать бы тебе разок по фейсу твоему! Так ведь не поймут же люди! Профессор, как-никак. У других мужики в доме, а у меня придурок этот. Ладно... чего стоишь, зыркаешь из-под себя? Пошли уже, чудо гороховое. Да положь назад бинокль этот. Хватит с тебя микроскопа, шо год назад купили...
Наблюдая исход семейной пары из отдела, продавец Маврикий Шлоссман радостно в себе размышлял - "Как хорошо, что я вовремя стал парнями интересоваться. Что ни говори, а у них больше понимания человеческого водится. Не то, что у фемин этих, у которых из женского только междуножье осталось. Все-таки, толерантность это хорошая штука. Не будь ее, ходить бы мне всю жизнь самому по местам скопления людей. А так и на меня, как на человека, люди смотрят. Ну да ладно.... надо Максиму позвонить, авось что-то с ним наладится..."
Утренний холодный город со слезами на вспотевших изнутри окнах.Серо-коричнеая грусть, укрытая рыжими пятнами мертвой листвы. В глазах все меньше и меньше зелени. Все больше сонной лени. По утрам тревожное мычание грязных машин. Вот-вот начнется ноябрь. Самый тяжелый месяц в году.
Ну и что? И в ноябре люди поют. И радуются. Да еще как! Да здравствует наступающий ноябрь! Месяц не растущих помидоров.
Кто по Зеланду плывет,
Тот ноябрь переживет!!!
Я боюсь, чтобы ты мне чужою не стала, Дай мне руку, а я поцелую ее. Ой, да как бы из рук дорогих не упало Домотканое счастье твое! Я тебя забывал столько раз, дорогая, Забывал на минуту, на лето, на век, - Задыхаясь, ко мне приходила другая, И с волос ее падали гребни и снег. В это время в дому, что соседям на зависть, На лебяжьих, на брачных перинах тепла, Неподвижно в зеленую темень уставясь, Ты, наверно, меня понапрасну ждала. И когда я душил ее руки, как шеи Двух больших лебедей, ты шептала: "А я?" Может быть, потому я и хмурился злее С каждым разом, что слышал, как билась твоя Одинокая кровь под сорочкой нагретой, Как молчала обида в глазах у тебя. Ничего, дорогая! Я баловал с этой, Ни на каплю, нисколько ее не любя.
Павел Васильев. 1932 г.
Дорога,
Струйкой сочащаяся между гор,
Стремящаяся
Удрать из тесноты.
Где спокойной жизнью,
Живут лишь тени.
Ведь они близки и солнцу
И мраку.
Не спорят с небом
И совсем не мечтают
О счастье.
Заигравшись с петлей,
Тянущейся
С занудством улитки
Вверх
К холоду.
К дождю уставшему.
Снегу,
Навсегда проигравшему
Весне.
Все на пути сметая,
Мчится
Ветер над змейкой,
Спеша вверху заявить,
Что
Он подчинится лишь
Силе,
Спрятанной в высшей
Бесстрастной
Воле.
Как голуби, хотели они смотреть на небо только друг через друга. А потому - их небо было особенным, не таким как у других. И хотя оно также красилось синим, на нем никогда не замечалось туч, а свет лился всегда и отовсюду. Впрочем, такое небо есть у каждого. Только люди спрятали его в карманы. От страха, что оно достанется еще кому-то. Вот, чудаки! Не понимают, что неба хватает на всех. Его как не дроби - в каждом кусочке оно вновь возрождается в вечность...
Осенний ветер, дергая кленовые листья в порывистом танго, напоминает нам, что распутный бал вот-вот прервется долгим зимним антрактом.
